Игорь Горячев - Полдень 23 век. Возвращение Тойво

— А помните монографию Джона Тосивилла «Человек дерзкий», Ростислав? Она упоминается в моем первом мемуаре. Похоже, Тосивилл одним из первых обратил внимание на кризис, в котором оказалась технократическая цивилизация и на попытку технократов выйти из этого кризиса путем грубого вмешательства в организм человека.

— Да рассуждения Тосивилла о Человек Дерзком и необходимости исследования психокосма человека, как главного приоритета, заслуживают самого серьезного внимания. Опасность всех этих «научных» экспериментов по «улучшению» человека всегда состояла в том, что ментальный ограниченный человек, такой какой он есть, действительно превращается в Человека Дерзкого, когда решает некими «внешними техническими средствами» создать нечто большее, чем человек. Но пока он живет внутри пределов своего ограниченного ментального знания, все, что он может создать, непременно будет нести в себе возможность опасной ошибки. Мы не знаем, каковы будут последствия наших дел завтра, послезавтра, через век или тысячелетие. Даже если кому-то кажется, что назрела необходимость для создания лучшего человечества, «технократические», евгенические и генетические манипуляции не могут быть решением. Решение не в том, чтобы создавать «сверхчеловека» внешними средствами, но в том, чтобы становиться «сверхчеловеком» посредством изменения сознания и в прорыве к Сверхразуму Ноокосма.

Нехожин посерьезнел и некоторое время молчал, скрестив руки на груди и словно сосредоточенно думая о чем-то. Но скоро его лицо просветлело, и он снова с улыбкой повернулся ко мне.

— Но, вернемся к теме эволюции, Максим. Так вот, в начале XXI века некоторые светлые головы подметили интересную закономерность. Промежутки времени, т. е. исторические эпохи между эволюционными кризисами все время сокращаются, причем не просто сокращаются, а сокращаются в среднем в одной пропорции, порождая сходящуюся геометрическую прогрессию. Выяснилось, что каждая следующая эпоха короче предыдущей примерно в е ≈2,71 раз. Чем дальше мы продвигаемся по шкале времени из прошлого в будущее, тем плотнее сжимаются промежутки между эволюционными и историческими кризисами. Сначала это миллиарды лет, затем миллионы лет, затем сотни тысяч, десятки тысяч. А промежутки между историческими скачками в социуме вообще уже измеряются тысячелетиями, веками, а затем и годами. Этот феномен так и назвали — «эффектом ускорения исторического времени». Например, эпоха от возникновения жизни на Земле около 4 миллиардов лет назад до Кислородного кризиса длилась приблизительно 2,5 миллиарда лет. Следующая эпоха от Кислородного кризиса до Кембрийского взрыва, когда мир в течение относительно короткого с эволюционной точки времени, оказался заселен невероятным разнообразием многоклеточных животных, уже примерно в е ≈2,71 раза короче. Эпоха от Кембрийского взрыва до Мезозойской эры и появления пресмыкающихся и динозавров еще в 2,71 короче предыдущей. Длительность эпохи между мезозойской эрой и кайнозойской, когда появляются млекопитающие и птицы, снова в 2,71 раз короче и так далее. Нетрудно заметить, что если длительности этих эпох все время сокращаются, то в какой-то момент планетарной истории они будет приближаться к нулю. Этот момент и будет пределом данной сходящейся последовательности.

Нехожин поднял с земли прутик и нарисовал на земле две оси координат. Затем он изобразил некую кривую которая сначала шла полого от левого края нижней оси X, а потом резко уходила вверх приближаясь к оси Y, но не пересекая ее.

— Вот так примерно выглядит кривая эволюционной истории. Ось Х — это ось времени. По оси Y мы отмечаем точки эволюционных скачков. Сначала кривая эволюции идет достаточно полого и промежутки времени между эволюционными скачками довольно большие, но по мере приближения к оси Y она становится почти вертикальной, бесконечно приближаясь к оси Y. Точки эволюционных скачков на ней располагаются все ближе и все гуще, а временные промежутки между ними становятся исчезающе малы. Кривая круто уходит вверх и скорость эволюции устремляется в бесконечность… Но, — сказал Нехожин, подняв палец и с торжествующим видом посмотрел на меня, — очевидно, что в реальной жизни скорость эволюции не может быть бесконечной. И что из этого следует, позвольте вас спросить? — обратился он ко мне и сделал паузу, словно ожидая моего ответа.

— Ммм…, — начал я, несколько оторопев от этого вопроса. — Я затрудняюсь…

— А это значит, — сам продолжил он, — что закон ускорения исторического времени приводит нас к совершенно потрясающему выводу: Эволюция, в том виде, как мы ее знаем, протекавшая на Земле в течение нескольких миллиардов лет, с момента возникновения жизни и до наших дней, может продолжаться лишь конечное время. Интересно, Максим, что уже тогда удалось приблизительно вычислить предел этой сходящейся последовательности, т. е. точку на шкале времени, где скорость эволюции становится бесконечной. Он был назван Точкой Сингулярности Истории. Она пришлась на 2020–2030 год плюс минус 15–20 лет. Самое удивительное, что Глобальный Эволюционный Кризис действительно проявился во всю силу именно в первой половине XXI века. А это значит, что человечество уже тогда вплотную подошло к окончанию своей планетарной истории.

Он замолчал, и, закрыв глаза, сидел некоторое время молча, подставляя лицо солнцу, жмурясь как кот и улыбаясь, словно давая мне время осмыслить всю глубину сказанного. Я и в самом деле пытался это осмыслить.

— Обратите внимание, — продолжил он, открывая глаза и щурясь на солнечные блики, играющие на поверхности пруда, — что именно эволюционный кризис заставил всепланетный социум коренным образом изменить социальную форму, породив новый уровень всепланетной интеграции. Тогда же человечество вошло в Точку Сингулярности Истории и начался беспрецедентный эволюционный переход, которые и привел к Большому Откровению и к появлению люденов уже в наше время. Сейчас мы уже на самом пике этой Сингулярности. Когда мы выйдем из нее, в авангарде Эволюции прочно и навсегда утвердятся людены.

Нехожин помолчал немного, с улыбкой, чуть прищурившись, глядя на большой пруд с кувшинками неподалеку от нас, где мама-утка, хлопотливо покрякивая, вела за собой по водной глади весь свой выводок, семерых пушистых, серых утят. Кибер-дворник неподалеку от нас, ловко орудуя манипуляторами, собирал опавшие листья.

— Следует отметить один важный момент, Максим, — продолжил Нехожин. — В момент эволюционного кризиса решающим фактором оказывается так называемое избыточное внутреннее разнообразие системы. Это означает, что некоторые маргинальные формы жизни, не играющие существенной роли на данном этапе развития, во время эволюционного кризиса оказываются способны дать на него адекватный ответ и выходят, таким образом, в авангард эволюции. Например, первые эвкариоты возникли еще задолго до конца эры прокариотов. Однако они не играли какой-либо заметной роли вплоть до Кислородного Кризиса. Немногочисленные эвкариоты на фоне преобладающей массы прокариотов существовали в форме избыточного внутреннего разнообразия. Но в момент кризиса их потенциальные возможности получили преимущества, и они вышли на передний план эволюции.