Светлана Ягупова - Феникс

- Так вот. - Холодная фольга его глаз скользнула по гостю. - Каждый приличный город имеет своих паразитов. Наш не исключение. Если откровенно, то я - паразит. Но с маленькой поправкой: трудолюбивый паразит. Все, что ты видел в моем доме, нажито вот этими руками, - он помахал по-женски пухлыми коротковатыми кистями с толстыми пальцами. - Когда-то я был умненьким-благоразумненьким, ходил на службу от сих до сих, с геопартиями мерял матушку землю, потом все осточертело. Понял, что можно жить проще, легче и приятнее. А тебе никогда не приходило такое в голову, или ты собираешься всю жизнь таскать ящики на своем горбу?

- Почему всю жизнь? Отслужу, получу какую-нибудь специальность.

- В том-то и дело, что "какую-нибудь". Сам не знаешь куда приткнуться. Ты понравился мне, и я хочу иметь с тобой дело не только по поводу форты. Бросай-ка свой магазин, возьму в помощники. Могу и от армии избавить. Для стажа будешь потихоньку, пару часов в день, где-нибудь прирабатывать. Остальное время - для райской жизни. Рыбку ловить с баркаса будем, научу тебя ювелирному мастерству. Правда, я не зарываюсь в него, лишь ракушки обтачиваю: камень много усилий требует, а там, где большие усилия, там меня нет. Эти, - Батист повел глазами в сторону двери, за которой остались Пашка и Леший, - не подходят мне. Тебя же за сына приемного считать буду, и, ежели оправдаешь мое доверие, все в этом доме будет твоим и даже сам дом. Приноси из общежития свои манатки, отдельную комнату выделю па втором этаже. Ну как, нравится мой план?

- Надо подумать, - внезапно осевшим голосом сказал Гали. Батист вызывал в нем брезгливость и в то же время притягивала его властная уверенность в своем могуществе, способность устроить чью-то жизнь, пусть даже подлым образом.

- Найдем тебе хорошую кралю, - продолжал Батист, - женишься, хозяйку в дом приведешь. Я ведь давний холостяк, - произнес он, казалось, с искренней печалью. - О наследнике мечтал - не сбылось. - В глазах его мелькнуло что-то ушибленное, и Гали понял, что при всем достатке Батист глубоко несчастен. Ни с одной бабой надолго не спелось, детей обожал, а своих так и не заимел. Чего так смотришь, не пьян я, просто развязал перед тобой язык. И, наверное, зря - азиат ты. Азиаты - народ ненадежный, хитроумный, страстный. Вот согласишься жить у меня, а потом однажды ночью прирежешь. Впрочем, ерунду болтаю. Мужик ты крепкий, хозяйство хорошо поведешь.

- В слуги к себе берете, что ли? - не понял Гали. Батист поморщился.

- Зачем так вульгарно, мальчик? - Он швырнул сигарету в угол и уже твердо, без прощупывающих интонаций, спросил: - Так согласен или нет? Мне нужен ответ четкий, а не двусмысленный. Цену себе набиваешь?

- Это что, Пашка дал мне такую хорошую характеристику? А не боитесь, что заложу?

- У меня, голуба, все шито-крыто, не подкопаешься, даже если захочешь. Под бдительным оком государства нахожусь, налоги исправно плачу. Но болтать не советую, тебе дороже будет. Итак?

Гали замялся. Подойти бы сейчас и врезать в эту длинноносую морду. Но лучше протрезвиться и от форты, и от вина, может, все это лишь мерещится.

- Фу-ты, ну-ты, чего задумался? Терять-то тебе, кроме общежития, нечего. Попробуй. Вернуться в свою конуру всегда успеешь.

- Надо помозговать.

- Вот и нормальненько. Эй, Леший! - крикнул он, ударяя в колокол. Резкий звон жалобно оттолкнулся от деревянных панелей, будто желая вырваться из заточения на морской простор. Батист переключил телевизор на другую программу и дернулся:

- Что за чертовщина? Еще один покойник глотку дерет. Так что? - обернулся он к Гали, собравшемуся поскорее уйти отсюда. - Рвешь когти? Ладно, иди кумекай. Все равно приползешь ко мне. Эй, Леший, Капрон, где вы запропастились? - закричал он в коридор. - Проводите мальчика за калитку. Он лучше и чище вас, поэтому я сделаю все, чтобы его заполучить.

