Лидия Ивченко - Конец эры мутантов

– Ну? Что будем делать? – задал вопрос Бородин, когда за посетителем закрылась дверь. – Я догадывался, зачем он прибыл сюда, потому и вызвал вас…

– А почему мы должны его лечить? – первым усомнился Зотов. – Отказать – и всё. Не знаем, не можем, тем более, что весь мир не может, так что нас в сговоре не заподозришь. Сколько же он нам гадостей сделал!

– Тем, что мы сейчас живем фактически в подполье, мы обязаны Сухиничеву, – поддержал его Евгений. – Он перекрыл мне кислород. Пусть бы хоть нейтралитет соблюдал, и то можно было бы добиться какой-то государственной поддержки, а не оказаться беззащитными перед зарубежными хищниками.

– Но и беда на что-нибудь сгодится, как говорят итальянцы, – заметил Бородин, намекая на сброшенные Зотовым и Акиншиным годы. Он ненужно потрогал карандаши на столе, заботливо отточенные Ингой, и после короткого молчания добавил: – И он, кажется, искренне раскаялся…

– Ага, раскаялся, – гневно воскликнул Зотов, – когда собственной шкуры коснулось!

– А мою сколько раз пытался содрать, – подхватил Евгений. – Сейчас он нас просто покупает…Но с другой стороны, повинную голову и меч не сечёт…

– И опять же – клятва Гиппократа… – добавил Андрей.

– В общем, решайте, ребята, сами, – сказал Бородин. – Хотя пациент – такая одиозная личность, не приведи Бог! И какой будет резонанс после того, как вы его вылечите? Может, лучше, если он умрет?

– В ближайшее время он вряд ли умрет, – ответил Евгений. – Теперь мне понятно, кто браконьерствовал в нашей тайной лаборатории и зачем отливал из бутыли Зотовский эликсир. Без него Сухиничев уже давно был бы на том свете.

– Хорошо, пусть приходит, – подытожил Андрей. – В конце концов после осмотра мы можем сказать, что объективно в данный момент вмешательства не требуется, но в случае ухудшения постараемся помочь. В общем, применить обтекаемую формулировку: надо наблюдать.

Такое заключение устроило всех троих, и разговор перешел на другие темы. Бородин живо интересовался делами Думы и работой новоизбранного депутата Шашина.

– Бумаг много, – сетовал Евгений. – Еще больше, чем в медицине. Законы, поправки к ним, а их прорва, во всё вдумываться надо. Да что толку в этих законах, которые никто не выполняет? И в первую очередь те, у кого есть власть и нет совести. А таких среди чиновничества, увы, много.

– А как наш непотопляемый министр Зарубин?

– Пока сидит. Но думаю, что уже недолго осталось. Мы все так дружно в него вцепились, что теперь и родственные связи с главой государства не помогут. Требуем отставки. Я ещё не встречал человека, настолько бесчувственного, бесстыдного и недоступного никакому воздействию. Представляете, его костерят с трибуны – за закупки лекарств по ценам, даже большим, чем они продаются в аптеках частных владельцев, уличают в махинациях, приводя цифры и доказательства, а он хоть бы что… Впитывает, как памперс. Чтобы выбросить потом как ненужную, но неизбежную неприятность.

– Чему ты удивляешься – это же прирожденный паразит. И вор, – мрачно констатировал Андрей. – Он ничем и не занимается, кроме набивания карманов…

– И не только своих, – продолжал Евгений, – закупками лекарств ведают и фирмы его родственников, так что на этой плодородной лужайке пасётся весь семейный клан! От министра требуют ответа, его обличают, почти напрямую обвиняя в воровстве, а он молча, с непроницаемым видом слушает, не делая даже попыток оправдаться – не снисходит до возражений. Мол, мели, Емеля, твоя неделя. Видно, чувствует себя неуязвимым. Однако зарвался. Такое не прощается, не спасут даже высокие связи…

