Юрий Нестеренко - Приговор
спокойная жизнь без потрясений. Но здесь всего этого, как я понимаю,
вдоволь…
— Угу, — усмехнулся мельник, — особенно спокойной жизни. Так что,
это все, что может посоветовать твоя наука, лекарь?
Я расспросил его о самочувствии, но не обнаружил никаких тревожных
симптомов. Единственной жалобой было то, что "спина ныть стала, как
мешки потаскаешь — раньше-то такого не было…" Я велел ему снять рубаху
и провел осмотр; в коже уже чувствовалась старческая дряблость, но мышцы
под ней еще сохраняли силу, и даже позвоночник, несмотря на нагрузки в
течение всей жизни, оказался деформирован меньше, чем я ожидал.
— Для своего возраста ты в очень недурной форме, — подвел итог я. -
Хотя с мешками, конечно, надо осторожнее. Лучше уж больше времени
потратить, но поменьше за один раз перетаскивать. И разогреваться перед
такой работой обязательно…
— В общем, с роду я к лекарям не обращался и, чую, не много
потерял, — перебил он, натягивая рубаху, и шагнул в полутемный угол. -
Буду и дальше лечиться домашним средством, — он вернулся к столу с
большой мутной бутылью, заткнутой тряпкой.
— Что это? — спросил я, хотя и догадывался.
— Светильное масло, — осклабился он и плеснул из бутыли в коптилку.
В воздухе разлился резкий сивушный запах. — Ну, давай за встречу, — он
поставил на стол две глиняные кружки.
— Я не пью спиртного, — твердо сказал я.
— Что так? — нахмурился он.
— Ничего, кроме вреда, от него нет. Оно отравляет тело и помрачает
ум.
— А по мне, пить боится тот, у кого дурное на уме.
— Если боится — может быть, — ответил я. — Только причем тут
боязнь? Ты вот головой об стенку не бьешься потому, что боишься? Или
потому, что тебе это просто ни к чему?
— Хитер ты, лекарь, — покачал головой мельник. — Значит, не будешь?
— Нет.
— Ну а я все-таки выпью. А ты хоть просто посиди за компанию…
Не люблю пьяных, но, в конце концов, это мы напросились к нему в
гости.
Он наполнил свою кружку, отхлебнул, поморщился, закусил свежей
репой и, чуть помолчав, спросил:
— Последние новости знаешь?
— Какие?
— Это я тебя хочу спросить — какие.
— Да никаких особенных новостей, — пожал плечами я.
— Ну война-то идет?
— А куда ж она денется? Люди убивают друг друга. Только какая же
это новость?
— И то верно…
— А что ж ты меня о новостях распрашиваешь? — запоздало удивился я.
— Сам говоришь, к тебе с обеих сторон муку молоть ездят. Что у них не
выспросишь?
— А, с этим тупым мужичьем поговоришь, — пренебрежительно махнул
рукой старик. — Они и на порог-то заходить не хотят. Деньги сунул, мешок
забрал, и прочь. Слыхал, небось, что про нашего брата толкуют? Мельник
колдун, мельник с нечистой силой знается, мельнику водяной колесо
крутит, а черт по ночам в гости ходит… Уже, небось, давно бы
инквизицию натравили, да только кто ж им зерно молоть будет? И все
только потому, что я знаю, как заставить воду крутить жернова, да живу
тут один на отшибе…
— Кретины, это точно, — кивнул я. — Знаю эту "логику". Кто не в
стаде, тот им уже непонятен, а кто непонятен, тот враг. А по-моему, жить
на природе в одиночестве — это замечательно. Если хочешь, я тебе даже
завидую.
— Не завидуй раньше времени, лекарь! — с неожиданной резкостью
ответил мельник и прибавил уже спокойнее. — Я не всегда жил один.
Я промолчал. Он снова сделал большой глоток из кружки и уставился
куда-то мимо меня.
— Пятеро нас было, — сказал он наконец. — Я, Матильда, два сына и
дочка.
Почти как в семье Эвьет, подумал я. Неужели я услышу похожую
историю?
— Матильду я первую потерял, — продолжал он. — Четырнадцать лет
назад это было. Тогда тоже скверный год выдался, только не засуха,
наоборот, холод и дожди все лето, может, помнишь… Ну и неурожаи,
конечно. Урожая нет — и у меня дохода нет, а налог-то плати. Налог в тот
год только повысился. Чувствую, ну, совсем край, надо ехать с поклоном к
графскому управляющему, чтоб отсрочил платеж. Собрал, конечно, сколько
мог, чтоб сунуть ему, иначе он и смотреть не станет… в смысле, не стал
бы, сейчас-то тот уже помер, хотя новый ничуть не лучше… Ну вот, а на
мельнице Матильду оставил на всех делах… дети еще маленькие были, не
помощники… Ну, управляющий меня послал, конечно. Господину графу нужны
деньги на войну — Грифону тогда как раз задницу надрали, знаменитая
Бойня-в-тумане, может, слышал, вот они и собирали срочно новую армию — а
ты, мол, тут с какими-то неурожаями. И вообще, мужики и то платят, а
ты-де вообще дармоед, за тебя всю работу вода делает… Знаю я, как
мужики платят — зерно на подводу мытарям, а сами крапиву да лебеду потом
жрут. Потому что лучше лебеду жрать, чем солдаты дом спалят. Только
управляющему что за дело? Может, конечно, я дал мало… но больше дать -
так даже и с отсрочкой налог заплатить не хватит… — он еще глотнул из
кружки. — Ну вот. Но я все же не совсем зазря съездил. Сумел подзанять
денег в городе — ладно, думаю, за этот год расплатимся, а в следующем
видно будет. Возвращаюсь с такими новостями на мельницу, а Матильда
среди дня в кровати лежит. Мне улыбается, а сама бледная вся… Пока я в
разъездах был, нам большой заказ привезли, это ж радость, деньги сразу.
Ну, она и подхватилась мешки таскать, как я сам едва ль таскал. А, надо
сказать, она как младшенького нашего родила, так до конца и не
оправилась, хворость у нее осталась по бабской части… ты, лекарь,
небось знаешь, как это по науке называется… а тут с мешками этими…
как, говорит, оборвалось что внутри… а потом кровь прямо из… ну, ты
знаешь, откуда. Она говорила — ничего, отлежусь, после родов же
отлежалась… и я тоже думал — обойдется все. А ей все хуже и хуже. А
потом говорит — видать, грехов на мне много, вот господь здоровья и не
дает, привези священника, хочу исповедаться. Ну, я и поехал за
священником, да не в приход за нашим пьяницей, а в город, чтобы уж
хорошего привезти, не какого-нибудь. Пока узнавал, кого из святых отцов
больше чтят, пока уговаривал со мною поехать… в общем, приехали мы, а
она уже не дышит…
— За врачом надо было ехать, а не за священником! — не выдержал я.
— И не в последний момент, а сразу!
— Да знаю я вашего брата врача, — он снова выпил. — Наговорят
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});