Михаил Клименко - Ледяной телескоп (сборник)

— Ну и зря я с вами побежал! — разобиженно сказал невысокий, толстощекий, изумрудный крепыш в ситцевой кепке с длинным целлулоидным козырьком.

— Это почему зря? — серьезно спросил его худой и длинный, зеленый, как плющ, парень.

— А потому что! — громко сказал толстощекий крепыш. — Оказалось, это собака была! За собакой, братцы, мы километра два гнались.

Раздался такой хохот, какого я, кажется, никогда еще не слыхал. Я засмеялся вместе с ними, хотя мое лицо горело от побоев.

— Вы поедете или пешком пойдете?!. - злился высунувшийся из-за приоткрытой дверцы зелено-хризолитовый шофер с аккуратненькими усиками.

Громко разговаривая, бурно обсуждая все случившееся, все в один миг, и я в их числе, взобрались в кузов. Протягивая сверху руки, говоря что-то веселое в привычное, парни помогли взобраться визгливым, смеющимся девушкам. Мы сидели на дощатых лавках, прибитых к прямоугольной раме. Я почему-то оказался в средине, смотрел и прислушивался к этому деятельному и бурному, веселому народу.

По просьбе ребят шофер сделал крюк и довез меня чуть ли не до самого дома.

ПРИЗНАНИЕ ЭГОИСТА

На следующий день я с утра занялся всевозможными примочками, чтоб хоть немного устранить с лица, говоря языком моей профессии, хроматическую контрастность, а попросту — синяки.

Потом я пошел в ближайший автомат, чтобы позвонить Ларисе.

Я уже набрал на диске номер, как вдруг какой-то бурый, со слабым сливяным оттенком, сорокалетний коротыш открыл дверь и попросил меня потесниться.

— Парень, надо поговорить. Недолго…

Он сунул левую руку в карман.

Упершись в автомат спиной, я руками и одной ногой толкнул малыша с такой силой, что дверь будки распахнулась, ударилась и из нее со звоном полетели стекла. Трубка вырвалась из рук, ударилась и разбила боковое стекло.

Незнакомец исчез молниеносно.

Мне все эти дьявольские штуки уже изрядно надоели.

Я часов в одиннадцать пошел в милицию и обо всем рассказал. Там решили «фиолетовыми ребятами» заняться. Мне обещали помочь. Попросили в ближайшие дни допоздна нигде не задерживаться и никуда не уезжать…

Я был зол на вчерашних своих обидчиков. И за себя и за Джека. Куда он исчез?

После обеда я отправился в универмаг, в хозяйственный отдел. Надо было купить электроплитку, так как газовую магистраль со дня на день должны были отключить на продолжительный ремонт.

Эх, если б появился хоть один фиолетовый! Уж я схватил бы его за шиворот — и будь что будет!

Я купил электроплитку и вышел из универмага. Теперь мне предстояло уплатить за пользование электричеством.

Я шел по солнечной летней улице и был очень внимателен.

Вокруг были люди зеленоватых гамм. И только некоторые имели оттенки бирюзового, красноватых и золотисто-оранжевых цветов — такие, какие по большей части имели дети.

Вот прошла со странной улыбкой на счастливом лице золотисто-персиковая девушка. Она счастливо, взаимно кого-то любит. Это я знаю точно…

И такие золотисто-оранжевые, золотисто-лимонные и подобные им цвета встречались мне нередко.

Вот по той стороне улицы с рулоном в руке быстро шагает ярко-смарагдовый, волевой энтузиаст. Скорее всего это изобретатель. И бирюзовый тембр в смарагдовом тоне его тела свидетельствует о том, что поиск совсем недавно удачно завершен…

Навстречу возбужденному эрудиту плавно плывет толстая фисташковая женщина. Она кому-то сострадает, одобряет чей-то поступок. Она…

А вот с той стороны улицы, наискось от цветочного магазина, мчится канареечно-желтый толстоватый себялюбец. Он в сверхмодных одеждах. В руках у него букет синевато-зеленых цветов.

Себялюбец пересекает улицу.

Странное совпадение. Такая случайность!

Навстречу канареечному, порывистому себялюбцу на средину улицы выбегает длинноногий и боевитый соломенно-желтый эгоист.

Я засмеялся, стоя на бордюре.

Они готовы были столкнуться.

Все бибикало, неслось и теснилось к тротуару…

Я перестаю улыбаться. Челюсть моя отвисла, потому что уже предчувствую, предвижу печальный финал.

В последнее мгновение себялюбец сделал что-то вроде пируэта, увернулся…

Эгоиста же мотороллер сбил.

Он лежал в трех метрах от эпицентра, вгорячах пытался подняться. Я бросился к нему, едва ли не на спине дотащил его до края тротуара, помог лечь.

— Как вы себя чувствуете? — склонившись над ним, спросил я.

Прикрыв глаза, как бы сосредоточиваясь на глубокой мысли, он вдруг возмутился:

— Неужели он не мог меня объехать?

— Успокойтесь, вам вредно волноваться, — легонько похлопал я его по плечу и под голову, на которой неопрятно рассыпались длинные хилые волосы, положил свой, кроме плитки ничего не содержавший, портфель. Я попытался расстегнуть ему пояс, но он отшвырнул мою руку. Хотел расстегнуть тугой ворот его рубашки, он возмутился:

— Не прикасайтесь к горлу!

— Врача, «скорую» вызвали? — спросил я окруживших нас людей.

— Да, трое побежали звонить, — успокоили меня.

— А то он уже катастрофически меняет цвет… — неосторожно заметил я.

— Цвет?.. Значит, это конец!.. — широко открыв глаза, проговорил несчастный и ужаснулся: — Опять он!.. Константин, я боюсь вас! Пощадите же!!

— Вы меня знаете? — удивился я.

— И знаю, что эту уличную катастрофу устроили вы!

— Да вы с ума спятили! При чем здесь я? Я стоял на бордюре.

— Многие стояли на бордюре… Стояли, да не так, как ты, и не для того!.. — обидчиво прошептал он, становясь сизо-буланым… — Мы все знаем, Константин. — Он помолчал. — Но я до конца хочу быть правдивым. Все скажу!.. И тогда, ночью в лесу, несмотря на кромешную тьму, вы все видели. Я знаю. Мы все о вас знаем. Но за что вы меня там так ударили?

— Так это были вы? — поразился я. — Тот, буро-фиолетовый, гонявшийся за мной бизон?

Эгоист страдальчески сморщился.

— Второй раз, — прошептал он, — вы склоняетесь надо мной. А в третий?.. Над моим телом?

Его лицо передернулось.

— Следовательно, — уточнил я, — там был не Ниготков?

— Нет. Был я, Игорь Словесный. Игорь Тимофеевич… И другие. Константин, заклинаю вас! — не губите меня. Пощадите!..

— Между Ниготковым и вами, Игорь Тимофеевич, есть что-то общее. Почему ночью в лесу я вас принял за Ниготкова? Почему вы с ним схожи?

— Мы двоюродные братья. Наши матери родные сестры.

— Вы двоюродный брат Ниготкова? — поразился я.

— Сожалею об этом! — искренне воскликнул он. — Я с ним хочу порвать. Навсегда! Я решил…