Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Вторник, 28 мая. День
Москва, Малый Кисловский переулок
Побродив по коридорам ГИТИСа, ощутив дружную вибрацию поступающих, я вернулся в машину. Захаров сдержал слово, и мне оставалось лишь завезти бледную, но решительно настроенную Марину Сильву, на прослушивание.
Девушка, по-моему, успела еще пуще похорошеть за те недолгие месяцы, что мы не виделись. «Дон Фернандо» прилетел позавчера, в воскресенье, и уж как бедняжка вытерпела столь долгое ожидание, неведомо.
Ну, об эволюции внешних данных прелестной бразильяночки можно и поспорить, конечно. Во всяком случае, Юлька, ревнивица этакая, утверждает, что пришелица из Рио-де-Жанейро заметно подурнела…
Но один момент споров не вызывает — Марина Сильва де Ваз Сетта Баккарин основательно подтянула русский язык. Говорит бегло, лишь иногда замедляет речь, лишь бы четко выговорить трудное слово.
В машине я, разумеется, не усидел — разволновался за невестушку. Или кем мне будет приходиться Марина Сильва? А я ей кем? Тестем? Нет… Свёкром!
«Приходиться…» Ха! Васёнок с Мариной назначат свёкром, и не спросят, а потом еще и обрадуют статусом деда! Ох, уж эта родня…
Хотя я, если честно, рад. Вон, Юлька — какая лапочка выросла! А Леечка? Даже непутевый Васёнок… Хм… Ну, если честно, я в его возрасте — в той, прошлой жизни, был куда большим разгильдяем…
И чего зря брюзжать? В «Бауманке» Васька на хорошем счету, грызет гранит без опозданий и прогулов. А то, что морду однокурснику набил… Ну, вроде как, за девушку заступился. Причем, не за свою, а товарища. Молодец…
Радио в машине невнятно болботало, и я приоткрыл дверцу, чтобы лучше было слышно.
— … В египетском эксклаве Сектор Газа вновь начались волнения, вызванные указом президента Мубарака о лишении палестинской автономии права на самоуправление, — четко проговаривал строгий женский голос. — За годы под властью Каира выяснилось, что большинство палестинцев не желает возвращаться к мирному труду. По словам Хосни Мубарака, население Сектора Газа либо находится на содержании у мирового сообщества, нерегулярно присылающего гуманитарную помощь, либо предпочитает мотыге автомат Калашникова. На сегодняшний день тысячи палестинцев воюют в Алжире, Ливии, Нигерии…
— По сообщениям из Вашингтона, — подхватил мягкий баритон, — вчерашнее покушение на президента успешно расследуется…
«Ого! — встрепенулся я, прислушиваясь. — Быстро они…»
— … Фред Вудрофф, советник по национальной безопасности, сообщил на пресс-брифинге, что президент Даунинг здорова и даже не ранена. Директор ФБР Добан Руни собрал специальных агентов в объединенную оперативную группу. Что известно на данный момент? Работал целый отряд киллеров — шесть или семь человек, снайперов и гранатометчиков. Нападавшим удалось подбить так называемый «скорпион», лидирующую машину президентского кортежа, а лимузин, в котором находилась Синтия Даунинг, был обстрелян из особо мощных винтовок. Наемные убийцы с гранатометами убиты на месте, трое снайперов задержаны, еще двоим удалось уйти. Никаких деталей из допроса киллеров прессе не сообщили, но известно, что порядка десяти представителей крупнейших банкирских домов арестованы и содержатся на территории гарнизона Форт-Брегг…
— И-и-и! — с восторженным визгом на меня налетела Марина Сильва. Обхватила за шею, повисла, болтая ногами, и радостно запищала, урывками между жарких поцелуев: — Меня… приняли! Мигел… Я такая… Счастливая! О-о!
Я засмеялся, с удовольствием тиская девушку, удивительно похожую на Риту в юности.
— А папе сказала?
— Ой, нет еще! — студенточка выцепила радиофон, набрала номер, переступая в нетерпении, и затараторила. Эфир наполнился португальскими вывертами…
Улыбаясь, я потащил из кармана свой потертый «ВЭФ».
— Риточка, привет! Маринка поступила… — переждав девичьи вопли, я спросил: — Может, купить чего?
— Не надо, не надо, Мишечка! Всё есть! Ой, молодчинка какая… Вези ее скорей!
— Везу!
Приобняв за гибкую талию, я усадил Марину-Сильву на переднее сиденье, заслужив ослепительную улыбку в награду, и плюхнулся за руль.
