Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

Глава VII. Любовь земная, любовь небесная

Был у меня приятель.

Из любого пустяка делал трагедию.

Часто видел цветные сны, научился их классифицировать.

Разделял на нейтральные, страшные и те, которые хочется увидеть еще раз.

Любил уют, хорошо приготовленные обеды, модную одежду, а просыпался всегда в своей неуютной прокуренной комнате – на столе грязные носки, тетради с конспектами. В конце концов чудесную способность видеть цветные сны он потерял и из замечательного собеседника, романтичного, даже нежного, превратился в угрюмое, ничем не защищенное существо. То есть полностью подпал под влияние определенных сил.

А мне в ту ночь приснилась Архиповна.

Вся в черном – легкая на снеговом, на белом… идет и черным не пугает белизны…

В темноте бесстыдно наклонялась, тяжелые длинные волосы падали мне на лицо. Теплыми пальцами нежно вела по плечу, вдруг отдергивала руку, будто обжигалась. Всем своим существом я чувствовал, как Архиповна жалеет меня. Может, при ней даже и заколка была, но я сдерживался, хотел, чтобы сама догадалась. «Не бойся», – шепнул, когда пальцы Архиповны коснулись наручников. Вместо ответа она прижалась ко мне небритой щекой. «Лесной травой пахнет…» – неуверенно шепнул я.

В ответ она застонала сладко. «Дикими ягодами…»

Я очнулся.

Пахло горьким.

Зудел одинокий комар, и дверь в избу была широко растворена.

– Чикембе? – в страхе закричал я. Во времена Антона Чехова и Льва Толстого даже самый маленький писатель был больше, чем писатель, а сейчас самый большой – меньше всего, что можно себе представить. Я уже не был уверен, что удастся привезти лесную в Питер. Скорее она уведет меня в тайгу. Несколько звезд высветилось в проеме распахнутой двери. Где взять силы? Если брат Харитон черпал их прямо из Космоса, может, и я смогу? Пещерной мыслью, синей плесенью… До полюса тут ближе, чем до ближайшей железнодорожной станции. Здесь все возможно. В лунном свете я видел иссушенное тельце жалкого лесного цветка, оброненного на пол. Говорят, после секса укорачиваются ноги. Может, и так, рулетки при себе я не имел. К тому же секс во сне – это всего лишь секс во сне. Не больше. Звезда в оконце мерцала. Для чего мы живем? Чтобы получить представление об окружающем мире? Смешно. Изнасиловать могут и в дорожной пробке. Почему Святой сказал мне, что я многое увижу, но многому не поверю, принесу новости, а они никого не обрадуют?

В лесу раздались какие-то голоса.

Гей-та гоп-та гундаала?

Нет, только не это.

Маленькая плотная мышь суетливо металась по избе.

Почему-то Архиповну это не пугало. «Где ты отрастила волосы?» – спросил я во сне. «В Китае, – нежно выдохнула Архиповна. – Волосы не дети. Волосы в Китае может выращивать каждый и сколько угодно». И спросила жалостливо: «Хочешь пить?» Медленно двумя ладонями опустила мою голову к своим грудям. Направляя, шепнула: «Будем голодать, всю семью прокормлю…»

Я жадно присосался.

Грудь упруго ходила в моих губах.

Я боялся ее потерять. Нежность молока, сладость млечная.

Ничего не бывает лучше. Теперь никаких вин, никакой водки.

«Тебя не кормят?» – Мне показалось, что Архиповна опять жалеет меня.

Но женщин не поймешь, их чувства всегда изменчивы. Во сне я жадно ловил губами упругую пушистую грудь. Никогда в жизни не снились мне такие чудесные сны. Моя осознанность катастрофически падала, потому что я полностью подчинился желаниям Архиповны. «Общие подконвойные работы», – хохотнул сыч в тайге, и только тогда я проснулся, сел на скамье, вслушиваясь в предрассветную тишину.

Распухший от жажды язык больше не затыкал рот. Он уже не казался распухшим.

И пить совсем не хотелось. Неужели во сне можно утолить жажду? Когда я расскажу этот сон Архиповне, она растрогается. Женщинам нравится спасать мужчин, а она ведь меня спасла, думал я, разглядывая в проеме дверей изменившийся рисунок звезд. Даже побряцал наручниками для убедительности.

За избой застонали, и я мгновенно замерз от ужаса.

Медленно провел пальцем по скамье. Влажно. Запах молока.

За открытой дверью в нежнейшем, как бы даже светящемся тумане, доходившем до бедер, снова появились братаны, только теперь не как черные суслики, а как чугунные доисторические локомотивы. Маленькие лобики морщили в чело… Ворочали волосатыми головами, выслеживали стремительную тень. Мелькнула длинная волосатая нога в лунном свете, и плечи – как в серебристой хвое. В лунном свете все казалось неверным, текло, плавилось, но Кум, конечно, не зря выкармливал братанов. Один внезапно нагнулся (влажный свет облил его чугунные плечи) и жадно запустил толстую короткую руку в туман. Шарил в нем, как в молочном ручье. Другой тоже насторожился, свистнул. Стремительная тень метнулась из-за ели, прорвала туман, как влажную стену, впилась зубами в шею братану. А может, это был поцелуй… Не знаю… Ночь сразу пришла в неистовое движение. Второй братан завыл, зацокал, бросился на помощь, упал. И все опять исчезли в тумане.

Зато в проеме дверей мелькнула рука.

Курчавая растительность, как на мужике Евтихиеве.

Торчащие груди. Лицо, обрамленное рыжими колечками. Бессмысленная улыбка. Я так понял, что лесная дева явилась спихнуть меня с ума. Попробовал отодвинуться, отсесть, пополз по скамье, но спина уперлась в бревенчатую стену, оцарапался, пристегнутая к скобе рука повисла в воздухе.

Запах пота и молока. Запах влажной шерсти.

Лесная дева медленно, как бы не веря, провела волосатыми пальцами по моему плечу, спустилась по руке, коснулась металла наручников. Толстые губы обиженно вывернулись, раздался негодующий стон.

«Поможешь?..»

Лесная дева не ответила.

Сильными пальцами расстегнула пуговицу моей куртки.

Ни одно дикое существо с таким сложным делом сроду не справится.

Застонала от нетерпения. Груди в кудрявых завитушках. Круглое лицо, как в капоре, в шапке волос. Рыжеватый пушок, кудрявые затейливые завитушки. Вывернутые губы, дымные глаза, в которых не угадывалось ни страха, ни ненависти. Медленно наклонялась к моему лицу, показывала желтые клыки. «Вы мне изменяете?» – спросила бы Маришка. Я леденел под ужасными волосатыми пальцами. Не обгадиться бы. Лесная дева скалилась, поглаживала мое плечо, готовилась, может, впиться в глотку.

И опять вдруг задергался, завыл в кармане мобильник.

Лесная дева метнулась к двери. Я выхватил телефон. «Ты спишь?» Я даже не сразу понял Архиповну. Пахло влажным. Остро пахло страхом. Мягкая рыжеватая прядка валялась на нарах. Я машинально сунул ее в карман. «Сплю… Сплю…» – «Ну, копи силы», – успокоилась Архиповна. И ободрила меня: «Вернусь, поженимся».