Юрий Константинов - Преследование

У самого берега он нашел несколько не тронутых огнем тонких деревьев, неумело, с досадой сознавая свою беспомощность, сломал их и разжег костер. Вместе с теплом он остро ощутил необыкновенную опустошенность. Аллан чувствовал себя как во сне, когда происходит что-то непоправимое и ты, сознающий это и вовлеченный в какую-то адскую круговерть, бессилен что-либо изменить.

Он долго сидел у костра, ссутулившись от холода, кутаясь в свой ненадежный плащ, складки которого обвисали по бокам, как неподвижные крылья причудливой огромной птицы, выброшенной бедой из гнезда. Аллан понимал, что если фирма «Феникс» держала в тайне маршруты своих путешествий, то вряд ли ее пилоты пользовались традиционными воздушными трассами. Но даже если бы над этим гиблым местом и летали самолеты, даже если Спэрроу отдаст приказ разыскать пропавшую машину, то разве мог кто-либо дать гарантии, что на огромном, укрытом туманом заболоченном пространстве кто-то различит крохотную точку островка и жалкую фигурку человека на нем?

Аллан поднялся, подошел к остаткам кресла, каркас которого был сделан из тонких полосок стали, без труда, разломал его на несколько частей и разогнул стальные прутья. Шнурками от ботинок он связал их воедино и вскоре держал в руках нечто, отдаленно напоминающее шест. Ненадежное вышло орудие, но без него отправляться в путь через болото, без следов поглотившее громадный самолет, не имело смысла.

Нащупывая мелкие места, проваливаясь то по колено, то по пояс в холодную грязь, Аллан Дэвис начал свой опасный путь. Туман был настолько плотен, что уже через несколько десятков шагов остров растворился в нем и Дэвис потерял ориентацию. Двигаясь, как слепой, он брел очень долго. Спустя некоторое время туман стал рассеиваться, и у Аллана появился ориентир — над горизонтом все ясней желтым пятном обозначалось солнце. Когда ноги его сводила судорога, он делал короткие передышки, пытаясь массировать мышцы, но в ледяной жиже это было бесполезно.

С каждым шагом Дэвиса все сильней охватывал страх, что ему уже никогда не выбраться из этой трясины. Силы его были на исходе, и в какой-то миг Аллан поймал себя на мысли, что ему хочется упасть в эту коричневую топь и уже не двигаться, застыть в блаженном оцепенении, ощущая, как холод пронизывает ноющее от усталости тело, добирается до сердца, перехватывает дыхание…

Внезапно послышался шорох. Аллан оглянулся и… застыл от ужаса. В нескольких метрах от него из болота поднималась на необыкновенно толстой змеиной шее плоская и блестящая, похожая на жабью голова. Самым страшным были ее глаза — выпуклые, застекленевшие в животном равнодушии глаза дракона. Спазма перехватила Аллану горло, не крик, а едва слышный судорожный хрип вырвался из его груди. Голова гигантской змеи покачнулась, словно в раздумье, ее прозрачные глаза оказались напротив глаз человека, несколько секунд она выжидала, и это были самые страшные секунды в жизни Аллана Дэвиса. Потом, издав громкое шипение, с плеском упала вниз, увлекая в глубину чудовищных размеров тело; изогнувшись колесом, как гигантский дождевой червь, оно вбуравилось в трясину, и поднятая им тяжелая волна едва не опрокинула Аллана. Через мгновение поверхность болота вновь была неподвижной.

Дэвис долго не мог пошевелиться. Потом все-таки заставил себя поднять ногу и, ощущая, как уколы леденящего страха пронизывают все его существо, двинулся дальше.

Солнечные лучи будто размывали туман, он таял, открывая порой клочки безоблачного неба. Спустя час Аллан смог разглядеть на горизонте вытянутую скалистую гряду и повернул туда. С трудом передвигая онемевшие ноги, он выбрался наконец на твердую землю и упал ничком у поросшего мхом камня. Потом прислонился спиной к нагретой солнцем скале и мгновенно уснул.

Дэвис не знал, сколько длился этот сон, — сутки или несколько часов. Солнце клонилось к горизонту, когда он пришел в себя и, превозмогая страшную боль во всем теле, подполз к ручью. Ноги, покрытые высохшим панцирем грязи, нестерпимо жгло. Аллан принялся обмывать их, настороженно поглядывая в сторону болота. Впрочем, сейчас он с трудом отдавал себе отчет в том, видел ли наяву или во сне жуткое болотное чудовище. Во всяком случае ему хотелось как можно скорее убраться подальше от этого гиблого места.

Обдирая в кровь колени и руки, он начал карабкаться вверх на скалы. На его счастье, в расщелинах попадались гнезда каких-то неизвестных Аллану птиц. Переборов отвращение, он заставил себя попробовать содержимое маленьких пестрых яиц. Кое-как утолив голод, Дэвис двинулся дальше.

Открывшийся с высоты вид поразил его своей суровой фантастической красотой. До самого горизонта, пылавшего переливами алых тонов, простиралась коричневая потрескавшаяся земля, на которой, будто пальцы великана, тянувшиеся из глубины, возвышались исполинские, источенные ветром белые камни. От них падали тени, и все видимое пространство казалось покрытым сетью замысловатого узора.

Что-то нереальное, неземное было в этом пейзаже. Горизонт окаймляла темная неровная полоска — видимо, такая же гряда скал. В одном месте они словно расступались, и Аллану показалось, что там блестит вода. Он решил держать курс на этот проход в скалах, ориентируясь на высокие острые камни. Усыпанная ими пустыня представлялась необитаемой и похожей на лунный ландшафт.

Аллан прошел уже несколько километров, как вдруг ощутил неясное беспокойство, обычно испытываемое, когда внезапно ловишь на себе чей-то пристальный взгляд. Он невольно огляделся. Ничто не нарушало мертвого безмолвия каменистого ландшафта, только призрачные тени облаков скользили по бурой выжженной земле. Дэвис перевел взгляд вверх и поразился необыкновенному цвету неба. Казалось, отблески неземного пожара освещали его; алые, желтые, фиолетовые блики стремительно пересекали пространство над головой, рассыпаясь на мириады радужных ослепительных огней. Внезапно, словно повинуясь неслышному приказу, краски небесного сияния померкли, небо потемнело, но с ним продолжало происходить что-то невероятное. На облаках стали медленно вырисовываться, становясь все более четкими и объемными, черты огромного неподвижного лика.

Все ясней обозначались гневно сведенные брови, высокий нахмуренный лоб, вот ожили и вспыхнули фосфорическим светом огромные глаза…

На оцепеневшего Аллана Дэвиса с высоты небес глядело страшное в своем величии, до боли знакомое лицо. С ужасом Аллан узнал в нем самого себя. То не был мираж, лицо не повторяло мимики Аллана, огромные глаза щурились сверху с явным вызовом и презрением.