Гастон Леру - Духи дамы в черном

***

Тогда Рультабийль отворил дверь и позвал Бернье с женой. Мы буквально заставили их войти в комнату, после чего принялись сопоставлять кто что знает. В результате выяснилось следующее. Во-первых: в пять вечера Рультабийль побывал здесь и заглянул в шкаф. В обеих комнатах никого не было. Во-вторых: после пяти часов комнату открывали дважды; оба раза делал это папаша Бернье, который в отсутствие супругов Дарзак один мог ее открыть. В первый раз - в пять часов с минутами: он впустил г-на Дарзака; во второй раз - в половине двенадцатого: он выпустил г-на и г-жу Дарзак. В-третьих: между шестью с четвертью и половиной седьмого Бернье запер дверь, выпустив нас с г-ном Дарзаком. В-четвертых: входя в комнату, г-н Дарзак запирался на задвижку; сделал это он и днем, и вечером. В-пятых: Бернье дежурил у двери непрерывно с пяти до половины двенадцатого, не считая двухминутной отлучки около шести часов. Когда все это было установлено, Рультабийль, сидевший за столом Робера Дарзака и делавший записи, встал и сказал: - Ну вот, все очень просто. Надежда у нас только одна: короткий перерыв в дежурстве Бернье, имевший место около шести. Во всяком случае, в тот момент у дверей никого не было. Однако за дверью находились вы, господин Дарзак. Напрягите память и скажите: продолжаете ли вы настаивать на том, что, войдя в комнату, вы тотчас же закрыли дверь и заперлись на задвижку? Без малейших колебаний г-н Дарзак торжественно проговорил: - Да, настаиваю. И отпер задвижку я только тогда, когда вы с вашим приятелем Сенклером постучались в дверь. Я настаиваю на этом. Впоследствии оказалось, что он говорил сущую правду. Супругов Бернье поблагодарили, и они вернулись в привратницкую. Проводив их, Рультабийль дрожащим голосом заявил: - Итак, господин Дарзак, вы замкнули круг. Теперь ваши комнаты в Квадратной башне заперты так же, как в свое время была заперта Желтая комната или таинственный коридор - надежно, как сейф. - Сразу ясно, что имеешь дело с Ларсаном, те же приемы, - заметил я. - Да, приемы те же, господин Сенклер, - согласилась г-жа Дарзак и, оттянув галстук на шее у мужа, показала на его раны. - Взгляните, - сказала она, - рука та же. Уж я-то ее знаю. Наступило тягостное молчание. Мысли г-на Дарзака вертелись только вокруг этой непостижимой загадки, словно преступление в Гландье повторилось теперь здесь, но только в более жестокой форме. Он повторил те же слова, которые говорил тогда относительно Желтой комнаты: - Значит, в этих стенах, полу или потолке должно быть какое-то отверстие. - Но его нет, - ответил Рультабийль. - Значит, нужно пробить его головой! - продолжал г-н Дарзак. - Зачем же? - опять отозвался Рультабийль. - Разве в Желтой комнате его пробили? - Но здесь совсем другое дело, - вмешался я. - Комната в Квадратной башне заперта еще надежнее, чем Желтая: сюда ведь не мог никто проникнуть ни раньше, ни потом. - Нет, здесь совсем другое дело, потому что все обстоит как раз наоборот, - подытожил Рультабийль. - В Желтой комнате не хватало трупа, а здесь труп лишний. Он вдруг покачнулся и оперся о мою руку, чтобы не упасть. Дама в черном бросилась к нему. Из последних сил Рультабийль жестом остановил ее и сказал: - Нет, нет, ничего... Просто я немного устал...

