Джо Холдеман - Бесконечный мир

Впрочем, поразмыслив, я решил, что ответственность за массовую бойню лежит все же не на нас. Мы сделали все, чему нас учили на тренировочных занятиях, применили все свое умение для того, чтобы свести потери к минимуму. Но вот смерть одного конкретного человека – того мальчишки, которого я застрелил… Я никак не мог перестать об этом думать. Сосредоточенный взгляд мальчишки, который целился и стрелял, целился и стрелял… Мой прицел, скользнувший с его головы к коленям, и – в то самое мгновение, когда я нажал на курок – мальчишка раздраженно нахмурился оттого, что его толкнули. Колени паренька ударились о мостовую как раз тогда, когда моя пуля разорвала его сердце, и еще мгновение на его лице сохранялось то же недовольное выражение. А потом он упал вперед и умер прежде, чем его лицо соприкоснулось с землей.

В это мгновение во мне тоже что-то умерло. Невзирая на чуть запоздавшее вливание коктейля успокаивающих лекарств. Я знал, что есть только один способ избавиться от этого кошмарного воспоминания.

Но Джулиан ошибался. Первое, что сказал ему психотерапевт:

– Как вы знаете, мы можем выборочно стереть некоторые воспоминания. Мы можем заставить вас забыть о том, что вы убили этого мальчика, – доктор Джефферсон был чернокожий, лет на двадцать старше Джулиана. Разговаривая, он теребил клочок седой бородки. – Но это не так просто, как могло бы показаться. Некоторые чувственные ассоциации убрать мы не сможем, поскольку просто невозможно отследить все нейроны, задействованные в этих переживаниях.

_ Я, наверное, и не хотел бы это забыть, – проронил Джулиан. – Теперь это часть меня. Хуже я стал от этого или лучше – не знаю.

– Не лучше – и вы сами это понимаете. Если бы вы были человеком такого склада, который может, не задумываясь, убить кого-нибудь и пойти дальше, армейское командование направило бы вас в группу охотников и убийц.

Они сидели в обшитом деревянными панелями уютном кабинете психотерапевтического отделения в Портобелло. Стены кабинета были украшены яркими национальными орнаментами и шерстяными ковриками. Джулиан не сдержал внезапного порыва и потрогал грубую шерсть одного из ковриков.

– Если даже я забуду об этом, парнишка все равно останется мертвым. Это как-то неправильно.

– Что вы имеете в виду?

– Это мое горе, мой грех. Он ведь был всего лишь ребенком, который попал в…

– Джулиан, у него было оружие, и он поливал огнем все вокруг. Возможно, убив его, вы тем самым спасли множество других жизней.

– Не наших жизней. Мы-то были здесь в безопасности.

– Хорошо, вы спасли жизнь многим мирным людям. И вряд ли вам пойдет на пользу, если вы будете думать о нем как о невинном, беспомощном ребенке. У него было опасное оружие, и он не контролировал своих Действий.

– Я тоже был вооружен. И я контролировал свои Действия. Я целился так, чтобы только вывести его из строя.

– Тем больше оснований для вас не обвинять себя понапрасну.

– Скажите, вы когда-нибудь кого-нибудь убивали. – Джефферсон покачал головой – одним быстрым движением. – Тогда вы этого не поймете. Это все равно что потерять девственность. Ладно, можно уничтожить память о событии, но от этого девственность не возвратится. «Чувственные ассоциации», как вы говорите, никуда не денутся. А может, я почувствую себя еще больше испоганенным? Если не смогу проследить эти ощущения до причины, их вызвавшей?

– Могу только сказать, что у некоторых людей это срабатывает.

– Ага… У некоторых – но не у всех, так?

– Не у всех. Медицина – наука не точная.

– Тогда извините, доктор, – я отказываюсь от подчистки памяти.

Джефферсон полистал бумаги, лежащие у него на столе.

– Вам могут и не позволить отказаться.

– Я могу ослушаться приказа. Это не бой. А от нескольких месяцев в тюрьме для военных мне ничего не сделается.

– Все не так просто, как вам кажется, Джулиан. – Доктор принялся перечислять, загибая пальцы: – Во-первых, в тюрьме для военных вы вполне можете погибнуть. Солдат-пехотинцев отбирают по агрессивности, а механиков они не любят. Во-вторых, тюремное заключение может стать началом катастрофы в вашей служебной карьере. Неужели вы думаете, что в Техасском университете будут рады предоставить работу бывшему зеку, да еще и чернокожему? И в-третьих, вы, возможно, и не имеете права отказаться от лечения. Потому что у вас выявлены стойкие суицидальные тенденции. И я могу…

– Разве я хоть раз заикнулся о самоубийстве? Когда же это?

– Возможно, и никогда, – доктор взял нижний листок из стопки и подал Джулиану. – Вот, посмотрите, это – ваш личностный профиль. Прерывистая линия показывает средний уровень значений для мужчин вашего возраста, в год их призыва в армию. Посмотрите на высоту столбика над «Су».

– Это основано на каких-то письменных тестах, которые я проходил пять лет назад?

– Нет, здесь учитывается совокупность многих факторов. Армейские тесты, данные клинического наблюдения, начиная с детского возраста.

– И на основании этих данных вы имеете право подвергнуть меня медицинским процедурам без моего согласия?

– Нет. На основании того, что я – полковник, а вы – сержант.

Джулиан подался вперед.

– Вы – полковник, который давал клятву Гиппократа, а я – сержант с докторской степенью по физике. Неужели мы не можем хоть немного поговорить как интеллигентные, образованные люди?

– Прошу прощения. Продолжайте.

– Вы предлагаете мне пройти лечение, после которого, возможно, у меня сильно пострадают память и интеллект. Могу ли я быть уверенным, что после такого лечения смогу, как прежде, заниматься наукой?

Джефферсон помолчал немного, потом сказал:

– Да, лечение может повредить вашу память – но вероятность этого невелика. А если вы убьете себя, то уж точно никакой наукой заниматься не сможете.

– Ради бога, доктор! Я не собираюсь себя убивать!

– Хорошо. А теперь подумайте – что, по-вашему, говорят в подобных случаях потенциальные самоубийцы?

Джулиан постарался сдержаться и сказал, не повышая голоса:

– Что же, доктор, выходит? Если бы я заявил: «Да, конечно, я собираюсь это сделать», тогда вы сочли бы меня нормальным и отпустили домой?

Психиатр улыбнулся.

– Хороший ответ! Но, понимаете, так может сказать и потенциальный самоубийца, скрывающий свои намерения.

– Разумеется. Что бы я ни сказал – вы можете счесть это лишним доказательством психического расстройства – если убеждены, что я действительно болен.

Доктор порассматривал свою ладонь и наконец изрек:

– Послушайте, Джулиан… Видите ли, я просмотрел в подключении вашу запись и точно знаю, что вы ощущали, когда убили этого мальчика. Можно сказать, я был тогда с вами. Я был вами.