Ярослав Смирнов - Цитатник бегемота

— Ты что мне наливаешь?! — прошипел он в лицо бармену, брызгаясь слюной. — Что за гадость подсовываешь?!

— Но, мистер, — пролепетал бармен. — Я…

— Это что, расизм?!

В салуне было и так тихо, но сейчас повисла просто мертвая тишина. Слышно было только, как стучали зубы у бармена.

— Нет. Что вы, мистер, как можно… — слабо произнес он, не пытаясь сопротивляться.

— Понятно, — сказал негр, взял стакан и вылил пиво бармену на голову. Потом отпихнул его. — Давай сюда бутылку!..

Побледневший бармен трясущимися руками подал бутыль. Негр посмотрел на этикетку, хмыкнул, отошел от стойки и направился к ближайшему столику. Усевшись, он сорвал пробку с бутылки, отхлебнул и положил ноги на стол.

Тотчас один из сидевших рядом, весь обвешенный патронташами и револьверами здоровенный громила с квадратной небритой челюстью и ямочкой на подбородке, вскочил с места, схватил свою шляпу, подлетел к негру и стал этой шляпой с остервенением чистить ему ботинки. Негр прихлебывал пиво и кивал благосклонно.

Выпив пиво, он рыгнул на весь салун, отпихнул ногой громилу, шарахнул пустую бутылку об пол — только стекла жалобно зазвенели, — встал, опрокинул столик, пошел, пошатываясь, к выходу, по дороге перевернул еще один стол, остановился, обернулся, заорал: «Будьте здоровы, задницы!..», пнул дверь и был таков.

— А почему он не заплатил? — спросил Иван, когда к нему вернулся дар речи.

— Они никогда не платят, — буркнул бармен, утираясь грязным полотенцем.

— Да? — заинтересованно спросил Иван. — А кто же это?

Бармен пожал плечами.

— Да никто. Безработный, живет на пособие, пьянствует, попрошайничает, работать не может и не хочет…

— А как же… — ошарашенно начал Иван и умолк.

— Это наш долг, — с достоинством сказал бармен. — Долг общества перед аутсайдерами.

Иван посмотрел в окно на повешенного и, сказавши неопределенно: «Да-а…», залпом допил остаток виски.

Бармен вопросительно посмотрел на него. Иван кивнул.

— Наливай, — сказал он и, глядя, как стакан наполняется жидкостью цвета янтаря, добавил: — И рассказывай дальше. Бармен открыл было рот, но тут кто-то заорал на весь салун:

— Ба! Кого только здесь не встретишь!..

Иван вздохнул и посмотрел в сторону входа. Ну конечно: там стоял его двойник, верста коломенская. Руки в боки, шляпа на затылке, ремень с двумя револьверами чуть ли не на коленках, радостная улыбка до ушей. Иван невольно поморщился — неужели и он сам выглядит таким же идиотом? Нет уж, дудки: мне за ремень больше двух пальцев не просунешь, подумал он с некоторым удовлетворением.

— Всем привет! — По-прежнему улыбаясь, двойник направился к стойке. — Билли, старый хрыч, как дела? Заведение, надеюсь, процветает?

— А как же, — солидно ответил бармен, без лишних просьб ставя на стойку такой же, как у Ивана, большой стакан и наливая туда виски. — Сам знаешь, мы лучше всех.

— Вы что, знакомы? — вполголоса спросил Иван у бармена.

— Конечно, — ответил тот рассеянно. — Он тут часто бывает.

«Ну и ну», — подумал Иван, приветливо улыбаясь своему двойнику.

Вслух он сказал:

— Давненько не виделись, дружище двойник. Как здоровьичко?

— А что мне сделается? — подмигнув, сказал двойник.

Он взял стакан, пробормотал: «Будем здоровы…» и, выдохнувши в сторону, влил в себя содержимое посуды, после чего зажмурился, помотал головой и поставил стакан на место.