Глава 14 Мешок из-под картошки

Пока по совету Рультабийля г-н Дарзак и Бернье ликвидировали следы драмы, Дама в черном, поспешно переодевшись, постаралась побыстрее добежать до комнаты отца, прежде чем встанет кто-нибудь из хозяев "Волчицы". Перед уходом она посоветовала нам помалкивать и быть благоразумными. Рультабийль тоже откланялся. Было семь утра, и жизнь в замке и вокруг него начинала пробуждаться. Слышалось протяжное пение рыбаков в лодках. Я бросился на постель и на этот раз крепко уснул, так как валился с ног от усталости. Проснувшись, я несколько минут понежился в приятном полузабытьи, как вдруг, вспомнив события прошлой ночи, вскочил на ноги. - Нет, "лишний труп" - это невозможно! - воскликнул я. Да, из бездны перепутанных сном мыслей, из мрачных пучин памяти первой выплыла именно эта мысль: "Лишний труп - это невозможно". И в этом не было ничего странного, напротив. Ее разделяли все, кто так или иначе участвовал в драме, происшедшей в Квадратной башне, это смягчало ужас перед самим событием, ужас при мысли об агонизирующем человеке, которого засунули в мешок, увезли среди ночи и бросили в далекую, глубокую таинственную могилу, где он и умер. Этот ужас вытеснялся другой мыслью невероятной мыслью о "лишнем трупе". Видение это росло, ширилось и вставало перед нами, огромное, грозное, ужасное. Иные, как, например, м-с Эдит, которая привыкла отвергать то, чего не понимает, упорно отвергали условия задачи, поставленные перед нами судьбой и определенные нами в предыдущей главе; по мере того как на сцене форта Геркулес разворачивались события, эти люди все время возвращались к вопросу о правильности данных условий. Прежде всего нападение. Как оно было совершено? В какой момент? С каких подступов? Какие мины, контрмины, траншеи, сапы и траверсы применяя к области мысли термины фортификации - помогли нападающему попасть в замок? Да, в каком месте был атакован замок? Непонятно! А знать это нужно. Это ведь как будто слова Рультабийля: нужно знать? При столь таинственной осаде нападение могло быть совершено везде и нигде. Нападающий молчит, атака развивается бесшумно, враг подходит к стенам на цыпочках. Нападение! Быть может, оно в молчании, а может, и в разговорах. В слове, во вздохе, в шепоте. Оно в жесте, оно может быть во всем, что прячется, а может во всем, что на виду... Во всем, что на виду и невидимо. Одиннадцать. Где Рультабийль? Постель его не разобрана... Я поспешно оделся и разыскал своего друга в первом дворе. Он взял меня под руку и повел в большой зал "Волчицы". Там я с удивлением обнаружил многих обитателей замка, хотя время завтрака еще не пришло. Г-н и г-жа Дарзак тоже были там. Мне показалось, что Артур Ранс держится необычайно холодно. Как только мы вошли, нас приветствовала м-с Эдит, с ленивым видом сидевшая в укромном уголке: - А вот и Рультабийль со своим другом Сенклером. Сейчас мы узнаем, что им нужно. В ответ Рультабийль извинился, что собрал всех в такой час; но у него есть столь важное сообщение, сказал он, что он не хотел терять ни секунды. Тон его был настолько серьезен, что м-с Эдит вздрогнула и изобразила детский испуг. Однако Рультабийль невозмутимо заметил: - Подождите дрожать, сударыня, прежде чем не узнаете, о чем идет речь. Я собираюсь сообщить нечто отнюдь не веселое. Мы переглянулись. Как он это сказал! Я попытался прочесть по лицам г-на и г-жи Дарзак, как они себя чувствуют. Не изменились ли их лица за прошлую ночь? Честное слово, держались они хорошо. Выражение отчужденности исчезло. Что же собирается сообщить Рультабийль? Поскорее бы! Но вот он попросил усесться тех из нас, кто еще стоял, и начал. Обратился он к м-с Эдит: - Прежде всего позвольте сообщить вам, сударыня, что я решил снять