Говоря о министре, Евгений начинал волноваться и приходить в состояние воинственного негодования. Он долго приглядывался к этому человеку, прислушивался к мнению коллег-депутатов прежде чем возненавидел его, типичного интраверта, поглощенного собой и равнодушного к мнению окружающих. Под стать ему был и подчиненный министерский аппарат, состоявший из неудавшихся врачей, которые и не пытались в своей профессии состояться, ибо здесь они получали хорошую зарплату, гораздо лучшую, чем трудяги-медработники больниц и поликлиник, имели власть и возможность ни за что не отвечать. У Евгения были свои причины для неприязни к этой конторе – личный опыт общения с ней.

Разобравшись в свойствах этого человека с его эластичной совестью, Евгений стал упорно и методично добиваться смещения высокопоставленного чиновника, невзирая ни на какое родство.

– Мы его уже почти доконали, – рассказывал он с интересом внимавшим ему академику и Андрею. – Я же во все дырки лезу. Выступает, к примеру, представитель комитета по региональной политике о финансировании Сахалина и Камчатки: почему не оставляют часть налога на добычу полезных ископаемых в местном бюджете? Я тут как тут: у жителей нет элементарной медицинской помощи, женщинам приходится ехать рожать за десятки километров в ближайший роддом… Роды порой начинаются прямо в поезде! Знает ли министр здравоохранения, что в отдаленных районах нет даже акушерских пунктов? Или докладывает комитет по труду и социальной политике: на Сахалине и Камчатке ведется добыча нефти, золота, платины и других богатств, а условия жизни нечеловеческие… Я тоже подключаюсь: почему Минздрав не внедряет телемедицину для этих отдаленных районов? Ведь с помощью телекоммуникаций можно организовать консультации квалифицированных специалистов из Москвы, вплоть до показа рентгеновских снимков и срочных анализов на телеэкране. Такая медицинская помощь существует уже во многих регионах, но её организовывает кто угодно, только не Минздрав. И это чистая правда. Я обличаю этих дармоедов при каждом удобном случае – капля, как известно, камень точит не силой, а частотой падения. Ну и в собственных докладах о состоянии медицины тоже трясу их, как грушу. В том числе и об их отношении к изобретениям и новациям – мне, как вы знаете, есть что сказать.

– Да уж… – согласно кивнул Бородин. – И ты, как вижу, сдаваться не собираешься…

– Само собой. Мы добьем этого спекулянта на здоровье людей. На днях уже сам премьер-министр высказался намёками о возможной замене руководства здравоохранением… Кстати, на подходе решение о государственном финансировании клинических испытаний новых разработок. Надеюсь, к моему возвращению документ будет подписан.

– К возвращению – откуда? – удивился Бородин.

– Из командировки в Индию. Я опять выбываю из творческого процесса – важная научная конференция по проблемам онкологических лекарств.

Очутившись в самолете, Евгений с облегчением вздохнул, чувствуя почти радость от того, что проверки, досмотры, нудные ожидания посадки остались позади. Истоки веселого настроения крылись не только в миновавшей, в сущности, пустяковой процедуре, но и в хорошей новости: Зарубина наконец-то сняли. Его, Акиншина, упорством, доказательностью, прямо-таки ломовой настойчивостью, подхваченной и его союзниками – думцами, корыстный министр лишился своего могущественного и кормного положения. Маленькая победа над большой несправедливостью. Сейчас, сидя в кресле набиравшего высоту лайнера, Евгений обдумывал ситуацию с неожиданным открытием, о котором поведал ему Славка Максимов. Где выход, который не повредил бы всему делу? Как добиться только пользы, блокировав возможную опасность? С кем посоветоваться? К примеру, с умным, надёжным человеком из ФСБ – там люди тоже разные… Никого из этого ведомства Евгений не знал и перебирал в уме тех своих знакомых, кто мог бы знать.