Рэй Брэдбери - Сборник 5 МЕХАНИЗМЫ РАДОСТИ

– Гляди!

И Уильям, приставив глаз к биноклю, крикнул:

– Семь верст до небес!

– И все лесом!

Еще бы, такое зрелище! Нед Хоппер переминался с ноги на ногу возле машины. Сидящие в ней люди энергично жестикулировали. Он вручил им деньги. Машина ушла. И к ним на гору донеслись приглушенные расстоянием горестные вопли Неда.

Уильям ахнул.

Он возвращает деньги! Гляди, чуть не подрался с вон тем… А тот грозит ему кулаком! Нед ему тоже возвращает деньги! Гляди, еще нежное прощание… Еще!

– Так его! – ликовал Боб, прильнув к своей половине бинокля.

И вот уже все машины катят прочь в облаке пыли. Старина Нед исполнил какую-то яростную чечетку, хватил оземь свои очки, сорвал плакат, ужасающе выругался.

– Во дает! – задумчиво произнес Роберт. – Не хотел бы я услышать такие слова. Пошли, Уилли!

Не дожидаясь, когда Уильям Бентлин и Роберт Гринхилл спустятся на своей машине к повороту на Таинственный город, разъяренный Нед Хоппер как пуля вылетел с мыса. Злобные крики, рев мотоцикла, разрисованный картон бумерангом взлетел в воздух и со свистом пронесся у самого уха Боба. Нед уже скрылся в облаке дробного грохота, когда плакат плавно опустился на землю. Уильям поднял его и вытер.

Сумерки сгустились, солнце прощалось с далекими вершинами, край затаился и смолк. Нед Хоппер исчез, и двое остались одни на опустевшем мысу, среди исчерпавших пыль колесных следов, глядя на пески и загадочный воздух.

– Нет, нет!.. – произнес Уильям.

– Боюсь, что да, – отозвался Боб.

Чуть окрашенная в розовое золото заходящим солнцем, пустыня была пуста. Мираж пропал. Два-три пылевых вихря кружили, рассыпаясь у горизонта, и только.

Глубокий стон выразил все разочарование Уильяма.

– Это он сделал! Нед! Нед Хоппер, возвращайся, ты!.. Все испортил, негодяй! Чтоб тебе света не видать! – Он осекся. Боб, как ты можешь?.. Стоит, хоть бы ему что!

Роберт грустно улыбнулся.

– А мне его жаль, жаль Неда Хоппера.

– Жаль?!

– Он так и не увидел того, что видели мы. Не увидел того, что видел любой. Даже на миг не поверил. А ведь неверие заразительно. Оно и к другим пристает.

Уильям внимательно оглядел пустынный край.

– По-твоему, в этом все дело?

– Кто его знает. – Роберт покачал головой. – Одно несомненно: когда люди сворачивали сюда, они видели город, города, мираж, называй как хочешь. Но попробуй разглядеть что-то, когда тебе все заслоняют. Неду Хопперу не надо было даже руки поднимать, чтобы закрыть своей лапищей солнце. В ту же минуту театр – двери на замок.

– А нельзя… – Уильям помялся, – нельзя нам снова открыть его? Что? Что нужно сделать, чтобы оживить такую штуковину?

Они окинули взглядом пески, горы, редкие одинокие облачка, притихшее бездыханное небо.

– Если глядеть уголком глаза, не прямо, а как бы невзначай, ненароком…

И они стали смотреть на ботинки, на руки, на пыльные камни под ногами. Наконец Уильям буркнул:

– А точно ли это? Что мы чистые души?

Роберт усмехнулся.

– Конечно, не такие чистые, как дети, которые побывали здесь сегодня и видели все, чего им хотелось, и не как те взрослые простые люди, которые родились среди золотистых полей и милостью божьей странствуют по свету, оставаясь в душе детьми. Нет, Уилли, мы с тобой ни те, ни другие, ни малые, ни взрослые дети. Но и у нас есть достоинство: мы радуемся жизни. Знаем, что такое прозрачное утро на пустынной дороге, знаем, как рождаются и гаснут звезды в небесах. А старина Нед, он давным-давно перестал радоваться. Как не пожалеть, когда представишь его сейчас: мчится на своем мотоцикле, и так всю ночь, весь год…

Кончив говорить, Роберт заметил, что Уильям потихоньку ведет глазами в сторону пустыни. И он тихонько прошептал:

– Видишь что-нибудь?…

Уильям вздохнул.

– Нет, может быть… завтра…

На шоссе показалась одинокая машина.

Они переглянулись. Глаза их вспыхнули исступленной надеждой. Но руки не поднимались и рот не открывался, чтобы крикнуть. Они стояли молча, держа перед собою разрисованный плакат.

Машина пронеслась мимо.

Они проводили ее молящими глазами.

Машина затормозила. Дала задний ход. В ней сидели мужчина, женщина, мальчик и девочка. Мужчина крикнул:

– Уже закрыли на ночь?

– Ни к чему… – заговорил Уильям.

– Он хочет сказать: деньги нам ни к чему! – перебил его Роберт. – Последние клиенты сегодня, к тому же целая семья. Бесплатно! За счет фирмы!

– Спасибо, приятель, спасибо!

Машина, рявкнув, въехала на площадку кругозора.

Уильям стиснул локоть Роберта.

– Боб, какая муха тебя укусила? Огорчить детишек, такую славную семью!

– Помалкивай, – ласково сказал Роберт. – Пошли.

Дети выскочили из машины. Мужчина и его жена выбрались на волю и остановились, освещенные вечерней зарей. Небо было сплошь золотое с голубым отливом. Где-то в песчаной дали пела птица.

– Смотри, – сказал Роберт.

И они подошли к семье, которая стала в ряд, глядя на пустыню.

Уильям затаил дыхание.

Мужчина и его жена неловко прищурились, всматриваясь в сумрак.

Дети ничего не говорили. Их выпуклые глаза впитали в себя чистый отсвет заката.

Уильям прокашлялся.

– Уже поздно. Кхм… Плохо видно…

Мужчина хотел ответить, но его опередил мальчик:

– А мы видим… здорово!

– Да… Да! – поддержала девочка, вытянув руку. – Вон там!

Мать и отец проследили взглядом за ее рукой, точно это могло помочь, и…

– Боже, – воскликнула женщина, – на миг и мне почудилось… но теперь… хотя… Ну да, вот оно!

Мужчина впился глазами в лицо женщины, что-то прочел на нем, сделал мысленный оттиск и наложил его на пустыню и воздух над пустыней.

– Да, – проговорил он, наконец, – конечно же.

Уильям посмотрел на них, на пустыню, на Роберта: тот улыбнулся и кивнул.

Лица отца, матери, дочери, сына светились.

– О, – прошептала дочь, – неужели это правда?

Отец кивнул, озаренный видением, которое было на грани зримого и за гранью постижимого. И он сказал так, словно стоял один в огромном заповедном храме:

– Да. И клянусь… это прекрасно.

Уильям уже начал поднимать голову, но Роберт прошептал;

– Не спеши. Сейчас появится. Потерпи немного, не спеши, Уилл.

И тут Уильям сообразил, что надо сделать.

– Я… я стану вместе с детьми, – сказал он.

И он медленно прошел вперед и остановился за спиной мальчика и девочки. Так он долго стоял, точно между двумя жаркими огнями в студеный вечер, и они согрели его, и он боялся дышать и, наконец, медленно поднял глаза, осторожно направляя взгляд на вечернюю пустыню и воображаемый сумеречный город.

И в легком облаке летучей пыли, из которой ветер лепил смутные башни, шпили, минареты, он увидел мираж.