С Златаров - Третье Тысячелетие

— Ты вернулся! — тихо сказала она. — Вас долго не было. Я боялась…

— Это хорошо, — ответил я. — Такое случается и с земными девушками…

— Ты хочешь, чтобы я походила на них?

— Хочу, чтоб ты была похожа на одну себя. Мы пошли к лифтам. Ли медлила — она никогда не спешила, когда предстоял спуск под землю.

— Прошлой ночью я смотрела в маленькую подзорную трубу на ваш корабль, — сказала она.

— Ты сама это придумала?

— Нет, мне дал посмотреть Фини…

Я догадывался, какого рода интерес к «Аяксу» испытывал Фини. Видимо, проверял, не удрали ли мы.

— Я смотрела на звезды. Хотела отыскать вашу…

— Она не видна в такую слабую трубу, — сказал я.

— Нет, я нашла ее, я почувствовала ее — у нее такой ласковый свет.

В тот же день мы встретились с Кунеем. Узнав, что предполагаемая операция будет, по сути дела, означать гибель «Аякса», Куней воскликнул:

— Но зачем вы делаете это? И я не понимаю, как мы будем рассчитываться с вами…

— На сей раз это не будет стоить вам во гроша, пошутил Сеймур.

— Может быть, вы хотите, чтобы мы поделили Тис? — все еще недоумевая, вопрошал Куней. — И чтобы мы владели им вместе?

Я хорошо понимал, что принять эту услугу даром казалось ему неразумным и даже безнравственным. Сеймур нашел выход из положения:

— Да, у нас есть некоторые условия! Мы можем подписать договор о сотрудничестве с вами при том условии, что всем жителям Тиса будут гарантированы одинаковые права.

— А разве сейчас не так? — озадаченно спросил Куней.

— Речь идет не только о нас и о вас. Я говорю и о туземцах. О детях, которые могут родиться от смешанных браков, — Сеймур едва заметно улыбнулся.

— Но какое отношение ко всему этому имеют туземцы?

— Самое прямое… Их десятки, а может быть, и сотни тысяч. Без их помощи, без их рабочих рук у нас ничего не получится.

— Я согласен! — с облегчением сказал Куней. — Конечно, согласен. Когда мы заключим договор?

— В ближайшие дни. С вашей стороны его подпишете вы, с нашей — Хенк.

— Это большая честь для меня, — искренне сказал Куней. — Можно оповестить об этом разговоре наших людей?

— Разумеется! — ответил Сеймур.

На следующий день предстояла очередная экспедиция за провиантом. Я вызвался ехать вместе с Ли. Поднявшись на поверхность, я увидел Фини, он помогал нагружать один из вездеходов. Подойдя ближе, я понял, что наш договор, хотя еще и не подписанный, вступил в силу. Старый скряга взял по крайней мере в пять раз больше вещей для обмена. Среди них была даже дюжина газовых зажигалок. Я заранее представил себе ликование охотников. Фини показался мне на этот раз более дружелюбным.

Когда вдали показался лагерь туземцев, я остановил сани и предложил Ли:

— Выйдем ненадолго.

Мы были на перевале невысокого хребта. Внизу перед нами простиралась широкая долина, терявшаяся где-то в стороне океана. Мне казалось, что я Вижу и сам океан, могучий и спокойный, неподвижный и вечный. Я видел разъяренное солнце, пылающее над его мрачными водами. Видел, как рождаются облака, как они несутся огромными белыми стадами к прозрачному небу. Как темнеют, тяжелея от снега. После многовекового затишья над планетой вновь пронесутся снежные бури. Тяжелые волны океана будут ломать ледяной панцирь. Пройдут еще годы, и хлынут первые ливни. Льды станут таять все быстрее, и наконец кое-где выглянет земля — маленькие грязные пятна вдоль экватора. И какой бы раскисшей и некрасивой ни была эта первая земля — для нас настанет великий праздник.

Я видел, как все выше вздымаются воды океана, как они устремляются все дальше и дальше на сушу. Туземцы уходят к полюсам. С ними бегут обезумевшие медведи. Волны заливают только что освобожденную землю, с грохотом разбиваются о скалы. Даже огромные морские чудища в страхе прячутся в океанских глубинах.

Все сильнее припекает солнце. Но неба не видно _ над водою, над вершинами гор бушуют шквалы испарений. Грохочут громы, молнии прошивают сырой сумрак. Похоже, что все погибнет, на сей раз под водой.

Но нет! Я видел те долгие десятилетия, когда солнце борется с водной стихией. Видел, как оно побеждает. Как день за днем вновь возникает суша — бурая мертвая глина, изрезанная потоками. Вот стоят черные безлистые леса. Вот из воды поднимаются огромные белые дворцы, древние гранитные стадионы, пустынные города…

И на скалистой вершине я видел Великого Сао — слепого, как Гомер, но всевидящего, всезнающего, всемогущего. Его вдохновенное лицо обращено к посветлевшему небу, губы чуть шевелятся. Он складывает слова своей последней поэмы — великой поэмы Сотворения. Он уже видит новые леса и поля, зрит свое племя среди зеленеющей тундры. Людей, пробудившихся после многовековой дремоты, жизнерадостных и счастливых.

Я услышал гул моторов. Из-за тороса выскочили сани Фини.

— Идем, — сказала Ли.

— Идем, — ответил я.

И мы пошли к племени, ожидавшему нас с горами замороженного мяса.

СВЯТОСЛАВ СЛАВЧЕВ

КРЕПОСТЬ БЕССМЕРТНЫХ

— Ну вот мы и заблудились! — чертыхнулся Ганс и отпустил акселератор. — Уж где-где, а здесь я не проезжал, ручаюсь!

Наш старый «форд» заглох и медленно свернул на обочину. На разбитой дороге, оставшейся со времен Римской империи, чернели в сгущавшихся сумерках длинные коварные камни с острыми гранями.

Я развернул карту, пытаясь рассмотреть ее при неровном свете зажигалки. После обеда мы выехали из оазиса Сиди-Фаюм для осмотра больных в Бахире, планируя сразу же вернуться, но харман — этот внезапный песчаный ураган — застал нас где-то в середине пути. Три часа простояли мы, оглушенные противным воем песка, затыкая все щели, куда могла проникнуть удушающая пыль пустыни. Потом наш драндулет с трудом забирался на песчаные холмы, и я проявил неблагоразумие, предложив Гансу свернуть на какую-то старую, не помеченную на карте дорогу. Мне казалось, что так мы скорее доберемся до оазиса. Ганс также поступил неблагоразумно, послушавшись меня. И вот теперь угрожающе надвигалась пустынная ночь, а мы глупейшим образом оказались на дороге, которая вела черт знает куда.

Я убрал карту и как можно увереннее сказал:

— Давай возвращаться, Ганс! Доедем до поворота, тут, видимо, не больше двух часов.

— Как угодно, герр доктор!

Когда Ганс недоволен, он становится не в меру учтивым, а уж если он назвал меня «герр доктор»…

В сущности, он прав. В оазисе на Международной медицинской станции его ожидала сестра Дороти. Меня же никто не ждал. За два года пребывания на станции мне достаточно все надоело — и обманчивая пустынная романтика, и исследования песочной лихорадки, от которых мне становилось дурно, и весь набор скудных развлечений, что мог предложить оазис.