Александр Громов - Ватерлиния

Разболтанный, нуждающийся в починке лифт поднял его к Руперту Маклупу. После смерти маленького картографа инспектор по правам аборигенов боялся шефа сильнее, чем лягушка ужа, молчал, переминаясь с ноги на ногу, пока Шелленграм торопливо загружал его инструкциями на время своего отъезда, – а потом, маясь от того, что не угодил начальству, показал письменный приказ о срочном отбытии в метрополию и разразился сбивчивыми извинениями.

Шелленграм вздохнул.

– Что ж, Руперт, может быть, так будет даже лучше. Поезжайте. Последний рейсовый корабль придет послезавтра. Очень советую вам на него не опоздать.

– Почему последний? – выдавил из себя Маклуп.

– Потому, – бросил Шелленграм. – Отвыкайте задавать ненужные вопросы, это вредная привычка.

– А как же… все это? – Инспектор потерянно обвел рукой свой ихтиологический музей. – Мне позволят это погрузить?

– Только личный багаж. Мне очень жаль, Руперт. Моего влияния здесь недостаточно.

В глазах инспектора по правам мелькнула отчаянность камикадзе: он решился на просьбу.

– Но я могу надеяться, что вы… присмотрите?

– По мере возможности, Руперт, – хмуро сказал Шелленграм. – Обещаю.

Дешевые, ненужные слова… С отъездом Руперта рвалась связь с его группой, равно как прежде была потеряна связь с группой Мухаммеда. Теперь только сам… Один. Резидент-одиночка стоит немного. Правда, немного и осталось: вынуть дурака из Гольфстрима, протащить его на «Рону», увезти отсюда…

Нет, на самом деле и это много, размышлял Шелленграм по пути к сектору Бета. Это даже очень много и очень непросто, коль скоро наверху принято решение бросить подопечного здесь. Кстати, почему? Признание бесперспективности дальнейшей разработки? Ой ли? Прошло не так уж много времени, чтобы ждать результатов. Передача надзора за опекуемым другой группе, о которой я ничего не знаю? Можно допустить и такое. Тогда разговор о зачистке – чепуха, зачистки не будет… Будет наблюдение ближнее, агентурное, и наблюдение периферийное: позволит Ореол «кукушонку» сгинуть в войне или вмешается, а если вмешается, то как? Будет очень странно, если в составе эскадры, что через несколько дней заблокирует подступы к Капле и выходы ближайших Каналов, не окажется судна, набитого специальной аппаратурой, предназначенной для поиска черных кораблей…

Еще вероятнее другое, о чем Гость прямо не говорил, но догадаться несложно: примат интересов сиюминутных. Неведомый Ореол далек и непонятен, эта проблема – на столетия, «кукушата» вроде бы пока не заноза в пятке, а Капля нужна Земле сейчас. Практично, разумно… Какой еще, спрашивается, логики ждать от людей? Если нос уже расплющился о стену в конце тупика – все равно ломиться вперед, не видя стены…

Может, рухнет.

А если так, то подопечному долго не жить. Элементарная страховка от случайностей, не более того. Будь на месте Альвело хоть Адмиралиссимус, хоть Мрыш, хоть Велич – и им бы не жить. И поди его отсюда вывези живым – не один такой умник вострил лыжи, прежде чем отбросить коньки.

Но оставаться здесь нельзя в любом случае. Эта война будет пострашнее предыдущей, недаром к ней готовились тридцать лет. Бессмысленно пытаться помешать логически неизбежному, можно лишь постараться не увеличить масштаб бедствия. Акт государственной измены ничего не даст: если северяне хоть сколько-нибудь изготовятся к войне, Капле конец. С туннельным оружием не шутят. Зато если сильнейшая на планете зона Федерации нанесет неожиданный и притом удачный удар, остается надежда на чудо, на то, что погибнет лишь половина населения планеты, как бы ни был мал такой шанс.

Становлюсь пацифистом, подумал Шелленграм. Или подцепистом, то есть подцепившим нечто чуждое, как на своем жаргоне говорят те, кто называет оболванцев оболванцами. Или становлюсь еще большим циником? Мало было им того, что однажды уже чуть было не вымерли? Тысячу лет после катастрофы вспоминали старые навыки, вновь учились управлять человеческими толпами без распыления аэрозолей и массового гипноза. Научились…

На нижнем флайдроме сектора Бета было людно, на что он и рассчитывал, назначая себе место ожидания. Не потому, что опасался Хиппеля, а из намертво въевшейся привычки не рисковать понапрасну. Ветра не было, в промозглом воздухе висел кисейный туман, подсвеченный прожекторами, и в тумане фигуры людей казались больше и корявее, чем на самом деле. Солидно прогудел лифт, убирая под палубу вернувшийся с патрулирования флайдарт. Возле крайней катапульты суетилась обслуга, дергалась под ногами толстая кишка топливопровода. Было слышно, как внизу сонно ворочается океан и о борт Поплавка трутся льдинки. Там, на нижнем уступе, под нависшей над стылым океаном малой грузовой стрелой тяжело поворачивалась на тросе глянцево блестящая металлическая каракатица – знаменитый глубоководный твин-скафандр лучшего водолаза зоны Федерации, только что поднятого с километровой глубины после осмотра подводной части терминала, и были слышны возбужденные голоса: «Как там?..» – «Порядок!» – «Лукьяйнен не закессонил?» – «Обошлось». – «А андроид?» – «Андроиду, кажется, хана…»

Озябнуть не хватило времени. И разумеется, Хиппель не успел устроить так, чтобы платформа упала в океан, – даже если ему пришла в голову эта мысль. По правде сказать, куда ему…

– Это вы Шелленграм? – Голос пилота ясно указывал на недовольство ночной побудкой, полетным заданием, климатом арктических вод и общей подлостью судьбы. Фильтр на лице заиндевел и похрюкивал при дыхании. Пилот зябко ежился. Непонятный дальний рейс в туман и чертов холод, а тут еще дожидайся пассажира… с ума там, наверху, посходили.

Ничего. В тропиках отогреется.

– Да, я.

– Идите за мной. Платформа ждет.

Глава 4

Тридцатые широты Капли, как южные, так и северные, – место во всех отношениях необычное, знакомое еще по лекциям Моржа о вероятных театрах боевых действий и уже тогда заочно нелюбимое. Не то чтобы там чаще случались гидросейсмы или поднимались к поверхности океана желтые приливы – как раз нет, а что до тропических гроз, тайфунов и смерчей, то вероятность освежить знакомство с ними в узкой, всего в триста миль шириной полосе особой опасности не выше и не ниже, чем во всей громадной акватории от северных субтропиков до южных.

«Хочешь всплыть – ныряй глубже», – говорит один из перлов фольклора глубинников, и, если не возводить данное положение в абсолют, перл справедлив. Примерно о том же, только другими словами, говорят инструкции, памятки и учебники военно-морской тактики. Если позволяет состояние корпуса – ныряй! На стокилометровой глубине, еще не предельной для подлодок и капсул последних модификаций, человек чувствует себя в относительной безопасности как от природы, так и от человека. Разумеется, торпеда с ядерным двигателем и искусственным интеллектом найдет субмарину и там – если тому не помешает естественный интеллект пилота, взбодренный тренировками на тренажере. Анналы последней войны и локальных конфликтов полны историй о невероятной изобретательности и чудесных спасениях. Одним словом, в военное ли время, в мирное ли – ныряй, не сомневайся. Везде, кроме узкой полосы в тридцатых широтах.