Юрий Никитин - Земля наша велика и обильна...

Я отмахнулся:

– За мои слова не только шнобель отыщут, но и по маме знаете кем определят! Так вот, если все-таки что-то отыщете, я вам сразу же укажу на точно такие же у любого народа, только там их будет больше. И сияет ярче. Заслуженно. Так вот сдаться Америке и влиться в ее империю – проще, понятнее. Да мы и так хоть и ругаем Америку постоянно, но все-таки пользуемся как Интернетом, так и компьютерами, где гоняем штатовские баймы, смотрим штатовские фильмы, читаем штатовские книги…

Белович проговорил медленно, с великим сомнением:

– Не получится. Больно народ наш против Америки. Что и понятно, кто же любит победителей! Да и сама Америка не больно щадит наши чувства. Придвигает военные базы к нашим границам, а это раздражает не только политиков. Уже и грузчики, им все вроде бы до фени, сразу матерятся, как только речь заходит про Америку.

Они посматривали на меня выжидающе, я развел руками.

– А что мы можем? Против эмоций доводы разума бессильны. Разве что попытаться противопоставить такие же эмоции. Постоянно задавать вопрос: под чьей властью захотели бы оказаться – под Америкой, Китаем, Японией или исламом? Задавать и задавать, пусть представят себе, пусть представят все варианты!.. Вот тогда уже, когда вообразят себе как следует…

Белович перебил:

– Не вообразят. Неизвестно, что ждет! А в случае со Штатами – да, ясно. Мы просто станем американцами. Да и то очень постепенно. Но повысится и уровень жизни, и вообще во всех наших бедах будут виноваты американцы, а не мы сами, что так удобно. Ведь мы дали им, гадам, самую богатую страну в мире… пусть уже не страну, но самую богатую и щедрую на ископаемые территорию! А они…

Он замолчал, Лукошин молча прихлебывал кофе. Белович встал и налил себе еще, Лукошин мерно хрустел печеньем. Я видел по их лицам, что думают все об одном и том же: в старое доброе время самыми богатыми были те страны, где земля давала самые большие урожаи. Где отыскивались запасы золота и железной руды. В этом Россия преуспела: самые плодородные земли – у нее, самые большие запасы золота, железа, меди, алмазов, а теперь еще и нефти с газом – тоже у нее. Однако эта заслуга пассионарных предков, что неутомимо расширяли пределы России, не спасла спившихся ленивых потомков. Да, наступили иные времена, сейчас богатые страны те, где люди неутомимо трудятся!

К слову сказать, в Японии вообще нет ископаемых, средняя продолжительность жизни мужчин там восемьдесят семь лет, а у нас – пятьдесят семь. Разница ошеломляет, что-то нам не помогают богатства недр, если лень даже наклониться и достать их из земли.

– Прогорим с такой программой, – вздохнул Белович, а я с облегчением отметил, что он не сказал «прогорите, Борис Борисович». – Помню, в советское время говорили, что все мы – белорусы, россияне, украинцы – хотим жить в одной большой богатой стране… в Канаде! А вы вот взяли еще круче… Затопчут!

– Один мудрец сказал, – добавил Лукошин, – что легче всего уничтожить ту партию, в основе которой лежат доводы благоразумия. Политик разве может быть честен?

– Честность в политике, – ответил я, – результат силы. Лицемерие – результат слабости. Случается, конечно, что демагогическая политика приносит успех, мы это видели, но что потом? Рано или поздно лживые обещания порождают то, что породили в России. В конечном итоге только честные политики одерживают долговечные победы. Это я не к тому, что я вот такой белый и пушистый, я излагаю арифметику политики, без приложения к личностям.

– Политика имеет целью не избранных, – возразил Белович, – а массу, то есть стадо идиотов, для которых чем глупее, тем доходчивее и лучше…

Он умолк на полуслове, поднял палец, призывая к тишине, указал глазами на экран телевизора. По экрану проплыла заставка новостей, я взял пультик, прижал кнопку с надписью «Звук». Диктор скороговоркой объявил о начале кампании по выборам в Думу, тут же повернулся, камера показала сидящего в сторонке вальяжного господина с одухотворенным лицом композитора и длинными ухоженными волосами.

– К нам в студию, – сказал диктор с подъемом, – согласился заглянуть дизайнер номер один в самом необходимом для жизни цивилизованного человека оборудовании…

Лукошин спросил с недоумением:

– Это и есть Билл Гейтс? Я думал, он моложе…

– Это Лайнес, – поправил Белович. – Создатель механического сердца…

– …господин Бертолуччини, – продолжал диктор восторженно, – создатель дивных писсуаров и унитазов, рассчитанных для открытого пространства! Это подлинная революция, господин Бертолуччини любезно согласился дать короткое интервью нашему телевидению…

Лукошин ругнулся, Белович хихикнул, а диктор повернулся к звезде мировой величины, спросил:

– Господин Бертолуччини, верно ли, что для улиц России вы предложили далеко не самые простые, даже упрощенные модели, а весьма и весьма…

Он сделал паузу, Бертолуччини понял, кивнул.

– Может показаться странным, а то и неверным, – начал он, – что для уличных унитазов в Москве выбраны так называемые модели элит-класса. Особенно в нынешнее время, когда вандализм достиг просто чудовищных размеров. Однако же специалисты по СССР, они еще живы и дают рекомендации, полагают, что русский вандализм бывает только от безнаказанности, что сейчас, к сожалению, процветает в российском обществе. Но, во-первых, унитазы, писсуары, а потом будут и биде, располагаются на людных улицах, в вечернее и ночное время будут хорошо освещены, во-вторых, над каждым будет помещена телекамера с автоматической записью. Специалисты уверяют, что можно ограничиться имитацией: в России все настолько напуганы якобы наблюдающим за ними КГБ, что при виде нацеленной в их сторону телекамеры сразу начинают вести себя смирно.

– Но в России уже новое поколение, – напомнил диктор.

– Да? – переспросил Бертолуччини. – Тогда почему в России никто не называется по телефону? Почему такое страстное желание, достойное психопата, сохранить анонимность любой ценой, даже ценой откровенного хамства?.. Нет, в России унитазы могут пойти громить только те, кто готов за эти деяния сесть в тюрьму или пойти на каторгу, но никак не хулиганящие подростки. Потому мы привезли в Россию два типа уличных унитазов: напольный, выполненный в виде кресла, и второй – с подвесной чашей, бачок скрыт в стене, а на улице только сама чаша унитаза и клавиша для спуска воды. Уборщики ратуют за такие унитазы, под ними легко убирать, да и места занимают намного меньше.

– А получится? – спросил диктор с сомнением. – Как-то торчащий из стены выглядит неубедительно…

– Почему?

– Обломится, – сказал диктор откровенно.