Эмоции в розницу - Юлия Волшебная
Он понял мой молчаливый вопрос и придвинул ко мне вторую ёмкость, в которой находилась краска цвета алой крови.
– Прежде чем окунуть кисть в новый цвет, нужно тщательно ополоснуть её в чистой воде, – он кивнул на стаканы. – А потом нарисуй дерево, которое растёт в твоём мире. Оно также может быть каким угодно. Но помни, что красный цвет самодостаточен. Он гораздо активнее и агрессивнее жёлтого. Если взять красного слишком много, он заполнит собой всё пространство, вытесняя целый мир.
Я кивнула и попробовала вспомнить хотя бы одно дерево, которое видела в застеклённых парках в Центрополисе, но образы отчего-то были крайне смутными. Гораздо ярче и во всех деталях запомнились мне деревья в лесу, во время недавней прогулки с Грегом. Те, чьи шершавые стволы я гладила руками и аромат чьих листьев вдыхала с таким удовольствием. Но я не могла изображать те деревья – ведь они не были частью «моего» мира. Так и не придумав себе никакого конкретного образа, я вздохнула и окунула самый кончик уже выполосканной кисточки в красную краску.
На кисти оказалось слишком много неотжатой воды, и маленькая алая капля, которую я поставила с краю листа, небольшой струйкой быстро побежала вниз. При этом, впитываясь в бумагу, алая дорожка стала чуть шире. Кое-где она смешалась с ещё не подсохшим жёлтым, образуя восхитительный апельсиновый оттенок.
«Вот и ствол моего деревца», – отметила я, глядя на постепенно затухающую яркую дорожку. Я попыталась нарисовать ветви – мне непременно хотелось изобразить их длинными, раскидистыми. Но не рассчитала, и ветви вылезли наружу, за пределы «моего мира», ограниченного жёлтым цветом. Однако, чуть отодвинувшись и рассмотрев получившееся изображение целиком, я осталась довольна: получилось лучше, чем я могла ожидать.
Грег понял, что я не собираюсь продолжать и тоже удовлетворённо кивнул:
– Видишь, не так уж и сложно, правда? Ты преодолела очередной внутренний барьер, так что тебя можно поздравить с маленькой победой. Готова поделиться своими ощущениями?
Я задумалась на несколько секунд, но, в конце концов, решила, что мне нечего скрывать. И рассказала всё. О том, как меня загипнотизировало наблюдение за ожившей на бумаге краской, о сомнениях и маленьких открытиях, сделанных в процессе рисования. А ещё о том, что мне отчего-то стало легко и намного спокойнее, чем каких-то полчаса назад.
– Пожалуй, ты сумела извлечь из этого занятия главную пользу для себя, – отметил Грег. – Теперь ты знаешь ещё один способ скорректировать свой эмоциональный фон. Но есть ещё кое-что. Глядя на рисунок, можно многое узнать о человеке, создавшем его. Можно узнать многое о самом себе. А что-то даже исправить при помощи рисунка.
– Как это? – искренне удивилась я.
– Давай разберём на примере твоего рисунка. Ты оставила большой объём незаполненных белых участков на листе. При этом сама же отметила, что существует слишком много неясного, неизвестного тебе. Того, что ты не можешь назвать частью своего мира. Но ветви твоего дерева тянутся в это неизведанное пространство. Это дерево – ты сама, и подсознательно ты хочешь постичь целый мир во всём его многообразии. Часть, окрашенная жёлтым пигментом – это привычный и хорошо знакомый тебе мир городов и окружение алекситимиков. Белое – это всё то, что находится за его пределами. Мир чувств и живой природы.
– И как здесь можно что-либо исправить?
– Осознать, что все физические границы лишь условность. И заполнить белые участки. А теперь давай ещё раз приглядимся к дереву. Его ствол – тонкий и накренившийся, выглядит непропорциональным по отношению к ветвям. А ещё – оно «болтается» в воздухе, и у него совсем нет корней. Корни дерева – это чувство связи со своими предками, с семьёй. Они дают подпитку и силу всему дереву. А когда дерево не чувствует необходимой опоры, само собой, его ствол будет некрепким и сильно подверженным любым воздействиям извне.
– Но ведь если я просто дорисую дереву корни… в реальности они у меня не появятся.
– Это верно, но лишь отчасти. Сейчас ты вытащила из своего подсознания образ самой себя. Но ты в силах поместить туда новый – тот, к которому стремишься. И если усилием воли и воображения поддерживать этот образ, скоро ты почувствуешь, что действительно стала соответствовать ему в реальности. Да, это может показаться глупой ментальной игрой, но этот метод отлично работает.
Грег поднялся и, подойдя к книжному стеллажу, зашуршал бумагами на одной из полок.
– Я хочу показать тебе аналогичный рисунок моей пятилетней племянницы, – и он положил передо мной точно такой лист, на каком рисовала я. На картине, изображённой рукой ребёнка-эмпата, по центру листа красовалось роскошное красно-оранжевое дерево с изящным, но прямым стволом. Хорошо различимыми корнями дерево твёрдо опиралось на нижний край бумаги, а его пышные, даже волнистые ветви подпирали верхний. Всё пространство вокруг дерева было заполнено жёлтыми пятнами разной насыщенности: от бледно-лимонного до обжигающе жёлтого. Ни миллиметра белых «дыр».
– Здесь, конечно, ещё прослеживается ярко выраженный эгоцентризм, присущий её возрасту, – тепло улыбнулся Грег, вместе со мной рассматривая рисунок. – Видишь: дерево едва вместилось. Дай ему волю, и оно заполнило бы собою весь мир. Но уже сейчас можно сказать, что человек, создавший этот рисунок, чувствует твёрдую опору, которая будет давать ему силы и в будущем.
– Кажется, я уловила суть этого образа, – произнесла я. – Спасибо за новый опыт. Жаль, у меня нет настоящих красок, чтобы повторить его дома. Да и это, наверное, было бы опасно. Наши стены всё видят.
– Ты сможешь рисовать у меня. Столько, сколько тебе самой захочется. Здесь такой опасности нет, – Грег встал и отошёл к стереосистеме, подыскивая кристалл с нужной музыкой и настраивая громкость. Через минуту по комнате полились неспешные звуки фортепиано и саксофона, а когда Грег развернулся и подошёл ко мне, в его руках была знакомая тёмно-красная повязка.
– Есть ещё один инструмент управления своими эмоциями, – с задумчивой улыбкой произнёс он, беря меня за руку и поднимая с дивана. – Наше собственное тело. И умение заставить его двигаться в нужном ритме.
Я зачарованно смотрела в его переливающиеся прозрачным серебром
