Вячеслав Пальман - «На суше и на море» - 71. Фантастика

— Кого-кого? — переспросил шеф.

— Профессора Позднева, — повторила соседка, явно недовольная, что ее перебили в самом начале.

Шеф вынул портсигар.

— Простите нас, пожалуйста, но мы выйдем покурить.

Соседка пожала плечами.

На площадке, куда мы вышли покурить, Лев Дмитриевич, раздосадованный тем, что ему навязывают разговор о человеке, которого он ненавидит, сказал:

— Саша, надо что-то предпринять. Не могу же я спокойно сидеть и выслушивать сентенции об этом человеке.

— Может, перейдем в другой вагон? — осторожно предложил я.

— Вы видели, Саша, когда-нибудь академика Лапина бегущим с поля боя? Даже если ему присвоили почетное звание географа?

— Но ведь вы не хотите ее слушать?

— Да. Слушать эти сентенции не хочу. Но я не могу просто сбежать, когда ведется пропаганда невежества. Да еще где? В мягком вагоне, среди незнакомых, но явно интеллигентных людей.

Шеф нервно смял недокуренную папиросу и большими шагами направился к двери купе. Неожиданно он остановился и сказал шепотом:

— Не надо говорить пока, Саша, кто мы такие. Будем выдавать себя за географов, если ей так хочется. Черт с ним. Договорились?

Войдя в купе, он сел и обратился к соседке:

— Итак, вы начали рассказ о профессоре Запоздалом.

— Не Запоздалом, а Поздневе.

— Какая разница, все равно человек с такой фамилией явно опоздал родиться.

— Я бы не стала придавать фамилиям такого значения. Быть может, вам неинтересен рассказ?

— Нет, отчего же. Ведь вы с вашей проницательностью решили, что это интересно географам.

— Итак, я начала с лекции. Последние слова лектора были такими: «В масштабах Вселенной жизнь бессмертна и существует вечность. Только при нормальной эволюции каждая новая цивилизация делает еще шаг к прогрессу, подобно тому как на Земле мы растем от поколения к поколению». Эти слова профессора словно заворожили аудиторию. Долго длилось молчание: так это было ново и неожиданно. А затем зал разразился аплодисментами и начал забрасывать профессора записками.

— Вы применили интересный оборот: «Зал разозлился аплодисментами». А ведь верно, и такое возможно, — вставил шеф.

— Не разозлился, а разразился. Но я продолжаю. Мои молодые друзья Николай и Маша шли после лекции вдоль парапета Университетской набережной. Когда молодые люди стали переходить мост лейтенанта Шмидта, Николай почти дословно повторил про себя запомнившиеся ему слова профессора. Я их тоже не зря повторяю вам: «Человечество на Земле может достичь невероятных вершин культуры и умереть естественной смертью через несколько миллиардов лет, наследовав достигнутое следующему роду мыслящих существ где-то на другой планете. Но может и покончить жизнь самоубийством в пожарище атомной войны, не достигнув даже зрелости. Но всегда…»

Тут он вдруг почувствовал, что Маша с силой остановила его. Прямо на них неслась «Волга», они еле успели отскочить. Когда они перебежали на другую сторону. Маша сказала: «Если, находясь под впечатлением лекции, мы попадем под машину, то гипотеза профессора от этого не получит подтверждения. Не так ли?»

«Маша, это грандиозно. Ты только подумай: эволюция жизни в масштабах всей Вселенной! — сказал Николай». «Значит, ты согласен с тем, что у всего человечества где-то на других планетах тоже будут потомки? И они могут наследовать что-то из того, что приобрел человек на Земле?» — «Да, если прав профессор». — «Это невероятно, — в глазах Маши было недоумение, — а сколько детей может быть на других планетах у миллиардов людей, живущих на Земле?» — не без иронии добавила она. «Детей, — как эхо отозвался Николай, — это не то слово. Маша, все гораздо сложнее».

Мы с шефом переглянулись. Что это? Чеховская дама с пьесой? Но у него хватило мужества промолчать. Рассказчица продолжала:

— Маша была физиком, училась у академика Лапина, человека фанатично преданного направлению, которое он развивал в науке. О гипотезе профессора Позднева Лапин говорил всегда с возмущением — она противоречила его взглядам. «Надо быть круглым идиотом, — взорвался как-то он, просмотрев последнюю статью профессора, — чтобы на мгновение допустить, что протон не элементарная частица, а сложная система из шести тысяч более простых субчастиц».

— Я думаю, что он сказал «не идиотом», а «ослом», — с кислой улыбкой поправил шеф.

— Возможно, — спокойно согласилась рассказчица, — но послушайте дальше.

Через два месяца после лекции Николаю пришлось выехать на Камчатку.

— Почему именно на Камчатку? — снова не выдержал шеф.

— Сейчас все узнаете, потерпите немного, — ответила соседка.

«Приехав на место назначения, Николай не сразу узнал профессора в этом маленьком человеке в стеганке. Длинные папиросные затяжки, куски глины на очках, которые он непрерывно поправлял грязными руками, выдавали его состояние. Буровая установка была уже остановлена. Все с надеждой и тревогой ждали появления бура из скважины. И когда бур подняли, председатель комиссии созвал всех.

Прямо на походный легкий столик рабочие поставили прозрачный сосуд, в котором находился образец породы. Сосуд чем-то напоминал „термос“ с брикетом Главной энергии. Ведь брикеты эти тоже добывались на большой глубине.

Принесли микроскоп. Члены комиссии поочередно исследовали породу. Затем проверили, не просочился ли воздух в сосуд, и убедились, что там хороший вакуум. Последним приступил к работе Николай, он должен был сделать ряд фотографий.

Когда осмотр закончили, председатель заявил с некоторой торжественностью: „Итак, констатируем, что проба базальта, взятая с глубины сорок километров, находится в герметически закрытом сосуде и во время подъема не имела соприкосновения с породой в верхних слоях“.

Члены комиссии поставили подписи под актом. Профессор взял два экземпляра акта, сложил их вчетверо, чтобы спрятать в карман, и только тогда заметил, что руки его густо измазаны глиной. „Зачем ему порода, которая находилась миллиарды лет при температуре не ниже тысячи градусов и явно не может иметь ничего относящегося к живому? Непонятно…“ — думал Николай, наблюдая, как профессор укладывает запечатанный сосуд с породой в ящик.

„Зачем ему понадобилось поднятый наверх сосуд запечатать так, чтобы малейшая попытка проникнуть внутрь была бы сразу обнаружена?“ — продолжал размышлять Николай. Когда на ученом совете утверждали состав комиссии, он отказывался войти в нее в качестве специалиста по генетике, считая, что не сможет быть объективным, так как сочувственно относится к идеям профессора. Но его кандидатуру все же утвердили. Биологи высоко ценили его диссертационную работу о некоторых наследственных задатках, которые природа закодировала на малых частях молекул.