— А теперь куда? — заерзала сеньорита.
— Домой! Отмечать будем! Ух, и напьемся…
Девушка захихикала, все не покидая облачко сбывшейся мечты, и я приманил ее ближе к земле:
— Маме позвони!
— Ой, точно! И дяде…
«Волга» тронулась, а салон наполнился знойной бразильской тарабарщиной. Я следил за дорогой, косясь на ладные коленки, и мне было немного грустно.
«Всё будет хорошо, Мигел…»
Тот же день, позже
Москва, улица Строителей
— Вась, ты меня понял? — настойчиво внушал я. — Не торопи Маринку! А если обидишь… Обе головы откручу!
— Понял, пап! — расплылся в улыбке добер молодец. — Столько ждал… Последний год, уж как-нибудь… Зато рядом!
— Во-во… — проворчал я тоном старой, суровой дуэньи.
— Неужели ты думаешь, что сразу полезу на нее? — огорчился Васёнок, и тут же умиленно растянул губы. — Я же люблю Маринку! Она же мне не в постели нужна… Ну, не только в постели! Мне хочется быть с нею. Всегда!
Я молча хлопнул его по плечу и обошел гостиную, покачивая вино в бокале. Цежу весь день, да так и не допил…
Юля на пару с Леей обыгрывала в карты Инну. Марина-Сильва с Васёнком заняли диванчик в углу — сын, с застывшей улыбкой, любовался будущей невестой, а девушка вдохновенно декламировала:
Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор…
Синьорита удивительно тонко прочувствовала лермонтовские строки. Горечь, тоска, печаль и глупая гордыня — всё жило в ее красивом голосе, а некий остаточный акцент как будто обволакивал слова иным, нездешним звучанием.
В креслах под торшером уединились Рита и Фернандо, толковавшие о тайнах и загадках своего знатного рода.
— Донна Фальер, уступите место супругу! — потребовал я.
Донна томно поднялась, тая в глазах озорную улыбку, и присела — уже на мои колени.
Бразильский гость понятливо улыбнулся.
— Знаете, Мигел… — задумчиво протянул он. — Глядя на вас, я припомнил ту старую легенду о Марино Фальере. Помните? Дескать, старик женился на молоденькой, а некий хлыщ стал ее любовником! Мало того, старый дож никак не мог добиться справедливого наказания для наглеца, уж больно знатен был клан Стено, и тогда он затеял переворот… Романтическая чушь! Фальер всю жизнь воевал ради Венеции, его возмущали бесстыдство и безнаказанность знатных особ, надменных и неприкасаемых. А самое печальное в том, что, не будь предательства, удайся мятеж Фальера, и Венеция, очищенная от скверны, просуществовала бы до наших дней!
— Это политика! — отмахнулась Рита. — Но началось-то всё с Анджолины, девятнадцатилетней красотки!
— Не верю! — сказал я, упрямо выпячивая челюсть. — Слишком всё надуманно и пошло — старый муж, молодой любовник… Трафаретный сюжет!
— Совершенно верно, Мигел! — горячо поддержал меня Фернандо. — Расхожая тема, не имеющая ничего общего с реальностью! Первая жена Фальера страдала бесплодием, вот Марин и женился на другой. Да, Анджолина была моложе супруга, но лишь вдвое — она вышла замуж в сорок пять! Впрочем, и самого дожа нельзя изображать дряхлым — крепкий был старикан, стальную цепь перерубал с одного удара. Да и в диктаторы, донна, наш предок не метил вовсе! Наоборот, он хотел восстановить принципы республики, которые родовитые кланы превратили в фикцию. Фальер не без основания считал, что именно подкупы и круговая порука внутри правящих венецианских элит привели к позорному поражению у Порто-Лонго. Оно, а не балаганный адюльтер, стало последней каплей! И Марин решился на переворот… Причем, заметьте, он не искал союза с аристократами, а опирался на простолюдинов. На Бертуччио Изарелло, офицера с галеры, или на морехода Филиппо Календарио. Оба назначили двадцать старшин, каждый из которых должен был призвать под свое начало сорок человек. Все должны были собраться во дворце дожа в ночь на пятнадцатое апреля — и свергнуть знатных патрициев, чтобы Марин Фальер стал единоличным правителем — как тогда говорили, «правителем с розгой». Но… Кто-то выбрал «тропу Эфиальта»! Изарелло с Календарио повесили на верхнем этаже Дворца дожей с кляпами во рту, чтобы не дать им кричать в толпу, а Фальеру отрубили голову…
