Планета предателей - Стивен Голдин
... Женщина вошла в эту комнату через другие двери. Она была одета в красное платье восточного типа с золотой вышивкой, на ногах у нее были шелковые туфли с меховой отделкой, поверх платья — темно-синяя накидка с меховой же опушкой по краю. Когда Жюль взглянул на лицо этой дамы, сердце у него в груди замерло. Вышагивая по ковру, к нему приближалась Таня Борос, бывшая вдовствующая герцогиня Свинглтон, бывшая наследница Двадцатого Сектора... и единственная дочь печально известного Бастарда Баньона, претендента на императорский трон, чей тщательно подготовленный заговор пару лет назад пресекла именно семья д’Аламбер.
Несмотря на то, что суровый климат Гастонии мог достаточно быстро состарить любого человека с другой планеты, Таня Борос выглядела такой же прекрасной и юной, как прежде. По-видимому, годы, проведенные в ссылке на этой планете, милостиво обошлись с этой женщиной, хотя Жюль был уверен, что если она когда-либо и появлялась в деревне, то лишь на миг. Да, жизнь на этой роскошной вилле мало походила на те условия, на которые рассчитывал Император Стэнли Десятый, когда заменил смертный приговор, вынесенный этой женщине, на пожизненную ссылку после того, как она отреклась от всех своих титулов и приняла присягу на верность Империи.
Жюль сейчас ругал себя самыми последними словами за то, что не предусмотрел встречи на Гастонии с этой женщиной. Ведь это именно его стараниями ее упекли на вечное поселение в эту дыру, а он за прошедшие годы даже ни разу не вспомнил о ней. Отчасти это произошло потому, что он был занят другими делами, но главная причина заключалась в том — и у Жюля это не вызывало и тени сомнения, — что о всех, кто попадал на Гастонию, думали как о мертвых. Теперь он понял, как ошибался.
Требовалось молниеносно принять единственно верное решение. Таня Борос встречалась с ним несколько лет назад, когда он действовал под именем дю Кло, массажиста и культуриста с планеты Пуритания. Тогда он двигался упругой походкой атлета и напускал на себя чопорный, подчеркнуто надменный вид. Он тогда относился к этой женщине свысока и говорил различные колкости прямо в лицо знатнейшей аристократке. Тогда у Жюля было гладко выбритое лицо, если не считать тонких усиков, говорил он с легким прононсом. А поскольку на Гастонии слыхом не слыхивали ни о каких бритвенных принадлежностях, лицо его — впрочем, так же, как и лицо любого другого мужчины на этой планете, — теперь было наполовину скрыто пышной бородой. Это могло быть ему на руку. Жюль немного опустил свои плечи, якобы под действием тяжелой ноши, которая лежала на них и слегка согнул шею, так что его подбородок тоже немного опустился и сейчас находился почти на уровне плеч. Он заставлял себя все время говорить медленно, растягивая слова. Главная его цель заключалась в том, чтобы человек, стоявший сейчас перед этой женщиной, как можно меньше напоминал ей того, с кем она встречалась когда-то.
— Что вы тут делаете? — спросила она резко. По ее тону со стороны могло показаться, что представительница высшего света в эту минуту отчитывала строптивого слугу.
— Да я, госпожа, вовсе и не собирался сюда приходить, — проговорил Жюль. По ходу разговора он все время импровизировал, стараясь создать характер, по возможности очень далекий от дю Кло и сейчас стоял, смущенно потупив взор и все время неуклюже переминался с ноги на ногу. — Я и мой товарищ, который со мной, мы простые охотники из деревни. Нас захватила буря и мы отстали от остальных наших друзей, а потом...
— Смотри мне в глаза, когда отвечаешь.
— Ах, нуда, простите меня, госпожа. Так или иначе, мы потерялись, а потом мой приятель упал и мне пришлось, значит, тащить его. Затем налетела буря, а когда она прекратилась, тут я и увидел ваш дом, на холме. Я подумал тогда, что, может, мне помогут здесь и тогда...
— Так ты затащил его на себе на самую вершину холма? — Глаза у Тани Борос сузились и она пристально оглядела стоявшего перед ней человека.
Агент широко ухмыльнулся ей, показав зубы.
— А что ж не затащить, госпожа, не такой уж он и тяжелый. Когда тебе приходится целыми днями таскать воловеров из болота, неужели вы думаете, что тяжело такого парня протащить на себе какую-то сотню метров?
Женщина смотрела на него со все большим вниманием и особенно пристально изучала лицо Жюля — слишком пристально, чтобы он мог оставаться спокойным.
— Так как, говоришь, тебя зовут? — спросила она.
— Брехт, госпожа, Эрнст Брехт. А можно, я положу своего приятеля где-нибудь здесь? А то мне становится что-то тяжеловато.
— Нет, нельзя, — она обошла вокруг него, разглядывая со всех сторон, а потом еще раз внимательно осмотрела его лицо. — Скажи-ка, Эрнст Брехт, а когда ты в последний раз был на Земле?
— Нет, госпожа, на Земле я не был. Ни разу в жизни. Так и не довелось. Да и как, спрашивается, я смог бы это сделать? Это только для богатых и благородных.
— Тогда откуда мне знакомо твое лицо? — она не столько спрашивала у Жюля, сколько у самой себя.
— Не могу знать, госпожа. Про себя могу сказать, что если бы когда видел вас, то никогда не забыл бы. Такая вы хорошенькая. А может, вам приходилось бывать на Исландии? Ведь это оттуда я попал на Гастонию.
— Я никогда даже не слышала об Исландии.
— Это очень плохо, госпожа. Вот уж где хорошо по-настоящему, так это на Исландии. Как было бы здорово снова оказаться там — светло, тепло, а какое там солнце! Если когда попаду снова туда, больше никогда и никуда уже не поеду. И зачем только я натворил столько ужасных дел...
— Ах, замолчи сейчас же! — раздраженно прервала его Таня Борос.
Жюль сказал бы, что она сейчас вела себя так, как обычно ведет себя ребенок — именно это обстоятельство он использовал. Ее не волновало ничто в этом мире, если оно не укладывалось в те рамки, которые
