Иван Афанасьев - Астральные битвы Второй Мировой

Сидевший за столом Раунбах был бледен и растерян. Его рук тоже сжимала пистолет, но стрелять он не мог — Юрий был прикрыт живым щитом, а трофейный ствол смотрел точно в переносицу Раунбаха.

— Не дергайся, Фриц, — произнес Юрий, — я выстрелю быстрее. Итак, о чем у нас пойдет разговор?

Он говорил спокойно, словно произошло легкое недоразумение. Тем временем Мирча задыхался и хрипел, не в силах оторвать руки Кондрахина от своего стиснутого горла.

— Убери ствол в ящик стола. Руки положи на стол, — приказал Юрий, — тогда я смогу отпустить твоего человека.

Выбора у Раунбаха не было, и он вынужденно подчинился. Кондрахин оттолкнул Ковача, сам же остался у двери.

— Ну, так, господа, давайте поговорим, раз уж меня пригласили.

— Кто ты такой? — хрипло спросил Раунбах.

— Ох уж эта дурацкая человеческая привычка: давать всему имена, — усмехнулся Кондрахин, — не проще ли воспринимать вещи таковыми, как они есть? Кем угодно, тем меня и называйте, всё будет правильно. Давайте лучше ближе к делу. Так что с моим предложением, Фриц? Или это и был ответ?

Немецкий язык Кондрахина был еще далек от совершенства, и фразы он строил коротенькие, обходясь минимальным запасом слов. Куда больше говорили его интонации, да дуло револьвера, по-прежнему направленное в сторону немца. Интеллигента Мирчу Юрий в расчет явно серьезно не принимал. И это откровенное пренебрежение буквально раздавило Ковача, хотя именно он являлся инициатором неудавшейся засады. Съежившийся и поникший, он пристроился у стола, слева от Раунбаха, тщетно пытаясь унять дрожь в руках. В отличие от соратника немец уже вполне овладел собой, и угнетала его только необходимость сейчас, немедленно, принять какое-то решение.

— Хорошо, Йоханссен, — наконец проговорил он, — видимо, придется принять Ваше предложение. Только уберите оружие, оно меня отвлекает. Где бы нам поговорить?

— Почему не здесь? Посторонних в особняке нет…

— Наивно недооценивать достижений германской научной мысли. Наш разговор может быть подслушан и на расстоянии, и записан на магнитофонную ленту.

— Да, весело живем, — ухмыльнулся Кондрахин, засовывая револьвер за поясной ремень. — Так что, опять — вечерняя прогулка?

— Нет, — возразил Раунбах, — кое-кому это может показаться подозрительным даже в отсутствие нашего уважаемого доктора Шульца. Поедем втроем на операцию, на моей машине и без шофера. Позволите взять с собой оружие?

— Позволяю, — милостиво согласился Юрий, — кстати, Фриц, мы здесь все на "ты", не помню уж, кто мне это говорил.

Через несколько минут мощный черный "мерседес" мчал их по такому же черному Кенигсбергу.

Раунбах притормозил у гранитной набережной Преголи и первым открыл дверцу. Мирча Ковач и Кондрахин, сидевший на заднем сиденье, последовали за ним. Было так пустынно, словно весь город в одночасье вымер, казалось, даже Балтийское море затаило дыхание.

Отойдя от машины метров на пятьдесят, Раунбах остановился.

— Ну, что ж, Йоханссен, давай начистоту. В принципе, мы в твоих руках. Если уж не удался расчет на внезапность, — он беспомощно развел руками, — то вряд ли мы справимся с тобой в открытом поединке. Я не буду повторять свой вопрос: кто ты. Лучше ответь, кому именно ты служишь? Согласись, что это необходимый вопрос. Не только ты, но и мы рискуем. Причем, своими жизнями. Жизнями своих близких.

— Я все понимаю, — согласился Юрий, — но не смогу ответить полно. Причина не во мне, в вас. Может быть, вас удовлетворит ответ: мне глубоко антипатичен доктор Шульц?

— Допустим. Что ты знаешь о нашей организации вообще? Не о нашей группе, а обо всем институте Аненербе?

Об этой имперской программе, проглотившей не один миллион рейхсмарок и возглавляемой лично Генрихом Гиммлером, Юрий имел весьма общие и скудные сведения, почерпнутые от Николая Павловича. В этом он счел нужным откровенно признаться Раунбаху.

Тот довольно долго размышлял, опершись на парапет. Юрий исподволь прислушался к его мыслям, но мыслей, как таковых, и не было. Один лишь мучительный выбор: верить или не верить.

— Хорошо, — наконец выдохнул он, словно сбросив с плеч непосильный груз, — принимаем, как аксиому, что к аппарату рейхсфюрера ты отношения не имеешь. Тогда кто тебя к нам внедрил?

— Я сам.

— Мирча, прекрати дрожать, — обратился Раунбах к Ковачу. — Что ты думаешь по этому поводу?

— А что тут думать? Если мы до сих пор не в гестапо, то есть смысл довериться. Я просто не вижу альтернативы.

Их положение было отчаянным, и это понимали оба: и Мирча, и Раунбах. Вполне возможно, что Йоханссен подослан намеренно, что Шульц или кто другой проведали об их планах, несмотря на все конспиративные уловки. Тогда — гибель. Неважно, добьется своего настырный Йоханссен или нет. Но ведь все, сказанное им, может оказаться правдой. В таком случае они получают очень ценного помощника. "Хорошо, что темно, — подумал Мирча, — я сейчас, наверно, выгляжу полным идиотом".

Его размышления прервал Раунбах, решившийся взять на себя всю ответственность.

— Йонанссен, не берусь судить о твоих истинных планах, но мне кажется, что они останутся невыполненными.

— Это почему?

— Потому что наша группа, все мы, причастны к высшим тайнам рейха, даже если это не очевидно для рядовых исполнителей. Как только мы завершим задачу, будет отдан приказ на нашу ликвидацию. Я сожалею, но это так. Это нам только мнится, что мы незаменимы. На самом деле — Мирча это видел — мы мелочь, разменная монета в куда более крупной игре. Ты бы только видел, какие мастера астрала окружают Гиммлера! А Густав Кроткий? Пока от нас есть какая-то польза, нас сохраняют. Пока…

— Но ведь это же неразумно, — задумчиво проговорил Юрий. — Почему не использовать тех же людей в других операциях. Не так уж много на свете тех, кто на что-то способен в этой области.

— Не так уж мало, — возразил Раунбах.

— Короче, если я правильно понял, ты и Мирча решили упредить события? Неужели ты тоже подлежишь ликвидации?

— Я, наверное, нет. Но в группе есть люди, которые мне дороги. Не только ведь шведы способны на человеческие чувства. Так что ты намерен предпринять?

— Это зависит от того, что именно задумали вы с Ковачем.

— Ну, а что бы на нашем месте сделал ты?

— Вариантов много. Например, выезд на операцию малой группой. Только свои. Пара опытных гипнотизеров — и можно бесследно раствориться…

Раунбах негромко рассмеялся.

— Наивно! Ты просто не представляешь, какие силы будут брошены на нашу поимку. Не потому, что мы настолько ценные. Просто были случаи, когда противник брал наших людей под контроль. Об этом в первую очередь и подумают. Нет, Йоханссен, единственный путь — имитировать гибель всей группы, и большая часть трупов должна быть опознана.