Плюс - Макэлрой Джозеф

Его клетки элементов были местом для движения — вот в чем дело.

Янтарные Солнечные косы были повсюду в его неподвижных клетках элементов; и сквозь эти движения он мог чувствовать, что клетки элементов были дырами, удерживающимися в решетке, и также были решеткой; но также реле местоположения для приливов Солнечных кос, которые теперь было труднее увидеть, хотя он не ощущал себя менее временным или ясным. Решетка была полем времен. Он был таким же движением, как и его место. И малиновый процесс излучающий (у него в уме?) из двух скрещенных длин кости, которая завивала жесткость наружу подобно свету, освещавшему великую решетку, проводя Солнечные косы сквозь дыры и в обход к краям себя, где равновесие, которое он должен заставить Центр понять, крутило свою гироскопическую норму кажущейся субстанции; но это была лишь часть цикла, так как потом либо Солнечные косы обратно всосал малиновый процесс, напрягающийся и вновь сплетающийся, либо они сами были причиной этого повторного винтового скручивания.

И все-таки оба. Оба. Слово повторились, поскольку он знал, что должен зацепиться за то, что бы оно ни было, за то, что выстреливало назад и вперед сквозь длинный эллипс новой боли — для того, чтобы увидеть, что же было внутри боли. Должен за это зацепиться. Или быть зацепленным. Должен зацепиться вопреки новому шуму. Пульсациям сообщений из Центра. Зацепиться или он его утратит. Утратит что? Хотя этого у него еще не было: или было: было, чтобы утратить. Или всегда у него было — даже до радиационного отравления на Земле: и сейчас в излучающий миг, за который он увидел затаенную массу понимания или скорее видел, что был затаенным пониманием, между Солнечными косами и эластичной прядью случилось другое: спирали бредения вокруг его краев постепенно угасли в закрепленность, закрепленную решетку, и он видел, что их контур питался этим действием воздуходувных мехов между Солнечными косами и малиновой прядью, которая, как он сейчас в бреши той бредущей жизни мог видеть, выстреливала вперед и назад, как и всегда: и он увидел на Земле новую зазубренную точку, но точку из частиц, которая увеличилась до его зрения, словно была решена прежняя беспорядочная задача по растворению тел на частицы для передачи их повсюду и преобразованию: но точка увеличилась лишь до сформированного, вынужденного молока долей, и это был Въедливый Голос, который вернул Имп Плюса к жизни. Центр позволил Въедливому Голосу вновь с ним заговорить, задать вопросы и обменяться данными, поскольку Имп Плюс, если он все еще должен быть больше, обязан знать то больше, которым он стал. И в ответ на передачи Въедливого Голоса по глюкозе, воде, росту и излучающее затравки, которые, как Имп Плюс видел, ему было чрезвычайно трудно продолжать двигать в их жаждущих решеток каскадах — он хотел сказать Въедливому Голосу, что у него имелось предвидение, да, предвидение: и он видел свое.

Но что-то вмешалось.

Сомнение по поводу великой закрепленной решетки самого себя?

Поскольку последний периметр движений погас.

Нет. Не сомнение.

Поскольку здесь, в этой решетке, чье трехмерное поле было обычным, и ему, как Имп Плюс теперь видел (еще одним измерением), тоже не доставало границ — здесь, в этой решетке, казавшейся нечистой лишь в движении, пришедшем к ней — движение уже не было жизнью животного, растительным или каким-то бредо-простейшим цепляющимся движением: но взамен было светилами, чьи части были разбиты обратно в струи потока, изогнуты и проведены в спирали спиралей этой решеткой его самого.

Теперь он был своей мыслью. Спинное движение Солнца и клеток зацепилось как зачехляющая встряска по длине решетки, затем было повсюду как заря позвоночников; где один позвоночник все еще двигался, как дальность луча.

Но обмен с Центром, который он предвидел и заставил стать реальным, начался сейчас как раз в тот миг, когда он завладел тем, что, как потом узнал, тоже предвидел, но не мог сказать.

Поскольку ИМП сейчас бросился в свободное падение со своего нового пути и вновь выпал в свечки кручения.

Тем не менее, эти без тряски.

Хотя затем Имп Плюсу захотелось, чтобы они были.

Его мысли вертелись вокруг прекрасных слов, которые пульсировали и проходили между ним и Въедливым Голосом на тихоокеанском острове.

Но что пнуло форсунки и отключило пространственный стабилизатор? Имп Плюс должен был спросить. Поскольку что бы ни сделал Кап Ком, чтобы растянуть перигей ИМП ниже, а затем еще ниже к некой зоне посадки в беспокойном мозге Кап Кома, Имп Плюс чувствовал, что он был именно тем, кто это сделал и сделал это через полупроводник, которым, как вновь стало понятно, он и был.

Сделал что?

Стал тем, что предвидел.

