Клиффорд Саймак - Исчадия разума

— Больше я ничего не могу сделать, — произнес Майк, усаживаясь на прежнее место. — Даже чистой тряпки и то нет, перевязать вас нечем. Но ничего, найдете дока, он укутает вас как надо.

— А вот и сандвич, — объявил Джед. — Я постарался выколотить всех ползунов. Думаю, мне это в общем удалось.

Галета была покрыта неаппетитным месивом и оказалась несусветно твердой, такой, как я и читал о галетах той поры, но я был голоден, а это была еда, и я ее проглотил. Джед приготовил сандвичи для остальных, и несколько минут мы жевали молча, не обмениваясь ни словом: такого рода пища требует от человека полной сосредоточенности. Тем временем кофе достаточно остыл, его стало можно пить, и галета сделалась посъедобнее.

Наконец мы справились с едой, и Джед нацедил всем еще по кружке кофе. Майк вытащил старую трубку и долго шарил по карманам, пока не нашел довольно табачных крошек, чтобы набить ее. Прикурил от головешки, бережно добытой из костра, и сказал:

— Газетчик, надо же! Из Нью-Йорка, наверное?

Я покачал головой. Нью-Йорк был слишком близко. Кто-нибудь из них, чего доброго, уже встречался с газетчиками из Нью-Йорка.

— Из Лондона. Газета «Таймc».

— А говорите, по-моему, не как британец, — заметил Эйса. — Ваши обычно так смешно бормочут…

— Просто я уже много лет как из Англии. Слоняюсь тут среди вас…

Разумеется, это никак не могло объяснить потерю британского акцента, но их это на время устроило.

— Говорят, в армии Ли тоже есть британец, — сказал Джед. — По фамилии Фримантл или что-то похожее. Может, вы его знаете?

— Слышал о нем, — поспешил откреститься я, — но лично не встречал.

Они, пожалуй, становились чересчур любопытными. Держались по-прежнему дружелюбно, но любопытствовали не в меру. К счастью, они не задержались на этой теме: было слишком много других, которые им тоже хотелось бы обсудить.

— Когда будете писать свою статейку, — осведомился Майк, — что вы намерены сказать о Миде?

— Ну я еще не решил, — промямлил я. — Еще не успел как следует все обдумать. Конечно, здесь он провел прекрасную битву. Заставил южан пойти напролом. В первый раз сыграл их картами. Упорная оборона, и вот…

Джед сплюнул.

— Может, и так. Но нет у него блеска. Вспомните Мака — вот кто действительно воевал блестяще…

— Блестяще, блестяще, — передразнил Эйса, — почему же нас под его началом всегда лупили? Честно скажу, недурно хоть разок почувствовать себя победителем. — Он взглянул сквозь пламя костра в мою сторону. — Как по-вашему, сегодня мы победили?

— Уверен, что победили, — ответил я. — Завтра Ли начнет отступление. Может, уже и начал.

— Кое-кто у нас думает иначе, — возразил Майк. — Я тут толковал с ребятами из Миннесоты. Они считают, что эти чокнутые повстанцы завтра начнут все сначала.

— Не думаю, — сказал Джед. — Сегодня мы перешибли повстанцам хребет. Черт побери, они поперли вверх по склону как на параде. Прямо на нас и прямо на пушки. И мы их смели́, будто били на стрельбах по мишеням. Нам твердили, что их генерал Ли ловок и умен, но какой же умный генерал пошлет своих людей парадом по ровному склону прямо на пушки!..

— Бернсайд послал нас на пушки при Фредриксберге, — напомнил Эйса.

Джед опять сплюнул.

— Кто сказал, что Бернсайд — умный генерал? Никто никогда этого не утверждал.

Я допил кофе, быстро крутанул кружку, взбалтывая остаток, и выплеснул его в костер. Джед потянулся за кофейником.

— Спасибо, больше не надо, — сказал я. — Мне пора идти.

Идти мне вовсе не хотелось. Хотелось остаться здесь и убить еще час-другой в болтовне с тремя солдатами у костра. Здесь было тепло, удобно и вообще уютно.

Однако меня не покидало глубокое, серьезное подозрение, что мне надо сматываться отсюда как можно скорее. Подальше от этих солдат и от поля битвы, пока не случилось еще чего-нибудь. Железный осколок пролетел достаточно близко. Теоретически, конечно, я был уже вне опасности, но я не доверял этому миру и тем более не доверял рефери. Чем быстрее я выберусь из Геттисберга, тем лучше. Я встал.

— Спасибо за еду и кофе. Честно скажу, это было не лишнее.

— Куда вы теперь?

— Наверное, прежде всего надо бы разыскать вашего доктора.

— На вашем месте, — кивнул Джед, — я бы поступил именно так…

Я побрел прочь, ожидая с секунды на секунду, что они окликнут меня и вернут обратно. Но они не сделали этого, и я, спотыкаясь, стал спускаться в темный овраг.

В голове у меня, пусть вчерне, возникла полузабытая карта местности, и вскоре я принял решение, куда идти. Конечно, ни о какой дороге на Танитаун не могло быть и речи — я остался бы чересчур близко к полю битвы. Я пересеку эту дорогу и пойду дальше на восток, пока не доберусь до Балтиморского тракта, а потом поверну по тракту на юго-восток. Хотя совершенно непонятно, о чем я размышлял и зачем. В этом таинственном мире одно направление, вероятно, ничуть не лучше другого. Да и, в сущности, куда мне было идти — я двигался без всякой цели. Дьявол заявил, что Кэти в безопасности, снова в мире людей, но и полусловом не намекнул, как человеку попасть отсюда к своим. И не так уж твердо я был убежден, что дьяволу можно верить в отношении Кэти. Он субъект изворотливый и вряд ли достоин доверия.

Добравшись до конца оврага, я вышел к долине. Впереди уже виднелась дорога на Танитаун. Там и тут горели костры, я обходил их стороной. И неожиданно наткнулся в темноте на теплое волосатое тело, приветствовавшее меня легким фырканьем. Я попятился и, прищурившись, разглядел лошадь, привязанную к уцелевшей железной оградке.

Лошадь шевельнула ушами и тихо заржала. Наверное, ее оставили тут давно, она была напугана одиночеством и определенно рада человеку. На ней было седло, и к оградке ее привязали по всем правилам, за повод.

— Привет, лошадка, — произнес я. — Как дела?

Она фыркнула, адресуясь несомненно ко мне. Я передвинулся и потрепал ее по шее. Она вывернула морду и попыталась ткнуться в меня носом.

Я отступил на шаг, осмотрелся — поблизости никого. Тогда я освободил поводья, накинул их ей на шею и, выпрямившись, с грехом пополам забрался в седло. Лошадь, по-видимому, была счастлива, что ее отвязали, и послушно шла, куда я ее направлял.

У дороги и на самой дороге стояла куча повозок, но я ухитрился проскочить мимо них незамеченным. Никто меня не окликнул, я пересек дорогу и погнал лошадь на юго-восток. Она пошла легкой рысью.

Нам повстречалось несколько мелких групп солдат, тяжело бредущих куда-то, потом пришлось объезжать артиллерийскую батарею, но постепенно всякое движение замерло. В конце концов лошадь выбралась на Балтиморский тракт и поскакала по нему прочь от Геттисберга.