охрану, окружавшую форт Геркулес, словно вторая стена. Я считал ее необходимой для обеспечения безопасности господина и госпожи Дарзак, и вы позволили мне ее организовать по моему усмотрению и, несмотря на то что она вам мешала, отнеслись к моей затее великодушно и, если можно так выразиться, не теряя хорошего настроения. Этот прозрачный намек на шутки, которые отпускала по нашему адресу м-с Эдит, когда мы организовывали охрану, заставил улыбнуться Артура Ранса и ее самое. Однако ни супруги Дарзак, ни я не улыбнулись: со все возрастающей тревогой мы спрашивали себя, к чему клонит наш друг. - В самом деле? Вы снимаете охрану с замка, господин Рультабийль? Вы и в самом деле меня порадовали, хотя она мне нисколько не мешала, - воскликнула м-с Эдит с напускной веселостью (напускной испуг, напускная веселость - я находил, что в м-с Эдит вообще много напускного, но - странное дело! - это мне в ней нравилось). - Напротив, - продолжала она, - все это в какой-то мере удовлетворяло мои романтические наклонности. А снятию охраны я радуюсь потому, что, значит, господину и госпоже Дарзак больше не угрожает никакая опасность. - После сегодняшней ночи это действительно так, - отозвался Рультабийль. Г-жа Дарзак не сдержала резкого движения, но заметил его лишь я. - Тем лучше! - вскричала м-с Эдит. - Слава богу! Но почему мой муж и я последними узнаем подобную новость? Ведь этой ночью произошло нечто любопытное? Речь идет, конечно, о путешествии господина Дарзака? Он ведь ездил в Кастеллар. Г-н и г-жа Дарзак выказывали явные признаки смущения. Взглянув на жену, г-н Дарзак хотел было что-то сказать, но Рультабийль помешал ему. - Сударыня, я понятия не имею, куда ездил этой ночью господин Дарзак, однако считаю нужным, просто необходимым, сказать вам одно: именно благодаря этой поездке ему и его жене никакая опасность больше не угрожает. Ваш муж, сударыня, рассказывал вам о страшной драме в Гландье и о преступной роли, которую в ней сыграл... - Фредерик Ларсан. Да, сударь, мне все это известно. - В таком случае вам должно быть также известно, что мы приняли меры по охране господина и госпожи Дарзак только потому, что снова видели этого человека. - Совершенно верно. - Ну так вот, господину и госпоже Дарзак никакая опасность больше не угрожает, потому что этот человек больше не появится. - А что с ним стало? - Он умер. - Когда? - Этой ночью. - А каким образом он умер? - Его убили, сударыня. - Где же? - В Квадратной башне. При этих словах все вскочили; наше волнение было вполне объяснимо: супруги Ранс были ошеломлены известием, супруги Дарзак и я - тем, что Рультабийль не побоялся рассказать об убийстве. - В Квадратной башне! - вскричала м-с Эдит. - Но кто же его убил? - Господин Робер Дарзак, - ответил Рультабийль и попросил всех занять свои места. Удивительное дело, но все покорно расселись, словно в такой момент нам больше было нечего делать, кроме как слушаться этого мальчишку. Однако м-с Эдит почти сразу же встала опять и, взяв г-на Дарзака за руки, воскликнула с неподдельной силой и восторгом (нет, я был решительно не прав, когда говорил, что в ней много напускного): - Браво, господин Робер! All right! You are a gentleman "Превосходно! Вы - порядочный человек! (англ.)."