— И без закуски? — участливо спросил Иван. — Огурчик бы сейчас солененький не помешал бы небось. Или гамбургер: какие здесь, право слово, соленые огурцы…

Двойник противно ухмыльнулся и хотел было что-то сказать, но его прервали.

— Привет, Билли! — раздался вдруг чей-то громкий веселый голос. — Налей-ка мне вечернюю порцию!..

К стойке подошел очередной негр — точная копия двух предыдущих. Иван даже не удосужился посмотреть в окно: и так было понятно, что первый из тройняшек места своего пребывания не сменил.

— Привет, — равнодушно улыбнулся бармен, наливая негру. Тот выпил, крякнул, бросил на стойку монетку, дружески кивнул бармену — тот спокойно кивнул в ответ — и неторопливо вышел из салуна. Никто не обратил на него никакого внимания.

Иван посмотрел на бармена… Тот равнодушно протирал стойку.

Иван решил на всякий случай не расспрашивать о причинах странной амбивалентности отношения окружающих к совершенно одинаковым неграм.

— Так вот, — заговорил тем временем двойник, — по поводу еды. В разных местностях разные правила…

— Подожди, — перебил его Иван. Ему вдруг в голову пришла странная мысль- Успеешь еще рассказать… Послушай-ка, Билли, — обратился он к бармену, — а что, индейцы у вас тут появляются?

— Ты имеешь в виду в городе? — уточнил бармен. — Бывает такое, а как же. И в салун ко мне заходят другой раз. Только это не настоящие индейцы, понимаешь, а так- подделка…

— Как это — подделка?

— Гм… — сказал бармен. — Как бы тебе это объяснить… Понимаешь, во-первых, наш город — не то место, где они, настоящие индейцы, воины то есть, должны появляться, хоть здесь и находится центр мира… или миропорядка, ежели угодно. У них хватает и тех мест, где они чувствовали бы себя вполне комфортно и действительно находились бы там, где должны. Сюда они попадают или по ошибке, хотя, сам понимаешь, никаких ошибок здесь быть не может, или по каким-то делам… не знаю уж, по каким. Но бывают иногда и серьезные посещения, особенно когда приходят те, кто был до индейцев… или те индейцы, что чувствуют свою не-важность…

— Подожди, — ошеломленно проговорил Иван. — Что за бред ты несешь?..

— Трудно объяснить, — вздохнул бармен. Голос его неуловимо изменился, стал каким-то бесплотным. — Мы строим свой мир, основываясь на совершенно отличных от индейских позициях, и в принципе им нет места в нашем мире, как нам нет места в их. У нас различные цели и средства достижения этих целей. Благополучие человека, его место под солнцем, его обязанности и долг перед сущим мы представляем совершенно по-разному. Ничто не стоит на месте: мы пришли, чтобы сменить их, они сменили кого-то, кто был еще раньше. Но ничто не исчезает, и об этом тоже надо помнить…

Бармен замолчал. Ивану вдруг показалось, что воздух на мгновение затвердел, застыли и все окружающие, но вот мир дрогнул и поплыл в сторону, покачиваясь на волнах воображения. Лицо бармена, грустное и какое-то даже отрешенное, смазалось, потекло вбок, подернулось рябью и обрело новые черты. Иван хотел нервно хихикнуть — перед ним, невинно улыбаясь, стоял профессор, — но не смог шевельнуть ни малейшим мускулом лица. Мир вокруг изменил свои краски. Только что он был серо-коричневым, затхлым, мглистым, в нем ползали унылые замшелые паразиты, озабоченные только одним — как бы сделать так, чтобы можно было много жрать и мало делать, и каждый искал свой уголок среди шершавых колючих зарослей, проход в беспечное мягкое нечто, очень личное и очень свое, при этом наглухо отгороженное от другого… и вдруг все стало Отдельным. Ярко-желтая земля, какая-то ухмыляющаяся собака, сидящая на задних лапах, тень от исполинской птицы… Иван очень хотел посмотреть, что это была за птица, но не смог ни поднять, ни повернуть головы…