Михаил Тырин - Грехи ночного неба

Доктор Краб сбежал со стены, приблизился к Павлу и повлек его к угловатому, неудобному подобию кресла, одновременно ощупывая его тело своими мясистыми двупалыми конечностями. Было неприятно, но терпимо. Теперь уже все терпимо.

Павел сел, наблюдая через полуприкрытые веки, как доктор Краб суетится вокруг, наводит на него свои трубочки, разматывает проволочки, внимательно поглядывая тусклыми, как железные шарики, глазами.

Наконец приготовления закончены. Доктор Краб вытянулся на задних лапах, нависая над креслом в немыслимой, одному ему удобной позе. Глаза-шарики сверлят насквозь, проникают под кожу, достают до печенок.

Одна из мясистых клешней быстро бегает по панели вокруг переключателя. Один щелчок – и Павел снова почувствует, как кора его мозга расходится, приподнимается, и чужой запускает под нее холодные мягкие руки. Он будет хозяйничать там недолго, а затем неслышно уйдет, отпустит, Павел встанет с кресла и привычным путем вернется в свою железную келью, как всегда, разбитый и опустошенный.

Но Краб медлит. Гладит клешней переключатель, но никак не решится привести дьявольскую машину в действие.

Он все так же пристально смотрит в глаза Павла. Зачем? Что можно увидеть в глазах человека, отказавшегося от самого себя?

Но он смотрит. И ни одной мысли, ни единого чувства нельзя прочитать на его сером лице с шершавой кожей, хотя оно совсем близко.

Так близко, что Павел чувствует теплоту дыхания доктора Краба. Это тоже неприятно, но и это можно стерпеть.

Краб ведет себя странно. Павел уже шестой раз попадает в его лабораторию, и до сих пор в нем ничего не изменилось. Он считал, что раз его не убили сразу, значит, будут переделывать. Но пока его только изучали. Может, пытались узнать, почему дала сбой отлаженная программа.

Более того, доктор Краб с первого дня знаЛ, что Павел избавился от приемника, но почему-то не стал вживлять другой, хотя хирургический пистолет и коробка с новенькими блестящими пирамидками всегда стояла рядом с креслом. Кто ведает, какие замыслы зрели за его непроницаемыми тусклыми глазами?

Доктор Краб убрал клешню с панели, отступил назад.

– Возвращайся к себе, – произнес он своим невыразительным свистящим голосом.

Странно... На этот раз он даже не стал исследовать мозг Павла. Впрочем, какая разница...

В коридоре ждал приема новый посетитель – иностранец в серой армейской форме. На его лице – слабая, ненормальная улыбка. Его уже обработали несколько раз и снова будут обрабатывать, пока не превратят в живую куклу.

Павел вернулся в свою комнату, лег на груду старого тряпья. Раньше, когда он был ребенком, он спал на мягкой плите из розового материала, похожего на губку. Теперь многое изменилось. Комнаты, коридоры стали грязными и захламленными. На железных стенах появились потеки ржавчины. Остановились движущиеся дорожки, и теперь вожди небесного острова перемещались по бесконечным коридорам на обыкновенных велосипедах.

Через полчаса в коридоре послышался скрип тележки. Кто-то из пленников – такой же несчастный и безразличный, как Павел, – возил по коридорам обед. Каждый, кто слышал скрип тележки, мог выглянуть в коридор и взять себе брусок сбалансированного питания – вязкого и безвкусного, как пластилин.

Можно было взять два или не брать совсем. Ничего не менялось. Но лучше взять. Только для того чтобы встать, открыть дверь, выйти в коридор, встретиться взглядом с равнодушным разносчиком пищи, вернуться обратно. Ради этих простых действий, нарушающих смертельное однообразие времени, стоило взять лишний кусок пищи и запаянный стаканчик с витаминизированным напитком. Потому что следующим сколько-нибудь значительным событием будет разнос ужина. А до ужина еще несколько часов.

Правда, в любой момент к Павлу могли зайти и отправить выполнять какие-то работы – на фабрику пищи или на переноску каких-нибудь грузов. Но это случалось так редко, что казалось почти невероятным.

Еще можно выйти из комнаты, прогуляться. Никто не станет мешать. Правда, вокруг располагались только однообразные железные коридоры и двери, и никакой радости эта прогулка не доставит. На другие, рабочие уровни посторонних не допускали.

Павел встал, открыл дверь, вышел в коридор. Точно так же, как выходил все предыдущие дни. Тележку с обедами катил все тот же разносчик, что и всегда, – крупный плечистый мужчина лет сорока, с совершенно седой головой.

Сейчас он остановится, равнодушно посмотрит на Павла, а когда тот возьмет свою порцию, покатит тележку дальше.

Павел взял с тележки стаканчик и брусок пищи, в которую не было вложено ни капли фантазии и уж тем более души.

Однако на этот раз разносчик посмотрел не равнодушно. Пожалуй, даже с интересом. Павел поспешил отвернуться и скрыться за своей дверью.

К обеду он даже не прикоснулся, просто положил рядом со своим лежбищем. До ужина еще несколько часов. Спать не хочется. Можно только лежать, глядя в потолок, и мечтать о чем-нибудь. Например, о том, как тайком пробраться на одну из небесных машин и вернуться домой. Эти фантастические грезы посещали его постоянно, дразнили, делали еще больней. Земля была рядом, ее можно было даже увидеть. Павел случайно узнал, что за одной из дверей в крайнем кольцевом коридоре есть комната с маленьким мутным окошком. Через него иногда был виден край Земли. Но Павел больше не ходил туда. Это было невыносимо.

А еще можно было побродить по коридорам и уровням в надежде случайно натолкнуться на Дениса. Найти его почти нереально, но все же будет какое-то занятие, какая-то цель.

Однако Павел так и не сдвинулся с места. Он продолжал лежать на спине, ожидая, когда захочется спать. Порой в коридоре раздавались шаги. Он надеялся, что дверь откроется, войдет посыльный и сообщит, что нашлось какое-то занятие. Такое было лишь однажды – Павел понадобился, чтобы перенести с одного уровня на другой большие заклеенные свертки и поместить их в одну из железных комнат. Потом комнату заперли, и с тех пор Павел знал, что за открытыми дверями пустые комнаты, а за закрытыми – склады, кладовки, хранилища самых разнообразных предметов, добытых слугами «Покровителя».

Уже трижды за дверью раздавались шаги, и всякий раз люди проходили мимо. Поначалу – в первые дни – Павлу хотелось заговорить с кем-нибудь, сблизиться, найти товарища. Но вскоре он понял, что это пустое занятие. На «Покровителе» люди не разговаривали друг с другом. В железных пространствах не было тем для разговоров.

Когда шаги за дверью раздались в четвертый раз, Павел даже не поднял голову, не прислушался, как раньше. Он был уверен, что на этот раз никто не остановится перед его дверью. Но он ошибся.