Роман Злотников - Пришельцы. Земля завоеванная (сборник)

Кровь бросилась Денису в лицо.

– Должен и обязан, говоришь? – из последних сил сдерживаясь, переспросил он. – А как насчет тебя?

– Сирусяне мне отказали. Денис, наша дочь…

– Наша дочь?! – уже не сдерживаясь, рявкнул Денис. – Какая из двух, а? Что я скажу ей, когда она спросит: «Папа, где сестричка?» Скажу: «Дашенька, я убил Лену, и поэтому ты жива?» Или: «Леночка, твой папа ради тебя убил Дашу?!»

– Тебе будет трудно, Денис. Очень трудно, почти невозможно. Но ты…

– Иди отсюда, – оборвал Веру Денис. – Убирайся! Я не хочу, не желаю больше тебя видеть.

После того как за Верой захлопнулась дверь, он с минуту сидел, закрыв руками лицо. Затем вскочил, метнулся из кухни в детскую. Леночка увлеченно наряжала куклу.

– Где? – подступился к дочке Денис. – Где Даша?!

– Сестричку взяла мама, – испугалась Леночка. – Погулять. А мне велела…

Денис не дослушал, бросился в прихожую. Мама стояла, раскинув руки, собой перекрыв дверной проем. Денис отшвырнул маму, по лестнице скатился на первый этаж, вырвался из дома наружу. Догнал Веру, выдрал Дашину ручонку у нее из ладони. Размахнувшись, наотмашь хлестанул Веру по щеке.

– Ты, мразь, сука! – заорал ей в лицо Денис. – Гадина, пошла вон, крыса! Еще раз придешь – убью.

Оставшиеся три дня слились в один бессонный непрерывный кошмар. Мама слегла, с Денисом она больше не заговаривала. Запершись в спальне, он десятки, сотни раз прокручивал в уме варианты. Приемлемых среди них не было. Ни единого. