Джо Холдеман - Бесконечная война

– Будем надеяться, – я помахал рукой, чтобы принесли еще пива.

– Возможно, это не так уж хорошо.

– Что, из меня не выйдет офицера? Я это с самого начала им говорил. Я не лидер по натуре.

– И да, и нет. Хотите, скажу, что показал психопрофиль?

Я вздохнул.

– Это ведь секретно?

– Да, – сказал он. – Но вы теперь майор. Можете потребовать профиль любого человека в вашей группе.

– Не думаю, что вы меня чем-то удивите. Но мне было бы интересно. Кому бы не захотелось взглянуть в зеркало?

– Возможно. По психопрофилю вы – пацифист, но побежденный пацифист, от этого у вас легкий невроз, с которым вы справляетесь, перенося вину на армию.

Пиво было очень холодное, у меня заныли зубы.

– Ничего удивительного тем не менее.

– Если вам нужно будет убить человека, а не тельцианина, я не уверен, что вы сможете, хотя знаете теперь тысячи способов, как это сделать.

Вероятно, он был прав.

– Определенный потенциал лидера у вас имеется. Но вам бы он пригодился как учителю или министру. Вы бы действовали из побуждений симпатии, привязанности. У вас есть стремление влиять на других людей убеждением, а не приказом. Отсюда следует, что вы правы – офицер из вас выйдет плохой, если вы не перестроитесь. Я захохотал:

– В ИСООН все это знали с самого начала, когда приказали мне стать офицером.

– Здесь важны и другие параметры, – сказал он. – Вы, например, хорошо приспосабливаетесь, в меру сообразительны, хорошо анализируете. И вы один из одиннадцати человек, прошедших сквозь всю войну.

– Выживаемость – это добродетель рядового. Но офицер должен быть образцом. Капитан покидает корабль последним.

– Только не за тысячу световых лет от базы, где вас можно заменить, – хмыкнув, ответил полковник.

– Все равно. Одного не пойму, зачем нужно было вытаскивать меня с Небес, возиться с переподготовкой и так далее, когда здесь, на Старгейте, добрая треть людей – куда лучший материал, чем я. Боже, армейское мышление!

– Бюрократическое скорее. Год вашего рождения внушает уважение, не годится оставлять вас в подчиненных.

– Это все разница во времени. На самом деле я был всего в трех кампаниях.

– Неважно. К тому же это в два с половиной раза больше, чем в послужном списке среднего солдата. Мало кто выживает. Возможно, ребята из массмедиа попробуют сделать из вас национального героя.

– Национальный герой, – и я отпил свое пиво. – Где же ты, Джон Уэйн, ты так нам теперь нужен.

– Джон Уэйн? – Он покачал головой. – Знаете, я сам в «коробке» не бывал. В военной истории я не эксперт.

– Забудьте, неважно.

Кинок осушил свой стакан и попросил принести ему, – провалиться мне на месте! – ром «Антарес».

– Ну, хорошо. Предполагается, что я введу вас в курс дела. Что бы вы хотели узнать: о том, что мы называем «курсом дела»?

– Так вы не бывали в «коробке»? – Что это я к нему пристал?

– Нет, это только для боевых офицеров. За три недели на вас расходуется столько энергии и машинного времени, что можно было бы управлять Землей несколько дней.

– Ваши знаки показывают, что вы боевой офицер.

– Практически я бывший боевой.

Принесли ром «Антарес» – высокий стакан с прозрачной янтарной жидкостью и кусочками льда на поверхности. На дне плавал ярко-красный шарик размером с ноготь большого пальца.

– Что это красное?

– Корица. Эфир с добавкой корицы. Неплохо… хотите попробовать?

– Нет, я уж лучше пива.

– Внизу, на первом уровне, в библиотечном компьютере имеется блок «деловой ориентации». Мои люди своевременно вводят новую информацию. Каждый день. Можете обращаться туда, если возникнут вопросы. В основном вам нужно… подготовиться к встрече с вашей группой.

– А что, они не люди? Киборги? Клоны?

Он засмеялся:

– Клонирование запрещено законом. Проблема в вас… в вашей, э-э, гетеросексуальности.

– Ну, это не проблема. Я человек вполне терпимый.

– Да, да, профиль действительно показал, что вы… считаете себя терпимым. Но дело не в этом.

– Разве? – Я уже знал, что он хочет сказать.

– В ИСООН набираются только эмоционально устойчивые люди. Я понимаю, вам трудно с этим свыкнуться, но гетеросексуальность расценивается как эмоциональная нестабильность. И относительно легко излечивается.

– Если они собираются лечить меня…

– Успокойтесь, вы уже слишком стары для этого. – Он сделал маленький глоток. – Вам не так уж трудно будет с ними ужиться, как вы…

– Погодите, вы хотите сказать, что в группе нет больше таких, как я?

– Уильям, их нет нигде, даже на Земле. Кроме нескольких сотен человек – ветеранов и неизлечимых.

– Ага. – А что я мог сказать? – Жестокий способ решить проблему перенаселения?

– Возможно. Но он действует. Население Земли держится на уровне миллиарда. Как только кто-то умирает или покидает планету, выращивают ребенка.

– Не рождается?

– Рождается, но другим способом. В ваше время существовал такой термин – «дети из пробирки», но сейчас они, конечно, пробирками не пользуются.

– Да, это достижение.

– В каждом роддоме имеется искусственная утроба, в которой происходит рост зародыша в течение восьми-девяти месяцев, после чего он «рождается», как вы говорили. Это занимает несколько дней – ничего похожего на родовые муки, как в ваше время.

«Прекрасный новый мир, – подумал я. – И никаких родовых травм. Миллиард абсолютно приспособленных к окружению гомосексуалистов».

– Абсолютно приспособленных к сегодняшней Земле. Вы и я, мы можем найти их несколько странными.

– Мягко сказано. – Я допил свое пиво. – А вы сами, вы… гомосексуальны?

– Нет, – сказал он. Я успокоился. – В общем я и не гетеросексуален. – Он хлопнул по колену. Звук был какой-то необычный. – Получил тяжелое ранение, и оказалось, что у меня какое-то расстройство лимфатической системы, я не могу регенерировать. От пояса и ниже – только металл и пластик. Используя ваше выражение, я – киборг.

Дальше, чем далеко, как говорила моя мама.

– Рядовой! – Я подозвал официанта. – Принеси, как его, вот это, ром «Антарес». – Итак, я сижу в баре с бесполым киборгом, который одновременно единственный, нормальный человек на всей этой проклятой планете. – Двойной, пожалуйста.

Глава 2

На вид они были вполне нормальные, молодые и несколько напряженно державшиеся. Они собрались в лекционном зале на наш первый общий сбор.

Многие из них покинули детсад всего семь или восемь лет назад. Детсад – это искусственная, контролируемая среда, куда доступ имеют только педиатры и учителя. Когда человек покидает детсад в возрасте двенадцати-тринадцати лет (фамилию он получает по фамилии донора с лучшим генетическим показателем), он фактически считается взрослым. Образование его к этому моменту эквивалентно моему после первого курса колледжа. Некоторые из них продолжают учиться, специализируются в какой-то области, но многие сразу направляются на работу.