Роберт Уилсон - Спин

— А ты-то за кого?

— Я лично? — Она замолчала, и я услышал голос мурлыкающего где-то рядом с нею, в се крохотной кухоньке радио. Гладкоголосый диктор сообщал последние новости полуночникам. «Только что сообщили о перестрелке в Месе…» — Можно сказать, что я не определилась. Не знаю, во что верить. Иногда тоскую о прежних днях. Когда мы изображали рай и верили в него. Как будто…

Она смолкла. Послышался еще один мужской голос, отличающийся от бархатного баритона радиодиктора:

— Диана, ты еще не спишь?

— Извини, — прошептала она. Саймон на страже. Пора прервать нашу телефонную свиданку, дистанционный адюльтер. — Позвоню.

И связь оборвалась, прежде чем я успел попрощаться.

Вторая серия «посевных» пусков прошла столь же удачно, как и первая. Пресс-корпус снова оккупировал Канаверал, я же наблюдал за пусками на большом проекционном экране в актовом зале «Перигелиона». Дневной запуск послал в небо стаи цапель с Мерит-Айленд, взлетевших как конфетти из хлопушки.

И снова лето ожидания. Европейское космическое агентство подняло на орбиту телескопы и интерферометры следующего поколения, полученные данные отличались от прошлогодних чистотой и подробностью. В сентябре в каждом кабинете фирмы красовались фото высокого разрешения, свидетельствующие о нашем успехе. Я вывесил в медпункте снимки ледяной шапки Моns Olympus, окруженного свежими сточными каналами, туманных Valles Marineris, зеленых капилляров, змеящихся по Solis Lacus. Южные плоскогорья Terra Sirenum все еще пустынны, но края кратеров-воронок уже разъедены, рассыпаются под влиянием влаги и ветров.

Содержание кислорода в атмосфере колебалось в течение нескольких месяцев соответственно колебаниям массы аэробных организмов, но в декабре достигло двадцати миллибар и стабилизировалось. В потенциально хаотической неразберихе парниковых газов, неустойчивого гидрологического цикла и взаимозавязанных биогеохимических систем Марс стремился к новой стабильности, уравновешенности.

Череда удач благотворно влияла на Джейсона. Состояние ремиссии затянулось, он сохранял бодрость, выглядел счастливым, можно было сказать, что постоянная занятость оказывала терапевтический эффект. Раздражало его лишь навязанное ему положение идола, символа «Перигелион фаундейшн», гения научной мысли. На эту роль его постоянно выдвигал И-Ди, понимающий, что публике нужно «человеческое лицо» фирмы, и что лицо это должно быть молодым и не отпугивающим, желательно даже привлекательным. Его стараниями Джейс то и дело щурился под лучами съемочных юпитеров. Подслащала пилюлю наклонность Джейса разъяснять сложные вопросы и популяризировать тематику работы фирмы. Тем не менее сниматься он так и не полюбил.

В тот год впервые запустили в космос беспилотные аппараты с ядерными силовыми установками, достаточно мощными, чтобы обеспечить доставку людей на Марс. По сравнению с «посевными» космическими аппаратами эти явились значительным шагом вперед. Требуемый размер ускорителей превышал все достигнутое ранее и представлял собою результат «героического конструирования по героической цене», по выражению Джейсона. В Конгрессе послышались недоуменные голоса, и лишь полоса успехов сдерживала недовольство законодателей. Джейсон беспокоился, что одна-единственная бросающаяся в глаза неудача может нарушить шаткое равновесие.

Вскоре после Нового года аппарат с ядерным реактором отказал, выйдя на орбиту, и не вернул на Землю полезную нагрузку. На Капитолийском холме разразилась буря. Указующие персты воздевались к потолку и гневно пронзали воздух. Ультраконсерваторы из штатов без аэрокосмической промышленности активно копали под И-Ди, но последующие успешные запуски помогли преодолеть это сопротивление. Джейсон сказал, что на этот раз удалось увильнуть от пули.

Диана следила за дебатами в Конгрессе, но не придавала им особого значения.

— Джейсону следует беспокоиться о том, как выглядит эта марсианская Энопея с точки зрения парода. Пока что пресса благоприятная, так? Все в восторге, всем приятно, что они, то есть люди, человеческая раса, такие способные, такие могучие. Но эйфория рано или поздно истощится, а люди уже поднаторели в вопросах «Спина».

— Это плохо?

— Плохо, если марсианский проект провалится или не даст ожидаемых результатов. Не просто потому, что люди разочаруются. Они видели, как развивается процесс преобразования целой планеты, у них теперь есть отправная точка для оценки «Спина», какой бы немыслимой ни была его мощь. «Спин» теперь для них не просто что-то абстрактное, вы дали людям заглянуть ему в глаза, и это хорошо, для вас хорошо, я имею в виду. Но если вы оплошаете, вы выбьете у них почву из-под ног, и это будет хуже в первую очередь для вас, потому что люди увидели зверя в лицо. И они вас за это не похвалят, Тайлер, потому что будут бояться еще больше, чем неизвестного.

Я процитировал ей стишок, который она сама читала мне давным-давно:

А мальчишка так и не узнал,Что медведю завтраком он стал.

— Мальчишка начинает соображать, Тайлер, в том-то все и дело. Может, так и определяются беды конца света.

Может быть. Иногда ночыо, когда не спалось, я размышлял о гипотетиках, кем бы или чем бы они ни были. Бросалось в глаза, что они не просто в состоянии обернуть Землю странной мембраной, но они все время были там, владели нами, располагали нами и нашим течением времени почти два миллиарда лет.

Ничто даже отдаленно напоминающее человека не может обладать таким терпением.

Невропатолог Джейсона подсунул мне недавнюю публикацию JAMA, информационного органа Американской медицинской ассоциации. Исследователи из Корнелла обнаружили генетический маркер острого устойчивого рассеянного склероза. Необъятно жирный и невероятно талантливый Дэвид Малмстейн проштудировал ДНК-профиль Джейсона и обнаружил шероховатости. Я спросил его, что конкретно он имеет в виду.

— Это значит, что мы теперь сможем выкраивать ему лечение по мерке, — ответил он. — С другой стороны, это значит, что наш пациент не может ожидать постоянной ремиссии, на которую вправе рассчитывать пациент типичный.

— Но он уже год в ремиссии. Это не так уж мало.

— Мы давим его симптомы, и только. АРС тлеет, вроде как подземный угольный пласт, и придет время, когда мы больше не сможем сдерживать пламя.

— И начнется необратимый процесс.

— Вот именно.

— И сколько он еще сможет нормально выглядеть?

Малмстейн поджал губы:

— Слово в слово. Он именно так меня и спросил.