Иэн Бэнкс - Инверсии

– А Хилити, что с ним было?

– Хилити пытался доказать свою правоту. А люди нередко ведут себя неподобающе, когда хотят доказать свою правоту. Конечно же, он заявил, что все доказал. Он уверял, что преподал Секрум именно тот урок, какой хотел, и так хорошо, что Секрум мгновенно его усвоила – ведь она пряталась среди скал и не выходила на берег именно для того, чтобы в свою очередь преподать урок Хилити.

– Так-так.

– Вот именно что так-так.

– Значит, Хилити был прав?

– Секрум ни за что бы с этим не согласилась. Секрум говорила, что во время этого урока она поранила голову и мозги у нее повредились, а это как раз доказывало ее правоту – она теперь утверждала, что, только лишь повредив мозги, люди могут оценить, что такое жестокость во благо.

– Ох-ох-ох, – зевнул Латтенс. – Эта история интереснее прошлой, но довольно трудная.

– Я думаю, тебе пора отдохнуть. Тебе ведь нужно поправляться, верно?

– Как Секрум и Хилити.

– Верно. Они поправились.

ДеВар, увидев, что глаза у мальчика закрылись, подоткнул под него одеяло. Ручка мальчика вытянулась и нащупала что-то. Это был квадратик из потертой бледно-желтой материи, который Латтенс сжимал в кулачке изо всех сил. Он прижал квадратик к щеке и, устраиваясь поудобнее на подушке, вдавил в нее голову.

ДеВар поднялся и пошел к двери, кивнув няньке, которая вязала у окна.

Протектор встретил своего телохранителя в гостевой комнате внешнего гарема.

– А, ДеВар, – сказал УрЛейн, выходя резвым шагом из дверей гарема и набрасывая на плечи длиннополую накидку. – Ты видел Латтенса?

– Видел, государь, – сказал ДеВар, идя в шаг с протектором.

Двое бойцов дворцовой стражи, охранявших вход в гарем, пока там находился УрЛейн, последовали за ними в двух шагах. Этот дополнительный эскорт был ответом ДеВара на новые опасности, которые, по его мнению, грозили УрЛейну после нападения посла морской компании и начала войны в Ладенсионе – она шла уже несколько дней.

– Он спал, когда я заглянул к нему, – сказал УрЛейн. – Я увижу его позднее. Как он там?

– Ему еще нужно набираться сил. Я думаю, доктор пускает слишком много крови.

– Пусть каждый занимается своим делом, ДеВар. РеДелл знает, что делает. Ведь тебе, наверно, не очень понравилось бы, начни он учить тебя тонкостям фехтования.

– Не понравилось бы, государь. И все же я остаюсь при своем мнении. – Несколько мгновений ДеВар выглядел смущенным. – Я бы хотел сделать кое-что, государь.

– Что?

– Я бы хотел, чтобы еду и питье Латтенса пробовали, перед тем как давать ему. Чтобы быть уверенным, что его не пытаются отравить.

УрЛейн остановился и посмотрел на своего телохранителя.

– Не пытаются отравить?

– Это просто мера предосторожности, государь. Я не сомневаюсь, что у него… просто болезнь, ничего серьезного. Но чтобы быть спокойным, я прошу вашего разрешения.

УрЛейн пожал плечами.

– Ну что ж, если ты считаешь это необходимым. Пожалуй, мои пробователи не будут возражать против лишнего куска. – Он быстрым шагом пошел дальше.

Они вышли из гарема и заспешили к парадной части дворца, но УрЛейн вдруг остановился на полпути, а потом зашагал медленнее. Он потер себе шею сзади.

– Время от времени тело решает напомнить мне о моем возрасте, – сказал он. Он усмехнулся и похлопал ДеВара по руке. – Так что, я лишил тебя противника, ДеВар?

– Противника, государь?

– Противника по игре. – Он подмигнул. – Перрунд.

– Ах вот вы о чем.

