Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

Солово обнаружил в сей даме внутреннюю свободу, увы, никак не волновавшую его. Изъявление чувств населения он мог бы остановить просто каменным взглядом своих знаменитых серых глаз, однако его собственный внутренний вердикт не подчинялся контролю. И за короткое время мадам Терезина Бонтемпи иссушила кладезь его дипломатического обхождения источник, прежде абсолютно неистощимый.

– …а возле Сан-Джованни Латерано, адмирал, как раз рядом со статуей задумчивого человека на коне…

– Римского императора Марка Аврелия, мадам, - вставил Солово, сузив глаза от внезапной усталости.

…группа каких-то вероотступников, не иначе как беглых галерников, принялась плясать вокруг моей коляски, называя меня "шлюхой". Представляете, это я-то шлюха!

Адмирал Солово глубокомысленно кивал, подправив свою улыбку скорбным сознанием человеческой низости.

– Я вполне верю вам, госпожа, - медленно проговорил он. - Я вам сочувствую… и хорошо понимаю вас, поскольку нахожусь в той же ситуации.

– Неужели? - осведомилась Бонтемпи, ошеломленная, насколько она помнила, впервые в жизни.

– Безусловно, мадам. - Солово одарил ее белозубой улыбкой. - Прошло уже пять лет с тех пор, как я командовал военным кораблем, а меня все еще зовут адмиралом.

Благословеннейший Отец, сегодня я был изгнан из Дворца по вашему приказу, а посему извещаю вас, что впредь с этого времени, если я вам понадоблюсь, ищите меня где угодно, только не в Риме.

Микеланджело Буонарроти (из датированного 1506 годом письма Джулиано делла Ровере, папе Юлию II)

– Вы навлекли на себя наш гнев, - сказал папа. - И мы уже думали отправить вас…

– На Капри? - осведомился адмирал Солово.

– Выбросите из головы остров Капри, адмирал. Откровенно говоря, я имел в виду то место, куда отправляют обнаженным клинком. Вы понимаете мой… намек?

– Полностью, ваше святейшество.

Подперев перегруженную голову слабой рукой, папа устало поглядел на Солово. В приемной воцарилась редкая тишина, мгновенно угомонившая едва ли не весь Ватикан.

– Адмирал, - промолвил Юлий после долгого молчания, - а вы еще помните, когда впервые натянули на свое лицо эту невидимую маску?

– Не особенно точно, ваше святейшество: я рано начал изучать стоиков.

– Вполне могу понять вас. Но попомните мои слова, адмирал, однажды я заставлю вас проявить хотя бы волнение.

– Я в полном распоряжении его святейшества.

– Правильно, так оно и есть. Кстати, хотя в этих древних стоиках и мертвых язычниках действительно есть кое-что, хочу напомнить вам: в них нет полноты. И если в тот самый день, который я назвал словом "однажды", я все же решу укоротить отпущенные вам годы за… скажем, за то, что вы, адмирал, назовете мою очередную временную подругу шлюхой… или за убийство чересчур остроумного перуджийского поэта, знакомого нам (да-да, мы знаем об этом), тогда со спасением у вас будет туго. А мне не хотелось бы, чтобы вы попали в ад.

Адмирал Солово, изящно поклонившись, принес свою благодарность за проявление подобной заботы.

– С этим, ваше святейшество, я, пожалуй, смирюсь, поскольку наша разлука будет недолгой.

Прикрыв лицо унизанной перстнями рукой, английский кардинал усмехнулся, - увы, слишком громко, - чем год спустя заслужил себе должность примаса, ведающего обращением турок.

– Тем временем, - проговорил Юлий, прикрывая гнев серьезной миной, прохвост скульптор из Флоренции бежал с нашей службы, не завершив поручения и узнав то, что ему не следует знать. Детали контракта и корреспонденции можно выяснить через одного из моих секретарей. Возьмите с собой капитана швейцарцев на помощь своему серебряному языку и доставьте назад этого…

– Микеланджело, - подсказал английский кардинал, напрасно стараясь избежать уготованного ему в будущем мученичества, перспективу которого он тем не менее уже ощутил.

– Именно, - окончил Юлий.

– Живым? - спросил адмирал Солово.

Папа задумался.

– Пожалуй, - ответил он наконец, - если это не потребует излишних хлопот.

Есть еще кое-что, о чем я хотел бы умолчать; довольно того, что, если бы зная это, я остался в Риме, город этот сделался бы моей гробницей раньше, чем для папы. Такова была причина моего поспешного отбытия.

Микеланджело Буонарроти (из письма, посланного из Флоренции весной 1506 года)

– И после издевательских "диспутов", - сказал равви Мегиллах, - они официально сожгли свиток Торы перед воротами гетто. Я не мог сдержать слез… но разве это что-то значит для вас? Простите за беспокойство.

– Иов, 32: "Поговорю, и будет легче мне", - промолвил Солово. - Таанит, 15: "Достойному не следует унывать".

Равви, вновь обратившийся к глубинам своей печали, отыскал в сердце улыбку. В особенности когда Солово заговорил снова.

– Притчи, 31, 6-7: "Дайте сикеру [хмельной напиток] погибающему, вино огорченному душой. Пусть выпьет и забудет бедность свою и не вспомнит больше о своем страдании".

– Екклезиаст, 10: "И вино веселит жизнь", - отозвался равви, внимательно разглядывая бутылку с вином, но не указывая на нее.

– Нет нужды воздерживаться от этого счастья, - добавил Солово. - Это вино - кашрут, мои слуги доставили его из гетто прямо сегодня.

Когда они приступили к еде и выпили в меру, равви Мегиллах поведал адмиралу о своих последних деяниях, своей семье и жизни в гетто, подобной лезвию бритвы. Солово внимательно слушал и отвечал непринужденно.

– А ваша жена, адмирал, как она?

– Совсем неплохо, насколько я представляю. Общий знакомый недавно принес мне вести о ней. Впрочем, можно использовать и пример из Сангедрина [иудаистский религиозный трактат], стих 7-й гласит: "Пока была крепка любовь, мы могли возлежать на лезвии меча; но теперь, когда любовь ослабела, постель в шестьдесят элей [локтей (ист.); национальная единица длины в ряде стран: в Англии 1 эль равен 45 дюймам] узка для нас".

За этим отклонением от общей темы беседы последовала короткая пауза. Наконец равви кашлянул, чтобы переменить настроение, и сказал:

– Ну что ж, мой старый друг, я в долгу перед вами за гостеприимство. Могу ли я что-то сделать для вас?

Растянув губы улыбкой подобающей ширины, Солово назвал свою цену.

– Поскольку вы заговорили об этом, не могу ли я напомнить Йебамот [иудаистский религиозный трактат], 122?

– "Не запирай на засов дверь перед пришедшим занять денег", процитировал Мегиллах. - Конечно, с моей стороны отказывать вам и неправильно и невежливо… однако вспомните Баба Мециа [иудаистский религиозный трактат], 75, адмирал: "Тот жалуется, не находя сочувствия, кто дает деньги в долг без свидетелей". Нельзя настолько увеличивать свой кредит христианину… знаете, это выделит вас среди прочих.