! Cатем, повернувшись к мужу, заметила: - Вот настоящий мужчина! Он достоин любви. После этого она рассыпалась перед г-жой Дарзак в комплиментах (все-таки ей было свойственно все преувеличивать), принялась клясться ей в вечной дружбе и заявила, что в столь непростых обстоятельствах она и г-н Дарзак могут рассчитывать на нее и ее мужа, что они готовы показать следователю все, что будет нужно. - В том-то и дело, сударыня, - прервал излияния Рультабийль, - что ни о каких следователях и речи нет. Нам они не нужны. Мы не желаем, чтобы они вмешивались. Ларсан умер для всех раньше, задолго до того, как его убили этой ночью; вот и пускай продолжает оставаться мертвым. Мы решили, что ни к чему снова затевать скандал - господин и госпожа Дарзак, а также профессор Стейнджерсон и без того много пережили, - и надеемся, что вы нам поможете. Новая драма разыгралась при столь таинственных обстоятельствах, что, если бы мы о ней не рассказали, вам и в голову не пришло бы что-либо заподозрить. Однако господин и госпожа Дарзак слишком хорошо воспитаны, чтобы забыть, как в таких обстоятельствах вести себя с хозяевами. Простая вежливость заставляет их сообщить вам, что этой ночью они убили у вас в замке человека. Но как бы там ни было, несмотря на уверенность, что мы сможем скрыть эту досадную историю от итальянского правосудия, нам нужно иметь в виду: она может всплыть наружу из-за какого-нибудь непредвиденного случая, и поэтому господин и госпожа Дарзак не хотят, чтобы вы рисковали вдруг в один прекрасный день в окрестностях поползут слухи о том, что произошло под вашей крышей, или даже нагрянет полиция? Молчавший до этих пор Артур Ранс встал и заговорил; лицо его было бледно. - Фредерик Ларсан мертв. Что ж, тем лучше. Я рад этому больше, чем кто-либо, и если его настигло возмездие в лице господина Дарзака, то я первый поздравлю господина Дарзака. Но я полагаю, что господин Дарзак не прав, скрывая этот славный поступок. Лучше всего сообщить о нем в полицию, и как можно скорее. Если полиция у знает об этом деле из другого источника, представляете, в каком положении мы окажемся. Если мы сознаемся, то будем чисты перед правосудием; если нет - сделаемся злоумышленниками. О нас могут подумать все, что угодно... Мистер Ранс был весьма взволнован трагическим происшествием, говорил заикаясь, словно сам убил Фредерика Ларсана, словно его уже обвинили в этом и тащат в тюрьму. - Нужно все рассказать. Господа, нужно все рассказать! - Я думаю, мой муж прав, - добавила м-с Эдит. - Но, прежде чем принять какое-либо решение, хотелось бы знать, как все случилось. Она обращалась непосредственно к г-ну и г-же Дарзак. Но они никак не могли оправиться от удивления, вызванного словами Рультабийля, Рультабийля, которой еще утром, в моем присутствии, пообещал им молчать и сам призывал нас к молчанию; супруги были связаны словом и сидели, словно окаменев. Артур Ранс повторил: - Зачем скрывать? Нужно во всем признаться! И тут мне показалось, что репортер внезапно принял решение: глаза его сверкнули, как будто в голове у него мелькнула важная мысль. Он наклонился над Артуром Рансом, который сидел, опираясь правой рукой о трость с загнутой ручкой, затейливо вырезанной из слоновой кости знаменитым мастером из Дьепа. Взяв у Ранса трость, Рультабийль заговорил: - Вы позволите? Я очень люблю слоновую кость, а мой друг Сенклер рассказывал мне о вашей трости. Я только сейчас ее заметил. Очень красиво. Это работа Ламбеса гон лучший мастер на нормандском побережье. Молодой человек разглядывал трость и, казалось, был поглощен только этим. Он вертел ее до тех пор, пока она не выскользнула у него из рук и не упала перед г-жой Дарзак. Я поспешил ее поднять и протянул Артуру Рансу. Рультабийль поблагодарил меня грозным взглядом. В этом испепеляющем взгляде я прочитал, что вел себя как дурак. Раздраженная несносным самодовольством Рультабийля и молчанием супругов Дарзак, м-с Эдит встала. - Душенька, - сказала она, обращаясь к г-же Дарзак, - я вижу, вы очень устали. Переживания этой ужасной ночи вконец вас измотали. Прошу вас, пойдемте к нам в комнаты, там вы сможете отдохнуть. - Прошу прощения, но я еще ненадолго задержу вас, миссис Эдит, вмешался Рультабийль. - То, что