– Вот что я тебе скажу, ДеВар. Эти молоденькие девицы очень привлекательны, но когда имеешь дело с настоящей женщиной, то понимаешь, что они всего лишь девчонки. – Он снова потер себе шею. – Да спасет меня Провидение. С ней я понимаю, на что еще способен. – Он рассмеялся и вытянул руки. – Если я когда и удалюсь на покой в гарем, то виновата будет Перрунд, но винить ее за это нельзя.

– Да, государь.

Они подошли к королевскому залу, где УрЛейн проводил ежедневные совещания по обстановке на театре военных действий. Из-за охраняемых стражниками двойных дверей он услышал голоса. УрЛейн повернулся к ДеВару.

– Следующие два колокола я проведу здесь, ДеВар. ДеВар посмотрел на дверь, и на его лице появилось мучительное выражение, как у мальчика без гроша в кармане перед витриной кондитерской.

– Я считаю, что должен быть с вами во время этих совещаний, государь.

– Послушай, ДеВар, среди своих военных я в безопасности, а у дверей стоит усиленная охрана.

– Государь, вожди, погибшие от рук убийц, обычно считали себя в безопасности за мгновение до того, как это случилось.

– ДеВар, – с пониманием в голосе сказал УрЛейн. – Всем этим людям я могу доверить свою жизнь. Большую ее часть мы шли рука об руку. И уж некоторых из них я знаю дольше тебя. Им я могу доверять.

– Но, государь…

– А в твоем присутствии кое-кто из них чувствует себя неловко, – сказал УрЛейн, и в его голосе послышалась нетерпеливая нотка. – Они считают, что телохранитель не должен получать столько власти. Одно твое присутствие выводит их из себя. Им кажется, что в комнате становится темнее.

– Я надену шутовской колпак, чтобы их не смущать…

– Нет, – сказал ему УрЛейн и положил руку на плечо своего телохранителя. – Я тебе приказываю в течение двух ближайших колоколов развлекаться, как твоей душе угодно, а потом, когда мои генералы доложат, сколько еще городов они захватили со вчерашнего дня, возвращайся к исполнению своих обязанностей. – Он похлопал ДеВара по плечу. – Ступай. И если меня не будет здесь, когда вернешься, значит, я снова в гареме – устроил еще одну схватку с твоим противником. – Он ухмыльнулся ДеВару и сжал его локоть. – От всех этих разговоров о войне и победных сражениях у меня кровь прямо-таки приливает к члену!

Он оставил в коридоре ДеВара, который стоял, разглядывая плитки пола, и прошел в открывшуюся дверь. Дверь затворилась за ним, заглушив гомон, хлынувший было оттуда. Два стражника присоединились к своим товарищам по другую сторону двери.

Челюсти ДеВара двигались так, будто он что-то жевал, потом он сплюнул и пошел прочь.

Штукатур почти закончил ремонт Расписанной палаты. Он положил последний слой и теперь ждал, пока тот подсохнет, а сам тем временем, стоя на коленях на забрызганном белилами куске материи, обозревал свои инструменты и ведерки, пытаясь вспомнить, в каком порядке их собирают. Обычно эту работу делал его ученик, но сейчас пришлось работать одному, потому что задание было секретным.

Незапертая дверь палаты открылась, и показалась фигура облаченного в черное ДеВара, телохранителя протектора. Штукатур поймал взгляд, которым смерил его этот смуглолицый человек, и мороз подрал у него по коже. Да не допустит Провидение, чтобы его убили теперь, когда он закончил работу. Он знал, что работа эта секретна – за слоем штукатурки находилось тайное помещение, и сомнений не было: помещение это предназначалось для того, чтобы оттуда можно было вести наблюдение. Но неужели секрет таков, что его готовы убить, лишь бы он не проболтался? Штукатур и прежде производил кое-какие работы во дворце. Он был честен и язык держал за зубами. Они это знали. Они знали его. Его брат служил во дворцовой страже. Ему можно было доверять. Он никому ничего не расскажет. Он готов поклясться в этом своими детьми. Они не могут его убить. Не могут!