Абдухаким Фазылов - Судьбы вертящееся колесо

— …за сферой этой планеты расположена небесная сфера с неподвижными звездами на ней, совершающая суточное вращение. Землю же аллах поместил в центре этих сфер и придал им вращательные движения вокруг нее с различными скоростями.

Старик встал и собрался было уходить к себе — к нему подкрадывался сон, но в этот момент его остановил тот же звонкий голос:

— Для чего вы заставили меня повторить все это, учитель?

Старик по голосам уже определил, что второй человек на крыше был мавлана Сайд, но разобрать его слов не мог. Тот отвечал тихо и глухо…

Выслушав ответ, мальчик вдруг сделал шаг назад к самому краю площадки.

— Да хранит вас аллах, учитель, вы не шутите?

Приложив ладонь к уху, старик попытался разобрать ответ Сайда, но снова ничего не смог уловить. Опять прозвучал уже испуганный голос мальчика:

— Ведь это же шак[9] к учению пророка!..

Старик не стал дальше вслушиваться. Гнев душил его. Он бросился к себе. «Завтра же отправлюсь к Ходжа Музаффару, расскажу все. Они здесь развращают ересью даже малолетних… Скажу пиру,[10] пусть отпустит меня отсюда, или изгонит безбожников!»

Луна уже поднялась высоко. Площадка осветилась ее серебристым светом. Сайд видел, что мальчик потрясен. Он подошел, положил руку на плечо ученика и мягко повторил:

— Да, сын мой, все это непривычно. Мне тоже сначала было страшно. Но это не шак, в коране нет запрета против такого суждения.

— Если это так, почему же аллах не даровал нам своего откровения на этот счет? — растерянно спросил мальчик.

— Аллах дал нам разум, сын мой. С его помощью мы должны сами постигнуть вселенную.

Они замолчали. Сайд отошел на другой край площадки и глядел на луну. Мальчик растерянно следил за ним. «Если бы все это я услышал от другого человека, не выдержал, кинулся бы на него. Но это говорит мой учитель… Мне страшно…»

— Учитель, разрешите мне уйти. Мне почему-то холодно сегодня.

— Я провожу тебя до моста Аби-рахмат. Завтра после полуденной молитвы приходи в Чил-Устун, там продолжим урок.

Спускаясь по лестнице, мальчик посмотрел на небо. Оно показалось ему непривычно тревожным.

Мавлана Сайд в числе немногих мунаджимов обсерватории имел доступ в загородный дворец Чил-Устун. Дворец находился в Баги-Майдане, великолепном парке, когда-то разбитом по велению Султана Улугбека у западного подножия холма Кухак. Двухъярусное здание, построенное на высоком каменном основании, завершалось широкой террасой с причудливыми перилами. Это было излюбленное место для занятий мавлана. Он сидел в тени высоких тополей, падающей после полудня, и занимался вычислениями. Невдалеке высилось сплошь покрытое бирюзовым узором здание обсерватории. Отсюда можно было даже различить немногих людей, ведущих наблюдения на ее крыше.

— Здравствуйте, мавлана, я пришел.

Мальчик стоял на верхней ступеньке винтовой лестницы одного из четырех минаретов, возвышающихся по углам террасы. Тонкое лицо его побледнело, совсем осунулось. «Видно, не спал ночью. Не слишком ли грубо начал я разрушать его прежние представления? Следует быть осторожнее», — подумал Сайд.

Он усадил ученика рядом на мягкую подстилку и, собирая разбросанные листки с низкого столика, стоявшего перед ними, спросил:

— Чем ты озабочен, сын мой?

— Я все время думаю о том, что вы мне сказали вчера ночью. Ужас не покидает меня, учитель, — признался мальчик.

— Отчего? — Сайд невольно улыбнулся.

— Учитель, привычная до вчерашнего вечера вселенная стала шаткой и неустойчивой. Она тронулась и закружилась в разрушительном вращении.

— Понимаю тебя, сын мой. Мне в мои годы привыкнуть к этому было намного тяжелее.

— Учитель, откуда у вас такое откровение?

— Это и есть последний урок мавлана Али Кушчи, сын мой.

— Али Кушчи? Но его же нет в этом мире?!

Удивление мальчика граничило с ужасом.

— Верно. Но перед смертью он своею рукой написал свою последнюю книгу. По воле аллаха она дошла до меня.

— Ив ней изложено… это?.. — мальчик осекся, не зная, как назвать услышанное вчера.

— Другое представление о вселенной, — продолжил за него учитель, — и оно более соответствует истинному могуществу и мудрости создателя.

Сад был запущен, и вдобавок касание осеннего месяца шавваль[11] порождало чувство одиночества и заброшенности. Даже неугомонное пение птиц, казалось, было окрашено грустью начавшегося листопада.

— Мой долг посвятить тебя во все то, что познал я сам за последний год.

«Не спешу ли я с этим, — подумал он в который раз. Он стоял на краю террасы и глядел в глубину сада. — Но я чувствую неотвратимое приближение беды, и мне надо поспешать».

Бесповоротная решимость вдруг наполнила его: «Это надлежит сделать теперь, ибо кому ведомо, как аллах начертал мои дальнейшие дни?»

Он повернулся к мальчику. На лице уже не было следов сомнений и колебаний.

Это он впервые заявил, что в центре вселенной находится Солнце, а все сферы: сфера Земли, сфера планет, сфера Луны, вращаются вокруг него.

Вокруг же всего этого — неподвижная сфера с неподвижными звездами.

О необычном учении этого человека мой учитель узнал из книг знаменитого Архимеда. Потом в Истамбульских книгохранилищах он нашел забытые книги самого Аристарха. Изучив их, он, человек преклонного возраста, сделался рабом простых, но поистине мудрых мыслей этого грека.

— Учитель, не тот ли это мунаджим, об измерениях величин Солнца и Луны которого написано в «Альмагесте» Птолемея? Его имя упоминает еще и Беруни, в первой книге «Канона Маъсуда».

— Это он. Но только эти великие мужи науки ничего не знали о самых необычных суждениях Аристарха. Время надолго похоронило их. О них не ведал и покойный Султан Улугбек. Посчастливилось лишь мавлана Али Кушчи, но слишком поздно, чтобы он мог проверить учение грека наблюдениями. К страданиям последних дней моего учителя на чужбине добавилось тяжкое сознание того, что прозрел он вселенную по-настоящему слишком поздно. Мне, грешному, завещано им провести необходимые измерения в обсерватории. Вот уже свыше года выполняю я предписанное учителем. Я следил за Солнцем на его пути через все двенадцать знаков Зодиака. И я воочию убедился в неподвижности звездной сферы, ощутил наше вращение вокруг Солнца. Я почувствовал, что вплотную подошел к истине.

Глаза мальчика расширились. В них еще была усталость бессонной ночи, но сейчас появился влажный блеск ожидания чего-то важного.