Your Name - Летать, как птица.

— Что-то не сходится, извините. Если вы создали все это, то вы могли бы…

— Взять себе новое тело? Зрячее, молодое? Мог бы, но я есть я, мне не нужно ничего другого, иначе я перестану быть собой. Я цельный, такой, какой есть.

Я промолчал, думал. Думал о том, что всего каких-то пару часов назад я совершил убийство, двойное. Стоило мне вспомнить об этом, как в ноздри ударил тошнотворный запах смерти и крови, моя правая рука отяжелела, словно в ней был нож, а в голове все поплыло. Я едва пришел в себя и не закричал. Слава Богу, Виктор, кажется, ничего не заметил. Он продолжил говорить:

— За ваши деньги, не спрашивая причин, я дам вам новое тело на ваш выбор. За дополнительную плату можно подобрать что-то оригинальное. Согласно букве закона, вы получите тело не младше 16 лет и того же пола, что и вы. По вашему же желанию, ваша память будет стерта полностью или частично, оставляя, однако, костяк вашей личности. Ваши привычки, предпочтения, манера двигаться и говорить останутся прежними. Так же не изменятся ваши интеллектуальные способности. Все полученные в результате «переливания» личные данные тут же будут уничтожены, без разглашения или сохранения на каких либо носителях.

Внезапно я похолодел. Конечно же, я знал обо всем том, что он мне тут говорил! Реклама этой услуги, да и грандиозный скандал двадцатилетней давности, потрясший общество, был еще свеж в моей памяти, но… Я только сейчас осознал, на что иду. Меня не будет! Будет кто-то, говорящий так же как я, думающий, как я. Но не я. Совершенно не зная зачем, я спросил:

— А что будет со мной? С моим телом?

— Как правило, оно сжигается, но можно устроить похороны. Кстати, вы будете первым, кто это сделает.

Потом я вспомнил, как выглядели их тела, когда я уходил. Огромные лужи крови. Просто удивительно, откуда ее столько взялось? Будто кто-то специально пролил ее, добавив не меньше ведра. Я вспомнил свои ботинки, с застывшими красными пятнышками, которые так упорно не хотели отмываться. Это стало последним, что окончательно укрепило меня в своем решении. Чем жить таким и умереть в тюрьме, я лучше пройду эту процедуру и умру возродившись. Наверное, это трусость. Как там было написано? «Это лучше, чем самоубийство!».

Не знаю, может Кривянцев подслушал мои мысли, или просто угадал, но то, что он сказал, бросило меня из холода в жар:

— Если у вас есть проблемы с законом, вам стоит сказать об этом. — Он замер в своем дурацком кресле, неестественно прямой, с огромными ладонями, сложенными смирно на угловатых коленках. Его взгляд пронизывал меня насквозь, прожигал себе местечко где-то в районе моей переносицы. Черт подери! Я чувствовал себя мышью перед котом! Рукой разгладив свои морщины, в которых скопился пот, я кашлянул и деланно безразлично ответил:

— Нет, конечно. Мне просто стало скучно жить, не хватает новизны. — Виктор холодно улыбнулся и кивнул, словно утвердившись в своей догадке о моей лжи.

— Как вам будет угодно. Если ваши дела приведены в порядок, составлены необходимые завещательные бумаги и прочие распоряжения, мы можем приступать.

После этого начался мой страшный сон, самый ужасный мой кошмар, который довелось мне наблюдать. Все было словно в тумане. Мне улыбались и что-то говорили какие-то люди, как оказалось Кривянцев, все-таки, не работал один.

Молодой человек с перебитым в двух местах носом, шрамом на лбу и умными глазами, привел меня в помещение, напоминающее склеп. В голове помутилось, меня мучительно крутило от желания вырвать, когда я увидел то, что мне предлагалось.

— Вы должны выбрать себе тело. — Этот молодой ублюдок улыбался, пока я, почти теряя сознание, смотрел.

От шестнадцати до шестидесяти лет, высокие и низкие, могучие в кости, или наоборот стройные. Женоподобные и похожие на обезьян страшными чертами, блондины и брюнеты: все они незряче, пусто, смотрели в потолок сквозь прозрачные купола своих камер. Мертвенно бледная кожа (или может это из-за освещения?), выпученные глаза, бессмысленные как у рыб, мерное движение грудной клетки…

Почти теряя сознание, я наугад ткнул в кого-то пальцем и понял, что обратной дороги нет.

Пока я шел в операционный зал, девушка с мертвой, прилипшей навеки улыбкой, говорила мне:

— Все будет нормально. Ваше сознание просто будет перенесено из одного мозга в другой. Будто вы перешли из места в место. Никакой боли или неприятных ощущений вы не испытаете. — Этот ее тон вызывал лишь желание грязно выругаться и сбежать, но я вошел внутрь. Выбранное мною тело, выращенное как растение, уже находилось здесь, прямо в своей стеклянной камере, рядом стояло кресло, неуловимо похожее на зубоврачебное. Сопровождающая девица бесшумно удалилась, оставив меня одного, растерянного и напуганного. Но ненадолго, в помещении раздался уверенный и спокойный голос Виктора.

— Пожалуйста, Евгений, можете занимать место. — Он вошел тихо и плавно, немного напоминая робота, потому что был слеп. Сразу было видно, что все его движения отточены и проверены. До кресла пять шагов. До двери восемь, до пульта связи с охраной два. Виктор внимательно вслушался в то, как я прошел к своему креслу и удобно в нем устроился. Жесткий подголовник холодил кожу на шее, вызывая неприятные ассоциации со стоматологическим креслом. В глаза бил яркий белый свет галогенных ламп. Из подголовника выдвинулись два полуобруча, который сошлись где-то на уровне моих глаз. «Теперь, если я вдруг надумаю встать, то обязательно ударюсь» подумалось мне с некоторой долей фатализма.

Кривянцев занял свое место возле странной приборной панели. Она не моргала лампочками и не светила надписями, только большое полотно для слепых. Я не мог всего этого видеть, теперь мы были на равных, поскольку он находился за моей спиной, я мог только ощущать его дыхание и легкие прикосновения рук к переключателям приборов.

— Как я понимаю, удалять будем все. Желаете ли что-нибудь оставить? Или может быть фальшивые воспоминания?

Я прокашлялся, в горле уже давно было сухо, как в пустыне, не хватало только лишь песка.

— Удаляем все, только оставить период с двух двадцати дня сегодня, до двух сорока сегодня же. — Пальцы Виктора сухо щелкнули клавишами старомодной клавиатуры. Я услышал предупреждающий писк готовности оборудования.

— У вас еще есть несколько секунд, чтобы передумать. — Он говорил деловито, но явно слышалось, что он ждет отказа. — Я начинаю обратный отсчет. Пять…

Я закрыл глаза. До боли, до красного света под веками, зажмуриваясь.

— Четыре.

Я сжал подлокотники кресла и приказал себе ни о чем не думать.