мне осталось сообщить, касается лично вас. - Так говорите же, сударь, не тяните. Она была права. Интересно, понял ли это Рультабийль? Во всяком случае, неторопливость своих предварительных рассуждений он с лихвою искупил краткостью и точностью, с какою рассказал о событиях прошлой ночи. Никогда еще вопрос о "лишнем трупе" в Квадратной башне не представал перед нами в столь таинственном и ужасном свете. М-с Эдит вся дрожала (в самом деле дрожала, честное слово). Что же до мистера Ранса, то он покусывал ручку трости с поистине американской флегмой и весьма убежденно повторял: - Просто дьявольская история, просто дьявольская! Этот "лишний труп" - просто дьявольская история... Произнося эти слова, он, правда, посматривал на высунувшийся из-под платья кончик ботинка г-жи Дарзак. Тут начался общий разговор, бессвязный, состоявший сплошь из восклицаний, негодования, жалоб, вздохов сочувствия, а также из просьб объяснить появление "лишнего трупа" и объяснений, которые ничего не объясняли, а лишь усиливали общее замешательство. Зашел разговор и о том, как труп был увезен в мешке из-под картошки, и м-с Эдит вновь разразилась комплиментами в адрес героя - г-на Дарзака. Рультабийль, однако, в эту словесную неразбериху не вмешивался. Он явно не одобрял поднявшейся суеты и смятения, за которыми наблюдал с видом учителя, давшего своим примерным ученикам несколько минут передышки. Подобная манера мне весьма не нравилась, и я неоднократно упрекал за нее Рультабийля, впрочем, без особого успеха: тот всегда напускал на себя такой вид, какой хотел. Наконец, решив, по-видимому, что перемена затянулась, он резко спросил у м-с Эдит: - Ну как, миссис Эдит, вы все еще считаете, что следует сообщить в полицию? - Уверена в этом еще больше, чем раньше, - ответила та. - Полиция обязательно раскроет то, что нам раскрыть не под силу. (Рультабийль остался безучастен к этому сомнению в его умственных способностях.) И признаюсь вам, господин Рультабийль, что, по-моему, ее следовало известить еще раньше. Вам тогда не пришлось бы дежурить столько бессонных ночей; да это, в сущности, оказалось ни к чему - тот, кого вы опасались, все равно проник в замок. Рультабийль даже вздрогнул, но подавил возмущение и сел, как бы машинально снова завладев тростью, которую Артур Ранс прислонил к ручке кресла. "Что он собирается делать с этой тростью? На сей раз надо быть осторожнее и не притрагиваться к ней!" - сказал я себе. Поигрывая тростью, Рультабийль ответил м-с Эдит, которая столь задиристо и даже несколько жестоко напала на него. - Вы заблуждаетесь, миссис Эдит, полагая, что меры, которые я принял, чтобы обеспечить безопасность господина и госпожи Дарзак, оказались бесполезны. Они позволили мне установить, что у нас появился "лишний труп"; они же позволили мне установить, что одного трупа у нас недостает. Это, впрочем, не так уж необъяснимо. Мы переглянулись: одни - пытаясь понять, другие - страшась. - Ну, в таком случае вы увидите, что никакой тайны больше нет и все устроится наилучшим образом, - отозвалась м-с Эдит и добавила, передразнивая Рультабийля: - С одной стороны - "лишний труп", с другое недостающий. Все к лучшему. - Да, - согласился Рультабийль, - но самое страшное в том, что этот недостающий труп появился как раз вовремя, чтобы объяснить присутствие "лишнего" трупа, сударыня. Только знайте, что недостающий труп - это труп вашего дядюшки, мистера Боба. - Старый Боб! - вскричала женщина. - Пропал Старый Боб? - Старый Боб! Пропал Старый Боб? - подхватили все присутствующие. - Увы, - проговорил Рультабийль и уронил трость. Однако весть об исчезновении Старого Боба до такой степени взволновала и Рансов и Дарзаков, что на упавшую тросточку никто не обратил внимания. - Дорогой