Алексей Калугин - Деграданс

«Угадала… Правильно…»

Шивцов даже похвалил толстуху:

«Ты хороший, ты думающий материал».

«А я не умру?»

«Не знаю».

«Не говорите так…»

«Не умирает только мертвое».

«Пожалуйста, не говорите так…»

«Если вернуть мумии ее прежний образ, что мы получим?»

«Что мы получим? – с ужасом пыталась угадать Венера. – Может быть, человека?»

«Ты опять почти угадала».

«Почему почти?»

«Потому что мы получим бессмертного человека! Такого трудно убить. Ты же вдела, – Шивцов указал на тело светловолосого, – я стрелял в него в упор. Но убить его нельзя».

«Так он же мертвец!»

Шивцов медленно оглядел толстуху.

«Забудь о нем. Для начала разберемся с живыми. – Он поднял руку, указывая на худенькую дрожащую студентку. – Как тебя там зовут?»

«Где там?»

«В твоем мире».

«А мы разве не в моем мире?»

«Разве ты всегда убаюкиваешь мертвецов?»

«Я студентка… Вы про имя, да? Алина я…»

«Хорошее имя…»

Шевцов встал и подошел к бортику бассейна.

В двух шагах от дрожащей девушки он остановился и рукояткой вперед протянул ей нож, вытащенный из сумки.

«Не урони».

«Зачем он мне?»

«Ты поймешь…» – Шивцов потер виски.

Похоже, он никого не видел. Ни девушку, ни толстуху, ни Калинина, ни Ксюшу, ни замеревших заложников.

«Поняла, что надо делать?»

Девушка с ужасом посмотрела на нож.

«Нет… Я не понимаю…»

«Включи воображение».

«Я правда не понимаю…»

«Ты ведь студентка?»

«Да».

«А вдруг тебя сейчас видит твой руководитель? Что он подумает, услышав такое признание?»

«Не знаю».

«Тогда слушай».

Шивцов уставился на девушку.

«Что? Что? – чуть не кричала она. – Что мне делать?»

«Ничего особенного… Любой разберется… Ты заберешь у этого мертвеца то, что ему больше не нужно и отдаешь взятое Венере… Она сообразительнее тебя… Она будет превращать мумию в бессмертного человека…»

Он вдруг усмехнулся:

«Задача ясна»

«Нет…»

«Разве я сказал непонятного?»

«Не знаю… Я ничего не поняла…»

«Хорошо, – с какой-то ужасной терпеливостью покачал головой Шивцов. – Что у тебя в руках?»

«Нож…»

«Что обычно делают ножом?»

«Режут».

«Уже хорошо».

Он снова потер виски:

«Покойник у тебя в наличии?»

«Да… Вот он…»

«Ну и действуй!»

Девушка посмотрела на мертвеца, безвольно развалившегося на ее коленях и разрыдалась. Нож упал на пол.

«Работай, дура… – весело подсказал Калинин. – Не дразни гусей…»

«Он прав, – хмуро подтвердил Шивцов все с тою же ужасной терпеливостью. – Начинай».

И повернулся к толстухе:

«Венера, ты готова?»

«Да… Готова…»

«Ты не против, если эта мумия снова станет человеком?»

«Бессмертным?»

«Ну да».

«Нет, не против».

«Ты настаиваешь на этом?»

«Ага…» – всхлипнула толстуха.

«Тогда подскажи своей партнерше, что нужно делать».

«Да режь, наконец, – взвизгнула толстуха. Она смотрела на студентку с такой ненавистью, что та молча заплакала. – Это же мертвец, отхвати ему что-нибудь»

«Что, что отхватить?»

«Да что захочешь!»

«Кто-то должен ответить…»

«Ну, палец… Или ухо! Чего тянешь?»

«Кто-то обязательно ответит за все…»

Студентка с ужасом оттянула мертвецу ухо.

«Нет… Я не могу…»

«Правда не можешь?» – спросил Шивцов.

«Не могу…» – студентка, плача, подняла глаза на Шивцова.

«Ладно, – сказал он. – Отдай нож кому-нибудь другому. Только учти, что следующей после этой мумии будешь ты. Когда Венере не хватит ушей и носов, она воспользуемся твоими. Она разделает тебя вживую…»

Закрыв глаза, студентка в ужасе полоснула по уху светловолосого.

Толстуха взвизгнула, когда кровавый обрывок плоти шлепнулся у ее ног.

«Зачем?… Зачем? Вдруг видит муж?…»

«Работай!»

Венера схватила отрезанное ухо двумя пальцами. Окровавленная плоть выскользнула, но Венера вновь подхватило ухо. Обильно полив суперклеем, она прилепила его к зеленоватой, будто пошедшей плесенью голове мумии. Прилепила криво и слишком высоко, будто мумия собралась прослушивать небо.

Студентка отхватила второе ухо.

И Венера снова поймала его, прилепив с другой стороны.

Не успел еще суперклей схватиться, а к ногам толстухи упал отрезанный нос.

Наблюдая за происходящим, Калинин едва не подвывал от холодного восторга. Можно представить себе, как сладострастно пялятся на экраны телевизоров миллионы зрителей. Я поймал их! Я заставил их смотреть! Такого реалити-шоу еще нигде не показывали!

«…назад, к воспоминаниям…»

Пусть вспомнят. Пусть поймут.

Пусть перенесут все новости мира на потом!

Нет ничего важней трэш-реализма! Только бьющее искусство! Только невиданный взлет духа! Еще сегодня утром большинство жителей планеты считали себя примерными скучными людьми. Еще сегодня утром они считали себя венцом творения, вершиной сущего, пусть же убедятся, что все они – всего только материал, всего лишь материал для великого художника. Дай им волю, они бы все здесь сейчас расхватали на сувениры. Куски мумий, отрезанные носы и уши. Они бы пластид унесли с входной двери. Рыбу глушить… Так всегда… Рыба дохнет, любителям отрывает руки… все течет… В результате мы получаем будущее таким, каким его лепят тучная Венера Денежкина и худенькая трогательная студентка с ножом в дрожащих руках…

Мобильники в карманах Калинина вибрировали.

Но Калинин не торопился. К черту! Он ловил в кадр Ксюшу.

Прекрасные окровавленные груди. Измазанная темными потеками шея.

Калинин не смотрел на Шивцова. С Витькой все ясно. Он тоже материал. Пусть не обманывается. Конечно, имя его запомнят, но только потому что с него что-то началось… Что-то выстраданное им, Александром Калининым…

Новая эстетика.

Самый лютый враг художника – это он сам.

Самый лютый враг искусства – посредственность.

Все лепят себя из чужих носов и ушей. Все лепят друг друга из чужих мыслей и взглядов. Все убеждены, что материал искусства – это не они. И Виктор Шивцов, и глупый отец Егорий, и тупой капитан Петунин – все посредственности. Все нули, как толпа за окнами. И бойцы «Антитеррора», и дурак главред, и сотрудники иностранных посольств – уже завтра они будут льстиво и подобострастно искать мой взгляд, выпрашивать автографы…

Когда намалюют картину последнего утра земли…

И критик последний погибнет, и краски поблекнут в пыли…

Мастер и материал – взаимопроникаемы, взаимозаменяемы.

Эра Нового искусства, Новой эстетики. Тогда… Он забыл несколько слов. Может, тысячелетье… Отдохнем без забот… Опять забыл. Это ничего. Только мигни – подскажут. В свою мастерскую Хозяин призовет… Ага, вот оно! И тот, кто трудился, тот будет, на стуле воссев золотом, холсты многомильные мазать летящей кометы хвостом…