Василий Головачев - Последний джинн

– Шутишь? – распахнула она глаза.

Игнат засмеялся.

– Ты так красиво пугаешься, что мне хочется шутить и дальше. Но не буду.

– Мы дошли до человека как венца эволюции…

– Извини, перебью. Как говорил кто-то очень жизнерадостный: человек – это всего лишь промежуточное звено эволюции, необходимое для создания венца творения – рюмки коньяка и дольки лимона.

Лилия улыбнулась.

– Ты не всегда шутишь удачно.

Игнат поднял руки.

– Все понял, умолкаю. Могу также добавить, что я понял главное: экстраполяция закона развития материи показывает, что за человеком, в частности, или за разумом вообще должна последовать некая структура нового уровня, превосходящая его по организации и возможностям. То есть – УММ, если следовать твоей терминологии. Но возникает вопрос. Человек еще далеко не исчерпал всех своих потенций развития, и мы видим, что социогенез не закончился, коль мы продолжаем яростно отстаивать свои интересы вплоть до летального исхода. Значит, время УММа еще не пришло?

– А почему ты считаешь, что мы единственные претенденты на рождение УММа? – просто спросила Лилия.

Игнат озадаченно пригладил волосы.

– Ты хочешь сказать, что…

– Мультиверс, то есть наша Вселенная, гораздо больше, чем мы видим в телескопы. Она действительно многовариантна и состоит из множества так называемых доменов со своими наборами физических констант и законов, со своей мерностью пространства. До нас в ее доменах появлялись протеи, Черви Угаага, иксоиды…

– То есть негуманы.

– Так почему же УММ должен базироваться на гуманоидном виде разума? Чем негуманоиды хуже?

– Постой, постой, я понял… это же меняет всю картину происходящего! Уже иксоидов и гиперптеридов сменил УММ, имеющий совсем другие логические и психические аппараты. Так? А наш родной УММ – ангелоиды – возникнет лишь через тысячи лет.

– Ну, в общем, ты не безнадежен.

– Спасибо. Черт! Я, кажется, окончательно уяснил, что происходит!

Лилия вопросительно посмотрела на собеседника.

Игнат потер темя ладонью.

– На Ульриха Хорста вышел негуманоидный УММ, этот самый умманоид! Зачем-то ему понадобилось фрустировать деятельность Службы безопасности, что оказалось на руку мстительному Ульриху. А поскольку все закрутилось вокруг открытия и странного поведения Великой Пустоты, все дело в ней! УММ что-то делает там, в миллионе светолет от Солнца. И боится, что мы ему помешаем.

Лилия продолжала молча ждать продолжения, и он очнулся.

– Ай да Игнат Ромашин, ай да сукин сын! А ты просто молодчина! Давай еще свой коктейль.

Домовой, похожий на симпатичного медвежонка, принес на подносе два бокала с напитком.

Игнат жадно отпил половину бокала, расслабился.

– Теперь я хочу задать тебе несколько вопросов, не возражаешь?

– Задавай.

– Я давал тебе материал по ВП, по экзотам, всяким там «свистам» и по разборкам в Системе и на Полюсе, из-за которых вся контора стоит теперь «на ушах». Вопрос первый: что такое ВП?

Лилия сделала гримаску, собираясь ответить, но Игнат остановил ее жестом.

– А вообще начать надо с другого. Кроме Великой Пустоты астрономы открыли еще несколько необычных объектов, среди которых есть и Вторая Великая Китайская Стена и Великий Океан. Как ты думаешь, все эти экзоты могут быть результатом деятельности негуманоидного УММа?

– Конечно, могут, – ответила девушка, не задумываясь. – Хотя существуют и другие объяснения названным тобой феноменам.

Игнат откинулся на спинку кресла, и оно тотчас же принялось делать ему массаж спины. Это отвлекало, и он мысленно «цыкнул» на услужливую технику: отставить!

– Все время забываю, что ты в курсе всех астрономических открытий. Ну и чем, по-твоему, являются экзоты?

– Надеюсь, ты не будешь возражать, что одной из основных характеристик нашего местного домена, который мы называем Метавселенной, является протяженность?

– Не буду.

– Телескопы видят границу нашего домена на удалении в четырнадцать миллиардов светолет. Но поскольку те виды разумников, которых мы знаем, от протеев до гиперптеридов, так или иначе являются нашими предками, то при рождении Мультиверса могла сформироваться такая вот слоистая конфигурация физического континуума.

Перед Игнатом соткалась из света вуаль объемного изображения, представляющего объект, похожий на кочан капусты.

В каждом «капустном листочке» зажглись цифры от 1 до 6 и стрелочка с надписью «Разумогенез».

– Это всего лишь очень простая схема эволюции жизни, – сказала Лилия. – Сначала разум возник в самом раннем «пузыре» раздувшейся Метавселенной. Дед назвал его представителей протеями.

– Во втором слое родились Черви Угаага, потом иксоиды, гиперптериды, в пятом – мы, люди. А в шестом?

– Ангелоиды, естественно.

– Которые еще только должны появиться через семь тысяч лет.

– Ты сомневаешься?

– В чем?

– Что мы являемся носителями ангелоидного «ума за разумом»?

– Я хорошо помню сообщение твоего деда, что объект Криптоид, который взорвала команда Ульриха Хорста, всего лишь ускорил рождение человеческого УММа. Но зачем негуманскому УММу, если он появился раньше нашего, так себя вести? Зачем ему нейтрализовать нашу систему защиты? Сама же сказала, что УММ по крайней мере должен быть умным.

– Во-первых, логика и мораль негуман очень сильно отличается от человеческих. Это я тебе говорю как специалист. Они по-другому видят мир и по-другому реагируют на его вызовы. Если человек – существо общественное, а как система разума базируется на социальных связях, то негуманоиды сплошь индивидуалы, что сказывается на их поведении и на отношении к другим разумникам. Во-вторых, если мы не спрашиваем у муравьев, делать ли дорогу через их муравьиную кучу, то и те же гиперптериды вряд ли спросят у встретившихся на пути людей, задевают они их зоны интересов или нет. А уж УММ тем более не спросит, мешает он кому-то или нет. Мы, существа разумные, принципиально не сможем понять, чем руководствуются умманоиды. Не дано. Стадия УММ действительно являет собой переход разума в более высокое качество, которое мы никогда не сможем оценить в силу обычной трансферабельности.

– Что такое трансферабельность?

– Если говорить про эволюционную открытость…

– Не надо, объясни попроще.

– Трансферабельность в общем означает, что некоторая низкоэнтропийная форма жизни не только может использоваться как база на следующем витке эволюции, но может использоваться разными способами. Благодаря трансферабельности во Вселенной реализовалось, к примеру, не два-три химических соединения, а миллиарды. То же самое можно сказать и о жизни, и о разуме. Вот почему в нашем метагалактическом домене могли развиваться УММ разного вида.