Сенклер, будьте столь любезны, поднимите трость, - попросил Рультабийль. Ей-богу, я поднял ее, но Рультабийль даже не соблаговолил меня поблагодарить: в этот миг м-с Эдит, словно львица, набросилась на г-на Дарзака с криком: - Вы убили дядюшку! Нам с г-ном Рансом едва удалось сдержать ее и немного успокоить. Мы принялись ее уверять, что, если дядюшка исчез на некоторое время, это вовсе не означает, что его увезли в этом жутком мешке. Одновременно мы осыпали Рультабийля упреками за то, что он был столь жесток и сообщил нам свое мнение, которое к тому же всего лишь шаткая гипотеза, родившаяся в его растревоженном мозгу. Затем мы стали умолять м-с Эдит не считать эту гипотезу за оскорбление, поскольку она возможна, только если предположить, что Ларсан проявил чудо изобретательности и появился здесь под видом ее уважаемого дядюшки. Однако м-с Эдит приказала мужу замолчать, смерила меня взглядом с головы до ног и заявила: - Господин Сенклер, я твердо надеюсь, что дядюшка вскоре объявится; в противном случае я обвиню вас как соучастника грязного преступления. Что же до вас, сударь, - повернулась она к Рультабийлю, - то одна лишь мысль о том, что вы могли перепутать Ларсана со Старым Бобом, не позволит мне впредь подавать вам руку, и я надеюсь, у вас достанет такта как можно скорее избавить меня от своего присутствия. - Сударыня, - согнувшись в низком поклоне, ответил Рультабийль, - я как раз хотел попросить у вас позволения отлучиться. Мне нужно ненадолго, примерно на сутки, уехать. Через сутки я вернусь и буду готов помочь вам избавиться от затруднений, которые могут появиться в связи с исчезновением вашего уважаемого дядюшки. - Если через сутки дядя не вернется, я подам жалобу итальянским властям. - Это хорошие власти, однако прежде, чем прибегнуть к их помощи, я посоветовал бы вам, сударыня, расспросить слуг, которым вы доверяете, в частности Маттони. Вы доверяете Маттони, сударыня? - Да, сударь, доверяю. - Тогда расспросите его, сударыня. Расспросите! Да, перед отъездом позвольте оставить вам это превосходное историческое сочинение. С этими словами Рультабийль достал из кармана какую-то книгу. - Это еще что? - гордо и пренебрежительно спросила м-с Эдит. - Это, сударыня, книга Альбера Батайля "Уголовные и гражданские дела". Я советую вам почитать о переодеваниях, маскировке и прочих надувательствах знаменитого преступника, настоящее имя которого Балмейер. Рультабийль не знал, что недавно я целых два часа рассказывал м-с Ранс о невероятных похождениях Балмейера. - Изучив это, - продолжал Рультабийль, - вы, возможно, захотите поразмыслить, так ли невозможно для столь ловкого преступника предстать перед вами под видом вашего дядюшки, которого вы не видели уже четыре года - ведь в последний раз вы встретились с этим уважаемым ученым четыре года назад, в пампасах Араукании. Что же касается воспоминаний господина Ранса, то они относятся к еще более отдаленному прошлому, и их еще легче обмануть, чем ваше сердце племянницы. Умоляю вас на коленях, сударыня, не надо сердиться. Никогда еще мы не оказывались в столь трудном положении. Давайте же действовать сообща. Вы велите мне уехать? Хорошо, я уеду, но скоро вернусь; ведь сбросить со счетов ужасное предположение о том, что Ларсан выдает себя за Старого Боба, нельзя, а значит, нам придется искать самого Старого Боба, и тут, сударыня, вы можете много распоряжаться как своим верным и покорным слугой. М-с Эдит с видом оскорбленного достоинства промолчала, и Рультабийль обратился к Артуру Рансу: - Прошу вас, господин Ранс, принять мои извинения за все происшедшее и надеюсь, что как истый джентльмен вы убедите м-с Ранс тоже принять их. Вы упрекаете меня за то, что я слишком рано рассказал вам