Дуглас Адамс - Автостопом по Галактике. Опять в путь (сборник)

И приподнялся на своих худеньких, изможденных локтях, дико озираясь по сторонам. Его седые волосы, казалось, махали каким-то своим знакомым в соседней комнате.

– Спокойствие, только спокойствие, – проговорил Форд.

Триллиан ласково положила руку на плечо журналиста.

Безумец вновь уронил голову на подушку и уставился на потолок лазарета «Золотого сердца».

– Само дело, – выдохнул он, – теперь не имеет значения, но там был свидетель… свидетель… его звали… звали… Прак. Странный, трудный человек. В конце концов они были вынуждены ввести ему наркотик, чтобы добиться правды. Эликсир истины.

Глаза журналиста беспомощно вращались.

– Они дали ему слишком большую дозу, – прошелестел его тихий-тихий шепот. – Слишком чрезмерную. – И заплакал. – Мне кажется, это роботы толкнули врача под руку.

– Роботы? – резко спросил Зафод. – Какие еще роботы?

– Такие… белые, – хрипло прошептал журналист. – Они ворвались в зал суда и похитили у судьи скипетр, Аргабутонский Скипетр Правосудия, такая жуткая плексигласовая штука.

Не знаю, зачем уж он им понадобился. – Журналист вновь расплакался: – И по-моему, они толкнули врача под руку…

Его голова бессильно, скорбно моталась из стороны в сторону, глаза мученически пылали.

– А когда заседание возобновилось, – прошептал он сквозь рыдания, – они, к несчастью, отдали Праку ужасный приказ. Ему приказали, – умолкнув на миг, он весь содрогнулся, – чтобы он говорил Правду, Всю Правду и Ничего, Кроме Правды. Вот только, разве не понимаете? – Внезапно приподнявшись на локтях, он вскричал что есть мочи: – Ему дали слишком чрезмерную дозу!

И вновь упал на подушки с тихим воем: «Слишком чрезмерную, слишком чересчурную большую, чересчурно-чрезмерную…»

Присутствующие переглянулись. По спине у них пробежали мурашки.

– И что же случилось? – спросил наконец Зафод.

– О, не извольте сомневаться: он благополучно сказал правду, – сообщил журналист зловещим тоном, – насколько мне известно, он все еще говорит. Странные, ужасные вещи… ужасные, ужасные! – сорвался он на визг.

Его попытались успокоить, но журналист опять привстал на локтях.

– Ужасные вещи, непостижимые вещи, – вопил он, – вещи, от которых можно с ума сойти!

Окинул собравшихся диким взглядом.

– Или, как в моем случае, ополоуметь. Я все-таки журналист.

– Вы имеете в виду, – тихо спросил Артур, – что говорить правду – ваша профессиональная обязанность?

– Нет, – озадаченно ответил тот. – Я имею в виду, что я соврал, что мне нужно сдавать статью, и сбежал пораньше… – После чего окончательно впал в беспамятство.

В сознание он пришел лишь один раз – и то ненадолго.

Однако от него удалось выведать следующее.

Когда стала ясна суть происходящего и стало ясно, что Праку не удастся заткнуть рот, пока он не скажет всю правду в ее абсолютной и окончательной форме, заседание было закрыто.

И не просто закрыто, но загерметизировано, причем Прак так и остался в зале суда. Здание обнесли стальными стенами, а также – береженого Бог бережет! – колючей проволокой под электротоком, крокодильими болотами и тремя крупными армиями, чтобы преградить словам Прака путь к людским ушам.

– Жалко, – заметил Артур. – Хотел бы я его послушать. Он наверняка знает Ответ на Вопрос Жизни. Мне до сих пор не по себе, что мы его так и не выяснили.

– Задумайте число, – вмешался компьютер, – любое число.

Артур назвал компьютеру телефон справочного бюро вокзала Кингс-Кросс, рассудив, что должна же быть у этого телефонного номера хоть какая-то полезная функция.

Компьютер ввел номер в отремонтированный двигатель невероятностной тяги.

Согласно теории относительности, Материя велит Пространству, как именно ему искривляться, а Пространство велит Материи, как именно ей двигаться.

«Золотое сердце» повелело пространству завязаться морским узлом – и совершило мягкую посадку внутри стальной ограды комплекса Аргабутонского верховного суда.

Зал суда производил крайне мрачное впечатление. То было обширное и темное помещение, явно задуманное как святилище Правосудия – а не Радости, например. Вы не стали бы устраивать там банкет – по крайней мере удачный. Ибо местный интерьер был способен вогнать в меланхолию самого беззаботного гостя.

Высокие, сводчатые черные потолки, под которыми с угрюмой решимостью реяли зловещие тени. Скамьи, стенные панели, грузные колонны – все это было изготовлено из древесины самых темных и суровых оттенков, какую только могла породить ужасная Агресбардийская Чаща. Массивная черная Трибуна Правосудия, которая царила в центре зала, казалась воплощением монструозной тяжести. И если бы вдруг какому-нибудь солнечному лучику удалось проскользнуть в эту святая святых Аргабутонского Дворца Правосудия, он мигом повернулся бы на пятках и стремглав выскользнул обратно.

Артур и Триллиан вошли в зал первыми. Форд с Зафодом мужественно прикрывали их с тыла.

Вначале помещение показалось им совершенно темным и пустынным. Эхо их шагов гулко прокатилось под сводами. Странно. Как они уже удостоверились, все заграждения и охрана находились на своих местах и выполняли свои обязанности, из чего следовало, что сеанс правдивых речей продолжается.

Неужели ошибка?

И тут, когда их глаза попривыкли к тьме, они заметили в углу тусклый красный огонек, а под ним – живую, трепещущую тень. Они посветили в угол фонариком.

То был Прак. Он развалился на скамье, покуривая апатично тлеющую сигарету.

– Здорово, – сказал он, вяло отсалютовав рукой, и из-под сводов ему отозвалось эхо.

То был щуплый, малорослый человечек с жидкими волосами. Он сел на скамью с ногами, ссутулив плечи. Его голова и колени беспрестанно дергались. Прак затянулся сигаретой.

Новоприбывшие жадно уставились на него.

– Что тут происходит? – спросила Триллиан.

– Ничего, – ответил Прак, дернув плечом.

Артур направил луч фонарика на лицо Прака.

– Мы думали, – пояснил он, – что вы говорите Правду, Всю Правду и Ничего, Кроме Правды.

– А, это, – протянул Прак. – Было дело. Только я уже пошабашил. Не так-то ее много, как люди себе воображают. Правда, местами забавные штучки попадаются.

Внезапно он разразился истерическим хохотом. Приступ продолжался каких-то три секунды, после чего Прак умолк и, подергивая головой и коленями, вновь затянулся дымом. На его лице играла странная полуулыбка.

Из сумрака выступили Форд и Зафод.

– Расскажите нам еще раз, – попросил Форд.

– Да я и не помню уже ничего, – отвечал Прак. – Была у меня мысль кой-чего записать для памяти, но сперва я карандаша не нашел, а потом лень одолела.