- Может, его подбросить на авто? - предложил выскочивший из кухня Леший, на ходу жуя огурец.

- Пшел, лыка не вяжешь, а на авто поглядываешь, - оттолкнул его Батист. За баранкой будет он, и я выучу его! - и Батист похлопал Гали по спине.

Утром вставать не хотелось. Гриня вылил ему на голову чашку холодной воды, но он только выругался и, перевернувшись на бок, натянул на голову простыню. Хотя сон и исчез, подняться с постели не было сил. Ломило виски, руки и ноги налились свинцом, во рту сушь и горечь. Дождавшись, когда ребята ушли на работу, с закрытыми глазами нашарил на тумбочке чашку, выпил остатки воды и вновь откинулся на подушку.

- Гадость какая, - произнес вслух. Вчерашний вечер в мельчайших подробностях всплыл в памяти: как переворачивал цветочные газоны, приставал к девушкам, вел дурацкую беседу с Батистом. Даже нехорошие мысли об Айке и те всплыли. - Боже мой, - пробормотал он, - еще немного, и этот подонок уговорил бы меня. - Веки набухли тяжелой влагой, он шмыгнул носом и вытер лицо ладонью.

Трудолюбивый паразит... В таком городе! Возмечтал на чужом несчастье делать барыши. Давить надо эту гнусь. И Пашка туда же. Неужели не видит, что Батист толкает на преступление, обставляя его пышными словами. Усыновить захотел, мерзавец... Уж не он ли глава фортиусов?

А что, очень похоже. Откуда у этого геолога такой дворец? Барка? Два автомобиля? Ювелирное дело - для отвода глаз. Форта - вот что приносит доход. Эдакий благообразный тщедушный мужичок - пахан фортиусов... Меньше всего заботит его здоровье больных, которых он будто бы хочет сделать могучими, своротив им набекрень мозги. Так вот кому обязаны своей наглостью Пашка и те, с булавками на задницах...

Так же невыносимо стыдно было когда-то в детстве, за год до катастрофы с родителями. Ему шел десятый, и он изо всех силенок утверждался среди ребят нового двора, где недавно родители получили квартиру. Мальчишки испытывали силу, волю и смекалку друг друга самыми нелепыми способами. Заправляли дворовой ватагой два брата-оболтуса, четырнадцати и пятнадцати лет. Даже взрослые их побаивались - того и гляди что-нибудь натворят. То наделали переполоха, забросив в подъезд горящую фотопленку, то прицепили на дерево переговорное устройство и пугали прохожих дикими возгласами. А однажды объявили войну всем кошкам в округе и втянули в это дело многих даже неплохих ребят. За каждый выбитый кошачий глаз награждали конфетами, перочинными ножами и даже книжками на деньги, собранные со школьных завтраков. Гали тоже подключился к этому вандализму и неожиданно для себя с первого же выстрела выбил рогаткой синий глаз песочному сиамскому красавцу, поспорив на томик сказок. Кот с долгим визгом вертелся волчком под любопытными взглядами обступивших его мальчишек. На балкон третьего этажа вышла какая-то пожилая женщина и, вмиг поняв ситуацию, разразилась ругательствами, одно из которых навсегда запомнилось. "Фашисты! Вы же настоящие фашисты!" - кричала она. Он с ужасом смотрел на содеянное, сердце билось неровно и гулко, уши пылали, вдруг понял, что коту очень больно, и эта боль странным образом передалась ему так, что на мгновенье в глазах потемнело и голову сжало обручем. Позже он не раз видел кота издали, но тот, будто узнавая своего обидчика, шарахался в кусты. Как хотелось погладить его, приласкать! Однажды долго стоял, ожидая, когда он вылезет из подвального люка на кусочек колбасы, но кот так и не появился. Чтобы хоть немного сбросить тяжесть, признался в проступке матери. Она испуганно и как-то странно взглянула на него, чужим голосом сказала, что по- настоящему сильный никогда не мучает и не унижает слабых, и больше к этой теме не возвращалась, поняв, что он пережил...