о своем предположении, однако соблаговолите вспомнить, сударь, что несколько минут назад миссис Эдит упрекала меня за медлительность. Но Артур Ранс больше не слушал. Он взял жену под руку, и только они направились к выходу, как вдруг дверь распахнулась и в зал влетел конюх Уолтер, верный слуга Старого Боба. С головы до ног его покрывал слой грязи, одежда кое-где была разорвана. Потное лицо с прилипшими прядями волос выражало гнев и ужас и тут же навело нас на мысль о новом несчастье. В руке он держал какую-то мерзкую тряпку, которую, войдя, бросил на стол. В этом отвратительном куске ткани, покрытом крупными бурыми пятнами, мы сразу же узнали мешок, в котором был увезен труп, и в ужасе попятились. Ожесточенно размахивая руками, Уолтер сипло и невразумительно залопотал по-английски, и все мы, за исключением супругов Ранс, перебивали его: "Что он говорит? Что он говорит?" Тогда Артур Ранс стал время от времени прерывать его тирады, а тот грозил нам кулаками и свирепо поглядывал на Робера Дарзака. В какой-то миг нам даже показалось, что Уолтер бросится на профессора, однако м-с Эдит движением руки остановила его. А Артур Ранс переводил: - Он говорит, что сегодня утром заметил на двуколке пятна крови; к тому же Тоби казался очень усталым после ночной поездки. Это его так заинтересовало, что он решил немедля посоветоваться со Старым Бобом, но не смог его найти. Тогда, полный самых мрачных предчувствий, он пошел по следам двуколки, что сделать было нетрудно: дорога еще не просохла, да и колеса у этого экипажа расставлены необычайно широко. Так он добрался до старого Кастийона и спустился в расселину, убежденный, что обнаружит там труп своего хозяина, однако нашел лишь пустой мешок, в котором, возможно, находился труп Старого Боба. Теперь, поспешно вернувшись назад в одноколке какого-то крестьянина, он требует своего хозяина, спрашивает, не видел ли его кто-нибудь, и готов обвинить Робера Дарзака в убийстве, если хозяин не обнаружится. Мы были подавлены услышанным. Однако, к нашему великому удивлению, первой взяла себя в руки м-с Эдит. Несколькими словами она успокоила Уолтера, пообещав, что скоро ему покажут живого и невредимого Старого Боба, и спровадила слугу. Затем обратилась к Рультабийлю: - Сударь, у вас есть сутки, в течение которых дядя должен вернуться. - Спасибо, сударыня, но если он не вернется, значит, я прав, отозвался Рультабийль. - Да где же он может быть в конце концов? - воскликнула м-с Эдит. - Теперь, когда в мешке его нет, ничего не могу вам сказать, сударыня. М-с Эдит бросила на журналиста испепеляющий взгляд и вышла в сопровождении мужа. И тут Робер Дарзак поведал нам, насколько он обескуражен историей с мешком. Он ведь сбросил в расселину мешок вместе с Ларсаном, а выплыл наружу только мешок. Рультабийль на это сказал: - Можете не сомневаться, Ларсан жив! Положение у нас весьма незавидное, я должен ехать. Нельзя терять ни минуты. Через сутки я вернусь. Но поклянитесь оба, что вы носа не высунете из замка. Господин Дарзак, поклянитесь, что вы будете наблюдать за госпожой Дарзак и удержите ее в замке, даже если для этого нужно будет применить силу. Да, и вот еще что: вам не следует больше жить в Квадратной башне. Ни в коем случае! На этаже, где живет господин Стейнджерсон, есть две свободные комнаты. Займите их, это необходимо. Сенклер, проследите за этим переселением. После моего отъезда чтобы ноги вашей не было в Квадратной башне, ясно? Прощайте. Дайте-ка я вас обниму, всех троих! Он прижал к груди г-на Дарзака, потом меня; затем обнял Даму в черном и вдруг разразился рыданиями. Такое поведение Рультабийля, несмотря даже на серьезность обстановки, показалось мне непонятным. Увы, каким естественным я сочту его позже!