Или пытался стать. Он ведь пытался?

Он видел меловой эллипс, Землю одним фокусом, другой — пустой, но там же, Въедливые частицы касались пальцами зеленой доски.

И затем частицы Въедливого Голоса соединились, и Имп Плюс увидел Въедливый Голос, как будто это были его частицы. И Въедливый Голос сказал: КАКОЙ РОСТ ИМП ПЛЮС, КАКОЙ РОСТ?

12.

Потому он начал отвечать и спрашивать. И пока ИМП крутился, кувыркался, вращался и входил в меньшие орбиты, Имп Плюс разговаривал со знакомыми овалами Въедливого Голоса.

И не зная, с чего начать, он употреблял старые слова, которые употреблял Въедливый Голос. Иногда слова, которые Въедливый Голос лишь собирался употребить. Но еще удивительней во всех этих миновавших словах было то, чего им не хватало.

Намного больше, чем того, чему слова были равны.

Имп Плюс ощущал повсюду. Если он не желал рассказывать Центру, что то, что изначально было телом, выросшим как морская звезда безротой гидры, казавшимся теперь чем-то другим, а не телом, желание постепенно превратившееся в неспособность, которая в свою очередь была лишь тенью, отброшенной его чувством, что он мог сохранить то, чем, как надеялось Солнце, они могли бы стать.

Он устремлял свой взор в будущее; и затем — уже там — оглянется назад от всего того полуувиденного, чем он стал. Чтобы обнаружить, что всем тем словам, что были лишь картинками, также не удалось передать то, на что слова склонялись указать, как и наново собранные тела-частицы были не тем телом, которое Имп Плюс однажды делил с Въедливым Голосом. То есть двумя телами, но подобными. Сейчас — столкнувшись с вопросом Какой рост? — Имп Плюс не знал, с чего начать.

Но он узнает, чем он стал — не наполовину, а полностью.

Поскольку чтобы знать, что было его, он должен знать то больше, чем он стал. Поэтому он разговаривал с Въедливым Голосом, пока Въедливый Голос отвечал вопросами и ответами. Это лучше, чем то, что раньше поступало от Центра. Поскольку затем Центр сказал лишь, что малиновые вспышки, сейчас прядущиеся и распрядающиеся, могли быть трассирующими частицами из космоса. Но сейчас Въедливый Голос пошел дальше, и Имп Плюс отвечал, что хотя иногда он лишь догадываться, что если ИМП был горячим, да, когда малиновый усиливался, так же происходило и с жарой. Въедливый Голос—

Это был Въедливый Голос, Въедливый Голос, каким он, должно быть, и был, но видимый лишь сейчас: Имп Плюс узнал из-за запомнившейся подробности о сальмонелле, но больше из-за того, что он видел, как Въедливый Голос сейчас растворился в молоке частиц, выстреливающих в устойчивые, прерванные овалы, борющиеся, но выстреливающие, словно Въедливый Голос поймал некое излучающее движение, изначально приведшее Имп Плюс к «Путешествовать по свету налегке».

Он хотел сказать и спросить: вваливающаяся или вываливающаяся боль у Въедливого Голоса, и также сказать, что сквозь длинный эллипс новой боли мысль выстреливала назад и вперед, и за это нужно было держаться. Выстреливало между ИМП и Землей. Но он не нашел бы слова равные этому или сердцевине этой силы, бывшей (или бывшей внутри) засасыванием дыханий, держащих поле, бывшим предбудущим таких же дыханий между малиновыми прядями и Солнечными косами.

Новая боль не была жжением, но он хотел ее утратить. Утратить ее так же плавно, как и глюкозу, сверкающую в струях вверх по трубке из растительных грядок. Но, рассказывая Въедливому Голосу об этом движении глюкозы, он знал, что новая боль обещала еще больше напомнить о себе. И Имп Плюс видел не только то, что Въедливый Голос должен спросить, как он видел; он видел, когда Въедливый Голос спросит. Но Имп Плюс видел, что для потери этой боль, он, возможно, должен утратить также шанс, что она возникла из использования этой силы, выстреливавшей вперед к разделенному Центру и назад, как из действия между Солнечными косами и малиновым. Это действие было больше, чем веяние и сосание Солнечных кос и винтовое повторное скручивание в малиновом процессе: действие включало также великую решетку, чья закрепленность была прекрасной там, где свет продумал сквозь нее свой путь, приглашенный, неприглашенный, но не напрасный. Поскольку этот свет, бывший новой болью и новым лучом, колеблющимся между тут и Центром, а также здесь и сейчас расчесывающий клетки решетки во взор, чувство, постоянную перемену, чьи формы движения частицы провели язык сквозь ботинок и огонь сквозь слезы, рискуя всем тем, что, как думалось, он утратит, но сейчас видел то здесь, то там мерцающим значением, чья сила была их последней утратой.