Вячеслав Пальман - «На суше и на море» - 71. Фантастика

— Меня зовут Эджери, — сказала девочка.

— Эджери, — повторил за ней Глен. — А меня — Глен Эмин.

— Вы от папы? — спросила Эджери.

— М-м… — не нашелся Глен, что ответить. — Можно сказать — от папы…

— Мы не видим его уже три недели.

— А где ваша мама? — спросил Глен, стараясь переменить тему разговора.

— Вы садитесь, — Эджери указала на стул. — Мама уехала к тете Милли.

За время разговора Эджери не переменила позы, не подняла головы. Что с ней, думал Глен, чувствуя, что смущение перед девочкой не пропадает, а, наоборот, усиливается. Эджери, кажется, поняла его мысли.

— Извините меня, мистер Глен, — сказала она, — что я не подала вам чаю. Я не могу встать, я калека.

Глен содрогнулся — так просто, обычно было сказано это слово.

— Это Джим Лесли, — продолжала Эджери. — Мы жили во Фриско, в таком же доме: квартиры на шестом этаже всегда дешевле, — она повела глазами по комнате. — Джим, пьяный, толкнул меня с лестницы. У меня в двух местах сломан позвоночник…

Глаза Эджери остановились на лице Глена, и он почувствовал боль искалеченного ребенка.

— Надо лечиться… — сказал он машинально, скорее, отвечая своим мыслям, чем Эджери.

— Надо, — ответила Эджери. — Когда папа заработает, он будет меня лечить. Он уже говорил с доктором Уилки. Но нужны большие деньги.

— Сколько же просит доктор? — опять спросил Глен, мысленно ругая себя за то, что не может найти другой темы для разговора.

— Пятьдесят тысяч долларов, — ответила Эджери. — Папа говорил, что эти деньги он заработает, как только подпишет контракт. В последний раз папа принес две пятидолларовые бумажки, и мне купили подарок…

Тонкой рукой Эджери погладила плюшевого медвежонка, лежавшего сбоку.

Как все несчастные дети, Эджери была памятливой, помнила пятидолларовые бумажки и, наверное, вскользь оброненные слова о контракте. Но ее речь отзывалась в душе Глена, как похоронный звон. Не только по погибшему Гарри, но и по ее погибшим мечтам быть здоровой. Сейчас она спросит его об отце, — что он ей скажет? Протянет банковский чек? Но ведь денег не хватит на лечение Эджери!..

Глен вспомнил, с какой настойчивостью Гарри цеплялся за эту сумму. И вот денег нет, и он, Глен Эмин, первым пообещавший их, — убийца Гарри.

Эта мысль раздавила его, хотя пришла к нему не впервые. Он думал об этом, говорил с шефом. Но сейчас он наедине с собой и с ребенком, у которого отнял судьбу и отца. Он послал Гарри на опыт. Он убил его. Баттли и он, оба они убийцы.

— Где сейчас папа? — услышал он вопрос девочки.

— Эджери… — сказал он. — Случилось несчастье.

— С папой?!. — Эджери отшатнулась. Медленно колени ее опустились, ноги вытянулись под одеялом. А голова и спина остались в том же неестественном, чудовищном положении. Эджери была похожа на согбенную старуху, на трость с загнутой ручкой…

— С папой?… — спросила она опять, глядя в лицо Глена опустевшими, прозрачными, как вода, глазами.

Глен не мог выдержать этого взгляда, встал со стула и, горбясь, пошел из комнаты, забыв прикрыть дверь.

— Мистер Глен, — лепетала вслед Эджери шепотом, похожим на шорох ветра в бумажках. — Скажите, что с папой?…

Глен не смел ответить, остановиться. Он плелся по коридору, вышел на лестничную площадку к большому черному, похожему на паука телефону.

Только здесь он оглянулся на неприкрытую дверь. Никакая сила не заставит его вернуться к двери и прикрыть ее. Сквозь шорохи дома, звон посуды и смутные голоса он все еще слышал: «Что с папой?…», видел прозрачные от страха глаза, скрюченную фигурку Эджери. Нет, он не может так просто уйти отсюда, убийца Глен Эмин. Не может и не уйдет!..

Чувствуя на лице холодные струйки пота, Глен снял телефонную трубку, набрал номер полицейского управления. На вопрос, кто звонит и зачем, сказал, как в бреду:

— Мы убили человека: я, Глен Эмин, и профессор Доннел Чарльз Баттли. Мы убили Гарри Польмана, пообещав ему пятьдесят тысяч долларов…

И пока на другом конце провода записывали адрес, откуда звонит преступник и его показания, Глен не переставал повторять:

— Убили за пятьдесят тысяч долларов…

4

Гарри плыл, энергично работая всем телом: плавниками, кожей, хвостом. Кажется, он начал понимать то, чего от него требовали в опытах, — почему дельфин так быстро плавает. Кожа его вибрировала, на ней создавались тысячи микроволн, которые отталкивали, взморщивали воду в ее толще, заставляли скользить вдоль тела, но не просто скользить, а катиться круглыми капельками, — Гарри скользил в воде, как на шариках. Сравнение грубое, но по-другому не скажешь.

Тут он спросил себя, почему он не понимал этого раньше, а понял только сейчас? Ответить на вопрос ему было страшно. Вот уж несколько дней он открывает в себе что-то новое, непонятное и теряет прежнее, человеческое. С утра он не может вспомнить название улицы, на которой живет в Окленде. Это так же страшно, как то, что он забыл имя дочери. Как звали девочку?… А сейчас он не помнит название улицы. Номер дома сто пятый, а название улицы он не помнит.

С тревогой он прислушивается к себе. Все ли он Гарри? Но ведь прежнего Гарри нет. И никогда не будет.

Не надо думать об этом. Все продумано, когда он кружился в океанариуме. Теперь надо уйти. Просто уйти.

Океан опять лежал перед ним неведомым миром, опять ждал его, и Гарри мчался ему навстречу.

Какая удивительная легкость движений! И какая вокруг гамма красок, звуков, холода и тепла!.. Да, да, лучше думать об этом — тысяча оттенков холода и тепла… Глубина, близость берега, течения, пятна от облаков на поверхности — все это ощутимо в воде. Чувствуешь каждый солнечный зайчик!.. Как же название улицы, на которой он живет?… Жил… А номер дома — сто пятый? Сто пятый?…

Берег исчез. Остались солнце и океан. И глубина. Тяжелая глубина внизу. Или это — новое непонятное чувство? Нет — тяжелая глубина. Она тянет в себя… Я устал, я смертельно устал. От опытов и от долгого плавания. И от Глена… Это Баттли послал его сказать мне, что Гарри умер. Умерло все: имя дочери, название улицы, номер дома. Скоро умрет сознание. Останется жить дельфин — морская зубастая тварь. Будет жрать рыбу, гоняться за самками… Баттли и Глен убили Гарри Польмана, чтобы узнать тайну плавания дельфина. Тайна осталась, а его, Гарри, не будет. Его уже нет. Маленький клочок сознания в мозгу зубастого зверя тает, словно кусочек воска на горячей плите… Сколько ему еще быть человеком? Час, может, минуту?… Как его имя? Гар…

Тяжелым всплеском хвоста Гарри поворачивает вниз, в глубину. Ему хватит минуты — лишь бы не меньше… Медленно сгущается темнота. Как пресс, сжимает тело давление. На сколько дельфин может задержать дыхание?… Темнота сомкнулась над Гарри. Вода сдавила его, как угольный пласт. И почему-то нет страха. Вниз, и еще вниз, вниз…