Алина Распопова - Регресс

И тут я понял, что самым разумным будет сейчас направить высвободившуюся силу разума не на решение научных задач, а поиск путей выхода из той ситуации, в которую я попал. Я принялся думать. Прежде всего, я попытался разобраться в том, кем же я стал. Что я знал о липотронных ксинидах? Да практически ничего. Структуры, способные изменять строение органической материи. Почему я решил, что эксперимент Закхера будет направлен на то, чтобы с их помощью изменить мою внешность? У такого ученого, каким был этот чокнутый профессор, подобный эксперимент интереса бы не вызвал. Нет, изменение внешности – это побочный эффект. Закхеру важно было узнать что-то другое… Часы, закон Мелинга, формула Больмаца… Для чего Закхер попросил их вспоминать? Не для того ли, чтобы проследить состояние моего разума в разные моменты времени? Значит, он сознательно хотел погружать меня в определенные неведомые мне состояния. Очистка в начале эксперимента моего ума, затем игра света… Теперь я начал понимать. Закхер научился воздействовать на системы липотронных ксинидов, программируя их воздействие на живой организм. Он сделал эти структуры управляемыми и направил на то… Сначала Закхер сделал из меня пса. Все мои повадки, мой облик в то время однозначно свидетельствовали об этом. Моё мироощущение тогда вполне соответствовала представлениям людей о восприятии мира собаками. Кем стал я потом? Главным ключиком для ответа на этот вопрос был мой значительно уменьшившийся размер. Поразмыслив, вспомнив всё, что чувствовал тогда, я понял, кем был. В тот момент я стал кем-то из рептилий. Скорее всего, некой ящерицей. Было, правда, в моём восприятии на тот момент нечто, что не вписывалось в современные знания об этих созданиях. Но так ли уж верно могли мы о них судить? Насколько хорошо изучили эти существа? Настолько, насколько смогли они себя проявить.

Затем меня приняли за своего зеленые жабы, потом я, ещё сильнее уменьшившись в размерах, полетел… Я понял, Закхер гнал меня вниз по эволюционной цепочке. Правильно я предположил ещё в начале, это был регресс. По классической теории Дарвина, только наоборот, я последовательно лишался присущих моему классу характеристик и опускался вниз. Тем, что не вписывалось ни в одно из существующих на сегодняшний день учений, тем, что опровергало каждую из разработанных современными учеными схем, было то, что мой разум во время всех моих превращений оставался неизменным. Это было фантастикой! Я помнил закон Мелинга, формулу Больмаца и сейчас, по всей вероятности являясь самым примитивным организмом, я мыслил даже лучше, чем любой человек. Вот оно! Вот что должен был доказать эксперимент Закхера! Он готов был потратить массу времени, уничтожить множество подопытных, чтобы доказать всего лишь одно – состояние разума неизменно и не зависит от степени сложности структуры живого организма. Нельзя судить о разуме по внешним признакам его проявления, не принимая во внимание возможностей заключающего его тела. Я стал простейшим организмом, Закхер мог бы без труда уничтожить, раздавить меня, однако, сейчас мой ум мог заменить целый коллектив. Боже мой! Ведь это значит, что мы совершенно не представляем, кто находится рядом с нами. Новый Больмац, новый Эйнштейн… Все эти виды и подвиды живых существ… Возможно, они столь же развиты и умны, как я сейчас… Природа, по какой-то нелепой причине, отняв у них возможность самовыражения, заключила их в более примитивные тела. Боже мой!.. Душа, разум – все это физически существовало! Но где? Как? Похоже, развитый мозг нужен был только лишь для управления более развитым, а, следовательно, более сложным телом. Боже мой! Мы всё представляли себе совсем не так…

Я понял, выбраться из своего теперешнего состояния своими силами мне не удастся, природа жестоко ограничивала сейчас меня, однако передо мной забрезжил слабый огонек надежды. Закхер… Он не зря выбрал меня для своего опыта, не случайно так долго искал интеллектуала из Аптауна, он хотел знать изнутри, что творилось со мной. Ему нужен был мой отчет, но для этого он должен будет возвратить мне прежнее тело.

Я засыпал спокойно, я был уверен, Закхер вернет меня…

Открыв после отдыха глаза, я поплыл. Вода плотной средой, как и прежде, окружила меня, а впереди, за стеклом, маячил любопытный глаз Закхера. Я ликовал! Это было возвращение. Мои догадки, мои предположения оказались верны. Мой регресс был окончен, я перешел в то состояние, в котором уже бывал раньше. Размашистые раскаты волн донесли до меня радостный возглас профессора. Он что-то говорил. Рассказывал ли Закхер что-то, давал ли мне инструкции, разобрать я не мог. Но то, что теперь я хоть как-то воспринимал звук, было для меня несказанным счастьем. Я не знал, на какой ступени эволюции остановлюсь, кем стану в конце своего пути, но мой регресс был окончен, я не сгинул, не исчез, не погиб.

Я не сомневался в том, что сейчас я рыба. Закхер, не забывая о моих потребностях, принялся кормить меня. Уже в тот момент, когда плоские съестные хлопья коснулись поверхности воды, я почувствовал их вкус. Это было невероятно! Вся оболочка моего нынешнего тела, оказывается, была способна улавливать то, для чего людям был отведен только лишь язык. Теперь же вода за считанные секунды доносила до моей чешуи «запах» любой пригодной для еды пищи. Четко осознавая, где находиться пропитание, я ринулся наверх. Заглатывая корм, я восторгался едой. Это тело, как никакое другое, позволяло невероятно остро чувствовать вкус. Без всякого приготовления, без каких-либо кулинарных изысков любое вещество, принятое моим телом за пищу, дарило невиданное блаженство. Я не мог остановиться…

Я понял, тело любого организма, любого существа, наряду с ограниченностью одних ощущений, способно было дарить новые. Надо было только найти их, отыскать! Всё было неслучайно! Каждая живая душа достойна была счастья! И как же приятно было сейчас плыть вот так, в плотной воде, обдаваемым её потоками и улавливать вкус. Я чувствовал еду вокруг. Обед в дорогом ресторане я, не задумываясь, променял бы сейчас на ещё один такой заплыв. Зачем быть человеком, если в теле рыбы получаешь большее удовольствие от пищи, в теле собаки – от секса?…

А между тем мои превращения продолжались. Казалось, им не будет конца. Моя эволюция происходила намного быстрее регресса. Те состояния, на прохождение которых раньше у меня уходили часы, теперь, как мне казалось, я преодолевал за минуты.

По-прежнему находясь в воде, жадно впитывая жабрами содержащийся в ней воздух, я чувствовал, что плыть становится всё тяжелей. Все медленнее становились мои движения. Всё труднее было преодолеть путь. Наконец, не в силах больше грести, я остановился. Неведомая сила подняла меня, я всплыл.