Тэд Уильямс - Река голубого пламени

Рени безмолвно помолилась, потянула штурвал на себя и дала полный газ. Аппарат прыгнул, вдавив !Ксаббу и Каллена в обитую чем-то мягким стену кабины и прижав Рени к спинке кресла, и взлетел, едва увернувшись от последнего хватательного рывка богомола.

Через несколько секунд разгромленный Улей остался далеко позади. Рени покачала штурвал, осваивая управление, и чуть не свалилась в пикирование, но потом подобрала нужное ей положение. Машина сделала вираж и полетела над лесом навстречу садящемуся солнцу.

— То был не прадедушка Богомол, — угрюмо проговорил за ее спиной !Ксаббу. — Я забылся… и мне стыдно.

Рени начала дрожать и на секунду испугалась, что никогда не сможет остановиться.

— Насекомые, — пробормотала она, все еще дрожа. — Господи, какая гадость…

ГЛАВА 8

СРАЖАЮЩИЕСЯ МОНСТРЫ

СЕТЕПЕРЕДАЧА/ЛЮДИ: «Сердитый человек» умер

(изображение: Гомес отвечает на вопросы журналистов перед зданием суда)

ГОЛОС: Нестор Гомес, назвавший себя в суде «просто сердитый человек», умер в приюте для бедняков в Мехико-сити в возрасте 98 лет. Он стал знаменитым уже после шестидесяти, когда уволился с фабрики, на которой работал. Многие назвали Гомеса героем после того, как он расстрелял из автомата автомобиль с молодыми людьми на придорожной стоянке неподалеку от мексиканского городка Хуарес. Он утверждал, что юнцы над ним издевались.

(изображение: обгоревшие останки машины)

Еще более неоднозначными, чем само убийство, были показания свидетелей, утверждавших, что Гомес поджег машину, когда некоторые из раненых еще оставались в живых. Суд по его делу в Мехико-сити не пришел к единому решению. Два последующих суда также не смогли вынести приговор. Гомеса никогда не судили в США, хотя все пять жертв были американцами.

(изображение: Гомеса приветствуют в аэропорту Буэнос-Айреса)

Многие годы после этого инцидента он был почетным гостем на собраниях антикриминальных групп в разных странах, а выражение «гомесировать» стало синонимом насильственного и даже чрезмерного возмездия…

— Вот ведь гнусь, — заметил Фредерикс, развалившись в тенечке под травяным стеблем. — Хоть я и знаю, что нам не надо есть, а все равно утро без завтрака вроде как и не утро.

Орландо, которому стало намного лучше после того, как у него прошел жар, пожал плечами:

— Может, ниже по реке и отыщется забегаловка с кофеваркой. Или плантация воздушного риса.

— Уж лучше помолчи, — проворчал Сладкий Уильям. — Ни кофе, ни шмали — то бишь курева, чтобы вам, ребятишкам-янки, было понятно — «это ад», как сказал один парень по имени Шекспир, «и выхода из него нет».

Орландо ухмыльнулся, гадая, что подумал бы Уильям, узнав, что один из «ребятишек-янки» на самом деле девушка. Кстати говоря, откуда им знать, что Сладкий Уильям сам не девушка? Или что Флоримель не парень?

— Так что нам делать? — спросила Кван Ли. — Куда идти? Разве нам не следует искать остальных?

— Мы можем делать что угодно, — ответила Флоримель, как раз вернувшаяся из разведывательной прогулки вверх по реке. Рядом с ней шипел и лязгал Т-четыре-Б. — Но от воды некоторое время нужно держаться подальше. Рыбы еще кормятся.

Даже рассказ о том, как устроившие безумную кормежку рыбы потопили их корабль-лист, не смог омрачить хорошее настроение Орландо. Он встал, все еще немного слабый, но чувствуя себя гораздо лучше, чем на протяжении нескольких последних дней, и стряхнул пыль с холщовой набедренной повязки Таргора. Забавно. Если как следует приглядеться (или стать достаточно маленьким), то даже грязь оставляет пыльные следы. Частички грязи, настолько маленькие, что он даже не смог бы их рассмотреть, если бы был нормального размера, терлись друг о друга и измельчались при этом еще сильнее. Он предположил, что процесс будет продолжаться, пока пылинки не уменьшатся до размеров молекул, но даже тогда можно будет отыскать кусочки микроволокна среди молекулярных морщинок. Полная супергнусь, как любит говорить Фредерикс…

— Кто-нибудь представляет, где могут находиться Рени и ее друг… Коббу или как там его? — спросил Орландо. — То есть видел ли их кто-нибудь после того, как они упали в воду?

— Они еще живы.

Все посмотрели на Мартину, которая сидела, прислонившись к камням (точнее было бы сказать, песчинкам, если бы Орландо и остальные были нормального размера). Путешественники сложили из этих камней стену, чтобы укрыться от ночного ветра. Сегодня сим Мартины выглядел уже менее потрепанным и усталым, хотя Орландо и задумался, не создалось ли у него обманчивое впечатление из-за собственного замечательного настроения.

— Откуда вы знаете? — спросил он.

— Я… не могу объяснить. Наверное, я их… чувствую. — Мартина с такой силой потерла лицо, что оно даже изменило форму, и Орландо впервые увидел то, что воспринял как истинную меру ее слепоты: он не думал, что незрячий человек сделает жест, выглядящий столь интимно. — Такое не объяснить словами, но для работы с информацией я всегда использовала… невизуальные методы, да. Понимаете? Именно так была задумана и создана моя система. А теперь я принимаю то, чего никогда не принимала раньше: новую и очень странную информацию. Но постепенно, и очень медленно, потому что это болезненный процесс, она начинает обретать определенный смысл. — Мартина повернулась к Орландо. — Вот ты, например. Ты для меня — набор звуков; я слышу, как твоя одежда трется о кожу, как бьется сердце, слышу твое дыхание с примесью… как бы это сказать… побулькивания в легких из-за болезни. Обоняю запахи твоего кожаного пояса, твоего тела и железа твоего меча. Кстати, он немного заржавел.

Орландо посмотрел на меч и смутился. Таргор никогда не оставил бы оружие без ухода, если бы оно побывало в воде. Он набрал горсть микропесчинок и принялся чистить лезвие.

— Но это лишь часть информации, — продолжила Мартина. — Теперь ко мне поступает и другая, но я не могу описать ее словами. Во всяком случае, пока не могу.

— О чем это вы? — с тревогой спросила Кван Ли. — Что к вам поступает?

— Я имела в виду, что не могу выразить свои ощущения словами. Как если бы вы попытались объяснить, что такое цвет, слепому человеку вроде меня.

Она нахмурилась.

— Нет, тут я не права, потому что было время, когда я могла видеть, и поэтому помню, что такое цвет. Но если вы попытаетесь описать «красное» или «зеленое» тому, кто вообще никогда не видел цветов, то как вы это сделаете? Тебя, Орландо, я также могу ощущать как некую рябь в воздухе, но только это не рябь и не в воздухе. Есть нечто такое, что подсказывает мне: предмет в форме Орландо должен находиться где-то рядом. А этот лес я ощущаю как… своего рода числа. Маленькие твердые предметы, миллионы предметов, которые пульсируют и разговаривают друг с другом. Это так трудно выразить словами…