Александр Марков - Отражение Улле

- Молчит.

- Все-таки обидно, имея таких могучих друзей, погибать от рук каких-то замученных, обожравшихся людоедов. Особенно после победы над марбианином. Нелепо. О Имир над небом! Неужели мы ничего не сумеем придумать?

Эйле закрыла глаза. Долго она молчала, только губы беззвучно шевелились. Орми следил за ней в свете почти догоревшего костра и тщетно пытался разобрать, что она шепчет во сне или в бреду. Наконец она очнулась, бросила беглый взгляд на Орми и прошептала:

- Я знаю, что делать. - Затем глубоко вздохнула и заговорила уже в голос, нараспев: - Баю-баю, баю-бай, спи, мой светик, засыпай!

Она повторила заклинание несколько раз, потом шепнула Орми:

- Я знаю еще один заговор... Я услышала его давно, в один из тех припадков, когда я слышу голоса мира. Я не знаю точно, что это значит. Но это, скорее всего, заклинание. Оно должно подействовать. - И громко: - Уту в небесах диадемой лазурной себя венчал, с поднятой главой по небу пошел! И снова шепотом: - Это солнце, Орми! Так встает солнце над миром! Так оно поднимается над краем земли, и выходит, гордое и ослепительное, на синее небо, и шествует по нему весь день до заката!

- Что такое диадема?

- Не знаю! Ведь это, наверное, еще не высказанные слова. Это - слова из грядущей жизни, из той жизни, которую мы завоюем... может быть. Их скажут и их поймут через много-много лет... тысячу, десять тысяч. Нет, больше. Через двадцать пять тысяч лет. Вот как не скоро.

И она снова принялась повторять оба заклинания громче и громче. И Орми удивлялся, почему ядозубы не просыпаются, ведь они всегда спят так чутко. Потом он понял: они, должно быть, не слышат этих слов, слов Имира, подобно тому как Светлые не видели зла. Но вот кто-то зашевелился, и поднял голову, и встретился взглядом с Эйле. Это был Кулу. Он смотрел на нее и молчал, а она продолжала твердить заклинания, чуть извиваясь связанным телом в такт таинственному ритму колдовских слов. Потом, точно так же молча, поднял лицо Барг. И он тоже смотрел, не шевелился и слушал. А третьей была Хреса, и больше никто не проснулся.

Потом Эйле замолчала, и ядозубы, все трое, опустили головы и спали дальше до утра. Заснул и Орми.

Его разбудил хриплый голос Кулу:

- Ну, вставайте, братья ядозубы. Утро. Подумаем-ка, что нам сделать с этими грязными выродками.

Глава 10

В ЗЕМЛЕ

- А теперь что они делают? - спросил Энки. Этот вопрос он задал по меньшей мере в сотый раз с тех пор, как ушли Орми и Эйле. Элгар сидел у колонны в главном зале своего подземного дворца; Бату, Энки и Аги сидели вокруг и понуро глядели на Светлого. Элгар не двигался; лицо его выражало тоску и усталость. Он отвечал односложно и нехотя:

- Идут на север.

- Все спокойно? Элгар промолчал.

- Как ты думаешь, - обратился Бату к Энки, - у них есть шанс?

Энки ответил таким мрачным взглядом, что Бату потерял всякое желание продолжать разговор. Время ползло еле-еле, как в мучительном сне. Потом Элгар сказал:

- Бесполезно. И ни к чему все, что я делал. В мире нет места для таких, как мы. Я проиграл эту битву.

- Я не совсем понимаю тебя, Элгар, - сказал Бату. Но Элгар молчал, и тогда заговорил Аги:

- Чего тут непонятного? Слишком сильно все изменилось с тех пор, как Элгар укрылся в подземелье. То, что ему дорого, не нужно уже никому, даже выродкам. Другие законы, другие желания, понимаешь? Орми и Эйле предпочли умереть во внешнем мире, где властвует зло, потому что они... привыкли к нему и он для них важнее, чем все подземные радости Убежища. И Элгар, и этот его мирок - для них не более чем наваждение, один из бесчисленных призраков, которыми наполнена Земля.

- Но мы-то остались, - сказал Бату. Аги усмехнулся.

- Не уверен, что этим стоит гордиться. Вряд ли наши друзья покинули нас из-за того, что в них недостаточно проявилось Слово Имира. Скорее, наоборот. Представь себе гутанян или людоедов на нашем месте. Им предлагают спокойную сытую жизнь, ни малейшей опасности быть убитым, съеденным или замученным. Дрыхни, жри и слушай истории. Не жизнь - мечта. Никто бы не ушел. Руками, ногами и зубами держались бы за это место. Я прямо слышу, как они стонут: "Такая жизнь не хуже благой смерти!"

