Сэмюель Дилэни - Вавилон-17

— Начинайте.

— У Батчера амнезия, как говорят доктора на Титане. Это означает, что его сознание заключено в части его мозга, и все, что происходило до шестьдесят первого года блокировано. Его сознание занимает, таким образом, часть коры головного мозга. Вот это, — он надел на голову Батчера металлический шлем, глядя на Ридру, — создает серию «неприятностей» в этом районе, пока он не вынужден будет прорваться из этого района в остальную часть мозга.

— А что, если между этим участком коры и другими просто нет связи?

При той жизни, которую он вел, — заметил генерал, — мне трудно представить себе, что может быть неприятно для его головы.

— Бейсик, алгол, фортран, — сказал доктор Тиварба.

Генерал следил, как доктор проводит дальнейшие приготовления.

— Обычно отслеживаем ситуацию змеи в мозгу. Однако с мозгом, который не знает слова «я», тактика страха не подействует.

— А что подействует?

— Алгол, бейсик и фортран при помощи парикмахера и того фактора, что сегодня среда.

— Доктор Тиварба, я не изучал внимательно ваш психоиндекс…

— Я знаю, что делаю. Ни один из этих языков для компьютера не знает слова «я». Это делает невозможным такие предположения, как «Я не могу решить эту проблему», или «Я не понимаю», или «Я не хочу напрасно тратить свое время». Генерал, в маленьком городке, на испанской стороне Пиренеев, есть лишь один цирюльник. Цирюльник бреет всех мужчин в городе, кто не бреется сам. Бреет ли цирюльник себя или нет?

Генерал нахмурился.

— Вы не верите мне? Но, генерал, я всегда говорю правду. За исключением сред. По средам любое мое утверждение — ложь.

— Но сегодня среда! — воскликнул генерал, начиная выходить из себя.

— Как убедительно! Ну, ну, генерал, передохните, а то у вас посинело лицо.

— Я дышу нормально!

— А я ничего не говорю. Отвечайте только да или нет: прекратили ли вы бить свою жену?

— Будь я проклят, если могу ответить на такой вопрос…

— Ну, ладно, пока вы думаете о жене и о среде, скажите, кто бреет цирюльника?

Генерал разразился смехом:

— Парадоксы. Вы хотите начинить его парадоксами, чтобы он с ними боролся?

— Если так поступить с компьютером, он перегорит, если только он не запрограммирован выключаться, встретив противоречие.

— Предположим, он решит лишиться тела?

— Разве такая малость остановит меня? — он указал на другую машину. — Для этого и есть вот это.

— Еще одно. Как вы узнаете, какие парадоксы ему давать? Конечно, те, что вы говорили мне…

— Их — нет. Помимо всего прочего, они существуют только на английском и еще нескольких аналитических языках. Парадоксы существуют в лингвистической манифестации языка, на котором они выражены. В парадоксе об испанском цирюльнике слово «все» и содержит противоречащие значения. То же самое в других парадоксах. Лента, которую послала мне Ридра, содержит грамматику и словарь Вавилона-17. Удивительно! Это наиболее аналитический из существующих языков. Но это потому, что все изменяется, и значения выражаются в огромном наборе конгруэнтных конструкций, выраженных теми же словами. Это означает огромное количество парадоксов, которые ошеломляют. Ридра заполнила конец ленты наиболее остроумными из них. Мозг, ограниченный Вавилоном-17, эти парадоксы сожгут или сломают…

— Или заставят установить связи с другой частью мозга. Понимаю. Ну, начинайте.

— Я уже начал две минуты назад.

Генерал посмотрел на Батчера.

— Я ничего не вижу.

— И еще минуту не увидите, — доктор делал дальнейшие приготовления. — Система парадоксов, которые я шлю ему, должна еще прорваться через внешнюю оболочку его мозга.

Внезапно губы на твердом мускулистом лице разошлись, обнажив зубы.

— Начинается, — сказал доктор Тиварба.

— Что происходит с мисс Вонг? — лицо Ридры тоже исказилось.

— Я надеялся, что этого не случится, — вздохнул доктор Тиварба, — но подозревал, что все же случится. Она в телепатическом контакте.

Треск стула Батчера. Ремень, крепивший голову, ослаб и его череп ударился о спинку сиденья.

Звук со стороны Ридры перешел в вопль, потом прекратился. Ее испуганные глаза дважды мигнули, она закричала:

— О, Моки, как больно!

Один из ремней, удерживающих руку Батчера, лопнул, взлетел кулак.

Доктор Тиварба нажал кнопку, белый свет сменился желтым; что-то происходило с телом Батчера: он расслабился.

— Он лишил… — начал генерал Форестер.

Но Батчер тяжело дышал.

— Выпустите меня отсюда, Моки, — донесся голос Ридры.

Доктор нажал другую кнопку и ремни, стягивающие ее лоб, икры, запястья, раскрылись с треском. Она побежала через камеру к Батчеру.

— Его тоже.

Он нажал другую кнопку. Батчер упал ей на руки. Под его тяжестью она опустилась на пол и начала делать ему массаж.

Генерал Форестер держал их под прицелом вибропистолета.

— Итак, ради дьявола, кто он и откуда?

Батчер снова начал терять сознание, но, цепляясь руками за пол, он поддерживал себя.

— Най… — начал он. — Я… я Найлз Вер Дорко… — голос его утратил жестокость. Он стал немного выше и был окрашен легким аристократическим акцентом. — Армседж. Я родился в Армседже. И я… я убил своего отца!

Дверная пластина скользнула в сторону. Стал чувствоваться запах дыма и горячего металла.

— Что за дьявол так пахнет? — сказал генерал Форестер. — Этого не должно было случиться.

— Я предполагал, — сказал доктор Тиварба уверенно, — что половина защитных слоев этой камеры будет прорвана. Если бы это продолжалось еще несколько минут, у нас вообще не было бы шансов.

Шум шагов. Испачканный сажей космонавт покачивался у двери.

— Генерал Форестер, с вами все в порядке? Внешняя сторона стены взорвана, каким-то образом вскрыты радиозамки на двойных дверях. Что-то пробилось до середины керамических стен. Похоже на лазер.

Генерал сильно побледнел.

— Кто пытался пробиться сюда?

Доктор Тиварба посмотрел на Ридру.

Батчер встал на ноги, держась за ее плечо.

— Несколько наиболее остроумных моделей моего отца, включая ТВ-55. Здесь, в штаб-квартире Администрации Союза, их должно быть не менее шести, высокоэффективных, но не привлекающих внимания. Но теперь о них можно не беспокоиться.

— Я успокоюсь только тогда, — раздраженно сказал генерал Форестер, — когда вы пройдете в мой кабинет и все объясните.

— Нет. Мой отец не был предателем, генерал. Он просто хотел сделать меня наиболее сильным секретным агентом Союза. Но оружие — это не инструмент, а скорее знание, как его использовать. А у захватчиков есть это знание — это Вавилон-1 7…