Владимир Михайлов - Заблудившийся во сне

Вот на их помощь я сейчас и рассчитывал, поскольку отношения между нашими ведомствами были весьма дружескими, а проблема Груздя интересовала их, полагаю, никак не меньше, чем многих других — и нас в том числе.

Я понимал, что не смогу получить нужные мне данные сразу же: связь через подсознание — далеко не самый надежный и быстродействующий способ общения. Но другого способа у меня просто не было. И сейчас главное было — поставить вопрос. Пусть они там, в яви, подсуетятся, если хотят, чтобы мы не опростоволосились.

На этот раз мне никто не помешал, и я оказался в нужной мне точке связи. В месте, совершенно свободном от посторонних влияний. Таких мест в Пространстве Сна немало, нужно только их знать.

Я расположился поудобнее: разлегся на мягкой, сухой траве и, медленно вдыхая витающий здесь приятный летний аромат черт знает каких цветов, начал медитировать, стараясь загнать мой вопрос в подсознание — чтобы в Производном Мире, в Институте смогли уловить и расшифровать его как можно правильнее. Я знал, что тело мое находится там под постоянным контролем всех тех приборов, которыми Пункт связи был уставлен так, как бывает загромождена квартира коллекционера антикварной мебели.

Кажется, мне это удалось. Мало того: у меня неизвестно откуда возникла вдруг уверенность, что нужный материал будет передан мне через курьера достаточно скоро.

Опять-таки — это был единственный способ сообщить мне то, что меня интересовало. Можно было, правда, просить, чтобы меня немедленно разбудили — тогда я узнал бы все из первых рук. Но после этого мне пришлось бы отдыхать в яви не менее суток; этого не мог себе позволить я сам, и не мог разрешить мне никто другой. Время яви по-прежнему оставалось в слишком большой цене.

Выйдя из транса, я решил еще какое-то время побыть здесь: уж очень тут было хорошо, а я все-таки порядком устал. Усталости ведь подвержено не только тело; дух, правда, устает медленнее — но и восстанавливается далеко не так быстро, как происходит это с мускулами, костями, нервами и прочими принадлежностями Производного бытия.

Я расслабился. Было прекрасно.

Но только несколько мгновений. Моя вина: я не потрудился сообразить, что нахожусь в точке СП, координаты которой могут быть известны противнику с такой же точностью, как мне или связистам Института. И что мой канал связи может контролироваться не только друзьями.

Меня снова подкараулили; не впервые, к сожалению.

Пространство вокруг меня свернулось, словно меня запихнули в мешок. И куда-то потащили.

Порадоваться можно было разве что тому, что при подобной транспортировке в Пространстве Сна не трясет.

Пустячок, но приятно.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

КОМНАТКА

Времени для серьезных размышлений у меня сейчас не было — во всяком случае, так я полагал. Но одно было ясно уже теперь: в этот макрокон я попал не случайно, в предыдущем эпизоде была, вероятно, всего лишь одна возможность избежать проигрыша — и я нашел ее чисто подсознательно. Вероятно, перекрыть мою тропу они не смогли (наши противники, так же, как мы, умели в Пространстве Сна еще далеко не все, что хотелось бы), но знали, куда именно я смогу попасть, воспользовавшись выбранным путем, и попытались перехватить меня хотя бы в конечной точке. Сейчас они уже знают, что и этот замысел не оправдался; им известно, где я нахожусь, и они отдают себе отчет в том, что я настороже и не поддамся на какую-нибудь простенькую провокацию вроде, например, внезапно открывающегося выхода неизвестно куда. Такой возможностью я, разумеется, не стал бы пользоваться, но в то же время мне хотелось, чтобы она возникла. И не только потому, что это подтвердило бы правильность моих рассуждении, но — главное — предложенный выход дал бы мне шанс сориентироваться в путанице континуумов: ясно же, что меня постараются увести подальше от тех плоскостей, которые мне нужны — и, значит, мне надо будет искать путь в противоположном направлении.

Пока я рассуждал так и приводил себя в порядок, прошло не менее получаса. Никаких выходов не открывалось. Больше ждать я не мог: из всех моих заданий пока ни одно не приблизилось к разрешению, напротив — меня забрасывало куда-то все дальше.

Приходилось снова прибегнуть к Квадрату Сна, и причем дважды — чтобы перенестись на этот раз уже в ПС третьего, а не второго уровня. Переход неприятный, но сейчас другого способа просто не было.

Странное ощущение возникло у меня. Словно Пространство Сна, окружавшее меня, как-то отдалилось, отступило и вместо него возникла другая среда, неопределенная, зыбкая, где ничто не оставалось устойчивым, но колебалось, меняло очертания, краски; рождались непонятные звуки, тоже зыбкие, дрожащие, накладывающиеся один на другой. Я невольно потрогал ладонью лоб; нет, температуры, похоже, не было, только весь я взмок, как если бы обильно вспотел после хорошей разминки.

Когда я вытирал лицо, что-то легко царапнуло по коже. Я разжал пальцы и глянул. Это была записка. Клочок кью-бумаги, попавший мне в руку неизвестно каким образом.

Записка, врученная в Квадрате Сна?

Машинально я развернул ее, чтобы прочесть написанные от руки круглым, четким, безличным почерком слова:

«Хороший завтрак и важный разговор ждут вас сегодня в одиннадцать часов дня: переулок Марка Аврелия, дом три, квартира два, первый этаж, звонить восемь раз. Убедительно просят не опаздывать. Отнеситесь к приглашению серьезно».

Вместо подписи стояло: «Известный друг».

Плоскость, в которой я находился, где-то вне моего сознания пересеклась с нужным мне континуумом. Люди из Института не могли войти со мной в контакт как раз потому, что я находился в ГПС — Гиперпространстве Сна; для того, чтобы дример мог проникнуть из яви непосредственно в это пространство, нужна была техника, какой Земля еще не обладала, — однако возможным оказалось перебросить клочок бумаги, в котором мне указывалось какое-то направление. Иного объяснения я не видел. Противник? Эту мысль я сразу отмел: имей они возможность добраться до меня хотя бы таким способом, они не ограничились бы запиской, предпочли хотя бы иголочку с ядом или что-нибудь в этом роде. Нет, это все-таки были не враги.

Так или иначе, я сразу понял, что поеду. И вовсе не из-за обещанного завтрака, хотя голоден я был донельзя, и ни по какому исчислению нельзя было бы установить, как долго я уже не ел. Но я — тот, каким я чувствовал себя в этом воплощении — точно знал, что это было очень давно.

Когда же именно?

Я принялся вспоминать и обнаружил, что успел прожить немало лет и испробовать великое множество всяких занятий. Если раскрыть мою трудовую книжку (я не без удивления нащупал ее в кармане) наугад, можно было бы убедиться, что мне в самые разные годы довелось побывать в сыщиках, выступать проповедником государственной религии (хоть убейте, не знаю, что это такое), кинорежиссером, мастером по вязальным машинам, слесарем-лекальщиком, столяром-краснодеревщиком и еще мало ли кем. И в один прекрасный день оказаться у разбитого корыта.