- Все верно! - воскликнул Элгар, вставая. - И то, что случилось, знак для меня: Элгар, ты старый дурак. Ты проспал все на свете, ты сгнил заживо в своей благоустроенной норе. Ты забыл, как пахнет воздух. Ну что ж, если так, я отрекаюсь. От всего, что говорил вам.

- А мы тебе поверили! - Энки тоже вскочил и стал размахивать руками перед лицом Элгара. - Выходит, правы они, а не ты! И из-за тебя мы отпустили их одних! Да ты... ты...

- Брось, Энки. - Аги похлопал его по плечу. - Успокойся. У тебя своя голова. Ты был волен выбирать. Орми выбрал свободу и ушел. А ты решил остаться. Обидно, конечно. Но что поделаешь.

- Раньше у нас было принято так, - заговорил Элгар, смущенно улыбаясь. - До прихода Улле мы никогда не обдумывали своих поступков. Сердце подсказывало нам, что делать, и никогда не ошибалось. Потом, когда я остался единственным Светлым на Земле, я был так напуган, что решил: противостоять Врагу можно, только используя его же средства. И я стал думать, рассуждать, взвешивать. Откуда я этому научился - не знаю. Ведь до пришествия Улле мы этого не делали, да и не умели. И вот я, кажется, все продумал. План был неплох, хоть и рассчитан на долгие годы. Но, сам того не замечая, я, видно, попал под власть Врага - по крайней мере, воспользовавшись вражьими уловками, я оказался в ловушке. Ну что ж... Отныне все будет по-другому. Пусть все мои рассуждения катятся... как это вы говорите? Улле в пасть! Пусть менхуры думают!

И Элгар вдруг захохотал и долго не мог остановиться. Потом так же внезапно посерьезнел и сказал:

- Энки, шкура с письменами у тебя?

- Вот она.

- Подумай-ка о ней... Или нет, ладно, дай сюда. Ведь вам не нравится, когда я лезу в ваши мысли. Я сам прочту... Ага! Вот оно: предсмертный бред отца Веора. Теперь все ясно.

- Что тебе ясно?

- Все, представляешь - все! Два пути! Должно было быть два пути! Поэтому они ушли, а мы остались. Они пойдут в Дуль-Куг одним путем, а мы другим. Но в конце концов мы встретимся.

- Знаешь, Элгар, - сказал Бату, - по-моему, ты слишком увлекся. Много думать, конечно, вредно, это дело менхурье, но нельзя же и вовсе ума лишиться. С чего ты взял, что отцу Веору перед смертью открылось будущее? С чего ты взял, что в своем предсмертном бреду он говорил о нас?

- С чего? - Элгар пристально посмотрел на Бату. - А вот с чего. Пока мы в Убежище были все вместе, по лесу постоянно шнырял марбианин - ждал, пока я выйду. Он ни разу не отошел далеко от Убежища. О втором выходе он не знал, но, видимо, подозревал, что где-то может быть запасная дверь, поэтому время от времени облетал окрестности. Этот марбианин явно собирался сторожить до тех пор, пока я не отважусь появиться на поверхности, - хоть целую вечность. Тут не могло быть сомнений. Если бы я вышел, он бы тут же со мной покончил - ему для этого достаточно сказать одно-единственное слово, вы знаете. Потому-то я и не рвался наружу - что тут удивительного? Я был не в силах ни прогнать марбианина, ни отвлечь. Вам я ничего не говорил, потому что не хотел смущать понапрасну ваши души, только начавшие привыкать к свету... впрочем, это не важно. Главное - я не мог покинуть убежища, пока Ор-ми и Эйле были здесь. Но когда они ушли, марбианин, видно, что-то почуял и кинулся на поиски сбежавших. Сейчас он так далеко отсюда, что я, пожалуй, могу рискнуть и выйти, а потом мы затеряемся в лесу, и пусть ищет нас до скончания века! Короче говоря, получилось так, что мы действительно могли выйти из Убежища только порознь. Вот и ответ на твой вопрос, Бату. Два пути - и отец Веор знал об этом. Но до чего же мы, люди, глупы и самонадеянны! Воображаем, будто что-то зависит от наших решений, а сами крутимся, как колесики в гуганских машинах. Мир слишком изменился, пора бы мне к этому привыкнуть... Ну да ладно, сейчас не время рассуждать. Меня, признаться, очень беспокоит... - Элгар внезапно замолчал и прислушался, подняв вверх указательный палец. Глаза его испуганно забегали, потом он воскликнул: Бежим! Скорее, может, еще успеем!