Андрей Егоров - Балансовая служба

– Эй, – Митрохин поднял руку, прерывая оратора, – можно спросить?.. Я, честно говоря, не понял? А в чем мое преступление? Я хочу сказать, что я тут – сторона потерпевшая, и только-то.

Обвинитель поглядел на банкира с таким вит дом, что ему мгновенно стало ясно – преступление совершил именно он, и преступление его – чудовищно. Ему вспомнился Тринадцатый, лежащий на асфальте, раскинув руки, и сразу стало очень нехорошо. Митрохину почудилось, что он находится в самом центре зарождающегося черного вихря, который поднимается, чтобы поглотить его.

– Вы препятствовали действиям Балансовой службы, – загрохотал голос обвинителя, – вы пытались самостоятельно сместить баланс. И самое главное, по вашей вине и при вашем участии погиб один из молодых, перспективных балансировщиков.

Колдунья вскрикнула и прикрыла рот ладошкой. Митрохин покосился на девушку. На лице у нее был написан такой ужас, что ему стало еще больше не по себе.

– Кончайте ломать комедию! – крикнул Иван Васильевич. Как обычно, в минуты, когда ему угрожала опасность, он действовал импульсивно.

И обычно всегда выигрывал. Но не в этот раз.

– Комедию? – переспросил обвинитель, в его голосе прозвучал зловещий сарказм. Он выдержал недолгую паузу и проговорил:

– Вы подлежите дисбалансированию и аннигиляции. Полагаю, – он приподнял одну бровь и бросил взгляд на соседнюю белую ложу, – мои коллеги со стороны защиты со мной согласятся.

«Защиты!» Митрохин с надеждой уставился на левую трибуну. Но джинны в белых мантиях и не Думали помогать людям. Они молча кивали, подтверждая слова обвинителя.

– Только не это! – прошептала девушка. – Я же не знала. Меня ввели в заблуждение… Откуда я могла знать, что это преступление?

– Да, откуда нам было знать, – растерянно буркнул Иван Васильевич, термин «аннигиляция» ему ничего не говорил, хотя и показался угрожающим, зато дисбалансирование напугало не на шутку. Хотя в их ситуации о справедливой балансировке, похоже, помышлять не приходилось. – Я требую пересмотра приговора! – выкрикнул Митрохин. – Нам не было известно о том, что действиям Балансовой службы нельзя препятствовать. Так ведь? – обратился он к колдунье. Та в ответ оживленно закивала. – И вообще, – продолжил Иван Васильевич, – странное тут у вас судопроизводство, как я погляжу. Я бы хотел защиту выслушать. Какие у них аргументы? Почему наши защитники молчат?

Вот тот лысый, слева, ему наверняка есть, что сказать…

Колдунья вздохнула, наблюдая за распаляющимся Митрохиным. Его слова и действия все больше напоминали истерику. Иван Васильевич ринулся к трибуне, шлепая босыми ступнями по благородному мрамору.

– Лысый, что ты сидишь? Скажи хоть что-нибудь?! А вы что молчите, гады плоскомордые?! Вас сюда для чего посадили?! Для видимости, что ли?!

Говорите! Говорите!

Он метался вдоль трибуны как полоумный, пока не заметил, что из глубины залы к нему движется массивный силуэт – очертаниями фигура напоминала человеческую, но людей подобных размеров в природе не существует. Митрохин попятился назад и вскрикнул, когда из тени выступило еще одно человекообразное создание трехметрового роста. Краснорожий гигант, подобный тому, что недавно собирался поджарить банкиру пятки, хмурился. Голубые глаза глядели сосредоточенно, а ноздри широкого носа подрагивали. Иван Васильевич обернулся на колдунью, но у той был такой перепуганный вид, словно она собирается грохнуться в обморок, и Митрохину стало очевидно, что помощи от нее ждать не приходится.

– Это ифрит, – прошептала она.

– Все, все, – Митрохин выставил перед собой ладони, – я уже успокоился… И все-все понял.

Честно.

Он продолжал отступать, пока не уперся в массивную колонну. Здесь Краснорожий ифрит настиг Ивана Васильевича, сгреб за плечо и как следует встряхнул, так что зубы клацнули, а в голове помутилось. Повторив эту процедуру еще пару раз для верности, чудовище отпустило пленника, но осталось стоять рядом немым напоминанием о том, что перед лицом высшего суда Балансовой службы следует держать себя в руках.

Водруженный обратно на горячий пол, Иван Васильевич не удержался на ногах и встал на корточки. Так он простоял пару минут, пока ему не стало лучше. Приподнял голову, исподлобья глядя на ифрита, но вставать поостерегся. Так и остался стоять на корточках, похожий на актера детского театра, играющего добродушного бобика. Только выражение лица у банкира было такое, что все дети разбежались бы еще до антракта.

– Мы не виноваты, – пробормотала Медея, – мы же не знали!

Она покосилась на ифрита, ожидая, что подобная экзекуция ожидает и ее.

– Неведение не освобождает от ответственности! – отрезал обвинитель. – Единственное, что я могу вам обещать, это то, что аннигиляция, которую я предлагаю к вам применить, будет быстрой и безболезненной…

– Защита! – пробормотал Иван Васильевич.

Его голос, усиленный эхом, показался ему чрезмерно громким, и он отпрыгнул в сторону, подальше от кошмарного краснорожего монстра.

– Ну хорошо… – с презрительной миной на лице выдавил обвинитель и обернулся к левой трибуне. – Что у вас есть сказать по этому вопросу?

– Я скажу, – с левой трибуны поднялся полноватый джинн с раздвоенной бородой.

В зале зашумели, выражая неудовольствие тем, что он решил выступить, но защитник поднял руку, и почти сразу наступила тишина.

– Мне эта ситуация вовсе не кажется такой же простой, как представителям обвинения. О да, мы говорим о вопиющем случае, когда Балансовая служба оказалась в ситуации балансового столкновения. И такое уже случалось, как вы помните, триста лет назад. Да, да. Уважаемый обвинитель молод и не может об этом помнить… – Джинн в черной тоге скривился, напоминание о возрасте ему сильно не понравилось. – Но не стоит забывать, – не обращая внимания на неудовольствие оппонента, продолжил защитник, – что и тогда, и ранее внутренний баланс пытались нарушить медиумы, действующие исключительно по злому умыслу. В данном же случае мы имеем дело не со злонамеренным преступлением, а лишь с недомыслием.

Эти несчастные люди… – защитник посмотрел на девушку и стоящего на четвереньках банкира, – стали жертвой собственного невежества. Откуда им было знать о восьмицикличном мироустройстве и единомерной балансировке, завещанной нам отцами-основателями Балансовой службы? Вам не приходило в голову, что неведение, о котором они говорят, настолько глубоко, что даже медиум, способный призвать Балансовую службу, ничего не знает о правилах и установлениях оной?

– Этого не может быть, – послышались голоса с трибун. – Бред… Не надо оправдывать виновных!