Александр Тюрин - Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки

— Как это работать? Эти ходячие трупы говорят о какой-то работе! Да скоро огненный дождь упадет на ваши безумные головы и превратит их в обугленные головешки. Вас на пути в Супайпа Уасин будут терзать ядовитые скорпионы-великаны и размачивать едкой слюной огромные пауки. Вы будете корячится в когтях подземного ягуара…

В итоге, атун уильяк, прервав пропаганду насилия, ухватился за мое горло со стандартными обвинениями в святотатстве. Тут пропела спасительная стрела, пущенная одним из союзников, и «епископ», испортив оперение, рухнул на дорогу ничком.

Отдышавшись и расправив горло, я огляделся по сторонам. Ага, вот залег и Золотой Катыш. Я подошел и протянул ему руку. Он вначале делал вид, что мы незнакомы, но я все равно потащил его вверх по ступеням пирамиды.

На высоте метров двадцать мы присели.

— Катыш, видишь людей долины, распластавшихся внизу? Ты можешь стать их атун уильяком. Тебе даже не придется держать ответ за то золотое кольцо стоимостью в двести баксов, которое ты у меня спер.

— Что от меня требуется, господин?

— От тебя ничего. Ты просто должен слушаться нас.

После небольшой паузы, наполненной наморщиванием лба, жрец отозвался.

— Я согласен, если кто-то из вас назовется Сыном Солнца.

Этот малый был вполне понятливым и действовал адекватно ситуации.

— Допустим, Золотой Катыш, кто-то из нас назовется Сыном Солнца. С чего ты взял, что он будет истинно Сыном Солнца?

Опытный идеолог, конечно же, не растерялся.

— Если Господин-Солнце не испепелил вас своими жгучими руками и не спустил на вас своего огненного ягуара, когда вы дерзко прервали жертвоприношение, значит, он потворствует или даже помогает вам.

— Ты можешь проводить какие угодно ритуалы, достопочтенный, однако мы потребуем от тебя прекратить заклание людей.

— Это бессмысленно! — закричал жрец, досадуя уже на мою непонятливость. — Ведь тогда прекратится кругооборот жизни в природе. Если к богам не будет возвращаться то, что они дали нам, мир замрет, окоченеет, и никто никогда не сможет оживить его. На нас опуститься Солнце Ночи и мы станем бледными призраками.

— Хорошо описано, Катыш. Но попробуй обойтись кровью лам и каких-нибудь кроликов.

Я, прекратив приватный разговор, обратился к распростертым внизу инкам.

— Меня должны были принести в жертву Господину-Солнце, но он был против. Как видите, я жив, здоров и улыбаюсь. Похоже, что я его внебрачный сын. Но не это главное. Отныне боги занимаются своими делами, а вы своими. Вы им больше не нужны, вы им пофиг, все что есть у вас, члены, косточки, жизненные соки, мысли, знания, теперь только ваши. Есть Единый, который все сотворил. Вы на свой лад представляете его и зовете Конирая Виракоча. Так вот, он дает добро, чтобы вам пользоваться всеми благами и удобствами этого мира, не боясь неудовлетворенных духов. Он своим небесным декретом запретил поить богов вашей кровью. Это называется Сухой Закон. Из-за Сухого Закона вовсе не остановится Солнце, скорее уж наоборот, и каждую ночь будут исправно карабкаться на свои небеса и Мать-Луна, и Дева-Венера и сестры-звезды. А тот, небезызвестный начальник, который называл себя Сыном Солнца, который запрещал или разрешал вам дышать, уходить, приходить, какать, чихать, сношаться, который заставлял вас наполнять хранилища вдоль дорог, строить какие-то дурацкие дамбы, кормить его баб в Доме Избранниц и всю эту стаю тикуй-рикуков, он больше не имеет власти над вами. Теперь воля наступает. Каждый может сидеть сиднем на одном месте или же отчалить на заработки, может выращивать хоть маис, хоть орехи, или же, вместо этого, тачать сандалии, может ссыпать свой урожай в общие хранилища или же продать на базаре, может жениться на ком угодно под любым забором…

Я спустился на несколько ступенек вниз и снова обратился к народу, который как обычно безмолвствовал, не врубившись в новые идеи:

— Вопросы есть? У кого есть вопрос, может встать и задать.

Спустя минуту тягостного ожидания, поднялся какой-то селянин скромного вида.

— Вы, новый повелитель, за ленивых, за «сладкие кости» воюете?

— Опять слышу стереотип, пардон, устойчивое суждение. Нельзя всю жизнь ходить по одной колее, которая ведет вас в разделочный цех. Пора, товарищи индейцы, искать свежие пути. Нельзя лишь тупо и однообразно трудиться, это и дятел умеет, весь день-деньской носом долбит; надо думать и соображать. Каждый должен самостоятельно найти свое дело, то самое, с которым он лучше справится и на котором больше заработает, пусть это будет совершенно новое и необычное дело. Каждый обязан знать свою меру, сколько ему работать, сколько отдыхать и сколько сидеть на горшке, сколько оставить себе и сколько продать на сторону. Надо, господа, смотреть не только под ноги, но еще и по сторонам, и даже вверх.

Я оглянулся и увидел склоненные головы индейчиков и недоумевающие лица соратников. Кажется, переборщил со своей агитацией.

— Ты не слишком на политику налегай, тем более, они и не поймут, чурки ведь, — притормозил меня Кузьмин.

— Короче, кто сейчас запишется в наше войско, тот освободится от всех повинностей. Желающих прошу встать.

— Ну, наконец-то дело сказал, — выдохнул кто-то из наших внизу, кажется, Коковцов. — Ребята, вы извините, что он такой трепач несносный.

Поднялось до полусотни желающих вступить в войско. Это из десятитысячной-то толпы.

В другом селении мы набрали еще сотню «отчаянных».

В следующем селении мы вывели из строя каждого третьего и никто не отказался.

Тем более, и Золотой Катыш везде напускал тумана, что, дескать, я имею прямое отношение к Солнцу, если уж не сын, так внучатый племянник.

В других населенных пунктах выводили каждого второго и даже первого. И опять никто не возражал и не сопротивлялся. К концу недели у нас было минимум пятитысячное войско. К сожалению, я быстро убедился, что большинству моих воинов лучше бы в стаде баранами работать — впрочем, в стране инков даже бараны не водились.

А к концу недели стало меркнуть солнце, подернувши пеленой свой светлый лик. Казалось тот самый умопомрачительный великан, которого я наблюдал с верхушки пирамиды, наклонился к нам своим недовольной физиономией. Грозовые облака около соседних вершин изобразили собой морду зловредного беса, однако дождь так и не пролился. Вдобавок стало трясти почву, как будто кто-то, ворочаясь, просыпался в сердце гор.

Впрочем, я нередко говорил соратникам, чихаю-де на все, что угрозливо нарисует нам природа. За такую открыто проявленную храбрость на военном совете меня избрали главой стремительно растущего войска. «Пусть покомандует, — согласился Коковцов, — посмотрим, надолго ли его хватит.» Кстати, Кузьмин стал начальником штаба, а Коковцов — замом по тылу. Кроме того, было принято решение спешно покинуть долину и потихоньку спускаться с гор.