Александр Усовский - Переход хода

Костерок начал угасать — и Одиссей тут же подбросил в мерцающее пламя несколько листов плотного картона, а сверху — десяток сухих веточек здешней колючки — гореть, может, шибко и не будет, а всё ж пища для костра.

Огонёк весело побежал по свежим "дровишкам" — и Одиссей едва заметно улыбнулся. Всё же пламя костра — завораживающая вещь, что ни говори…. Сколько за свою жизнь он разводил огонь под сенью небес? Раз сто, наверное…. И вот теперь — его последний костёр — на краю земли, в библейских местах, у колыбели человечества… с ума можно сойти! Где-то километров двести на юго-восток — тот самый Эдем, из которого Господь изгнал Адама и Еву, там же — колыбель древнейшей цивилизации Междуречья, хрестоматийный Вавилон, Ассирия, Шумер и Аккад…. Во куда забросила его судьба! Мог ли он когда-нибудь даже подумать, что уходить на ту сторону придется в местах, по которым бродили со своими армиями Кир и Дарий, Александр Македонский и Красс, где крестоносцы насмерть рубились с сарацинами, где турки-сельджуки громили кавалерию Византии? Что ни говори, а всё ж места исторические, немало народу тут отошло в лучший из миров, так и не выпустив оружия из рук…

Через час с небольшим настанет и его очередь взглянуть в лицо вечности. Что ж, он готов; много, правда, осталось ещё недоделано, да ладно — пусть уж доделывают другие. Для него сейчас самое главное — обеспечить безусловное выполнение задания; увы, никаким иным способом, нежели как вступив в безнадежный бой, сделать это невозможно — следовательно, придется в оный бой вступать, как бы ни хотелось, чтобы чаша сия пронесена была мимо…. Увы. Испить, похоже, придется до дна, как бы ни хотелось увернуться от этой доли…

Написать бы Герде напоследок…. Сыну дать толковые наставления…. Дочурке объяснить смысл жизни…. У мамы прощения попросить за все свои дурачества… много чего надо было бы написать — да только пустое всё это. Им и так всё расскажут — да ещё поднаврут чуток, чтоб вышло покрасивше…. Дескать, до последней минуты был верен долгу и присяге, сражался, как лев, и геройски пал смертью храбрых — хотя лучше бы сказали просто: "он был солдатом своей страны и отдал за неё свою жизнь" — без ненужного украшательства. Потому что это и будет истинной правдой…

Вот и заканчивается его Последний Поход…. Что ж, рано или поздно, но это должно было случиться. Пусть же хранит Господь его ближних, пусть будет милостив к его стране и его народу; и пусть смерть его не будет напрасной! Для него же главное теперь — умереть как можно позже, и до этого постараться ни разу не струсить…

Наконец-то! На шоссе, на звук — метрах в сорока — остановилась машина, хлопнула дверь, и через три минуты из чернильного мрака ночи перед Одиссеем внезапно появился сухопарый седой араб, несущий на одном плече метровый свёрток из мешковины, а на другом — потёртый хурджун с чем-то металлически-тяжелым, утробно звякающим при каждом шаге.

— Принёс?

Араб кивнул и сгрузил свою ношу у колеса "рено".

— Как Макс и просил — АКМ под семь шестьдесят две, шесть снаряженных магазинов, двести патронов россыпью и пару гранат.

— Спасибо, Хаджеф!

Араб махнул рукой.

— Не о чем говорить.

Одиссей осторожно развернул мешковину. Перед ним матово заблестел автомат — старый добрый АКМ, хорошо известный ему ещё по армейской службе. Семь шестьдесят две — то, что надо!

— Не китайский?

Хаджеф устало улыбнулся.

— Обижаешь. Ижевск. Семьдесят девятый год. Год, когда мы вошли в Афганистан…

Одиссея удивило это "мы". Хотя…. Чего он удивляется? Удивляться тут, на самом деле, нечему. Этот Хаджеф сражался на стороне Советского Союза ещё в те времена, когда Одиссей в начальных классах средней школы первые свои форменные штаны просиживал. Он имеет право на это "мы" куда больше, чем многие нынешние российские генералы. Да-а-а? судьба у него суровая, что и говорить…

Седой араб сел на камень, провёл руками по лицу, что-то прошептал. А затем, оглядевшись вокруг (что он хотел увидеть, Одиссей так и не понял — ночь в здешней гористой полупустыне была чёрной, как дёготь), спросил:

— Что ты собираешься делать с оружием? И где твой курд?

Одиссей махнул головой в сторону водительского сиденья "рено".

— Спит. Вымотался за эти сутки жутко, к тому же они вдвоём с водителем перекидали весь груз в бензовоз, пока я на стрёме стоял. Сто упаковок, каждая минимум по тридцать килограмм. За двадцать минут! А ему сегодня ещё и назад ехать…. Пусть поспит.

Хаджеф кивнул и, покачав головой, сказал негромко:

— Ты так и не ответил — что ты будешь делать? Вот с этим? — и он кивнул на лежащий на песке хурджун и свёрток с автоматом.

Одиссей вздохнул.

— Ты будешь ждать машину с грузом у Дахука. Это шестьдесят километров от Закхо. Я предполагаю, что те, кто хочет перехватить наш груз — не будут ждать, и сделают это здесь, сразу после границы. Времени на то, чтобы остановить машину, раскрыть тент, обыскать груз и убедится, что в ящиках обычные запасные части к качалкам — понадобится от силы минут двадцать. Далеко уедет бензовоз с твоим грузом за эти двадцать минут?

Хаджеф покачал головой.

— Недалеко.

Одиссей кивнул.

— Так точно. А дорог от Закхо идёт только две. И перекрыть обе, чтобы обыскать все машины, идущие в глубь Ирака — большого труда не составит. Правильно?

Хаджеф улыбнулся.

— Ты рассуждаешь, как Макс.

Одиссей кивнул.

— Надеюсь. Но логика в моих словах есть?

Араб согласно покачал головой.

— Есть, есть.

— Следовательно, необходимо промежуток времени от пересечения границы машиной-приманкой и бензовозом с грузом до того момента, как противник убедится в том, что грузовик пустой — максимально удлинить. Желательно — до того, как последний ракетный комплекс будет перегружен из бензовоза в машины твоих друзей. Так?

— Так.

— А для этого самый лучший вариант — это превратить охотников в дичь.

Араб удивлённо поднял брови.

— Как ты хочешь это сделать?

Одиссей улыбнулся.

— Элементарно. Машину-приманку поставим где-нибудь поблизости. Снимем номера, установим на бак заряд. После этого я отправлю моего курда и водителя назад, в Турцию, а сам устрою засаду. Когда наши оппоненты полезут в кузов — я подорву заряд и открою по ним огонь. Бог даст, положу всех. После чего жду час — и затем отправляюсь в Закхо, нанимаю такси и еду в Джизре.

Араб покачал головой и тяжело вздохнул.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь.

Одиссей промолчал в ответ — и Хаджеф продолжил:

— Ты рискуешь — и риск слишком велик. У тебя, говоря прямо, нет шансов. Если их будет хотя бы восемь-девять человек на двух машинах — у тебя не будет возможности одержать над ними верх. Ты рассчитываешь на первые три секунды боя — на те три секунды, когда у тебя будет преимущество внезапности. Если ты не убьёшь их всех за эти три секунды — а ты их не убьёшь, у тебя всего один автомат и две руки — дальше время играет против тебя.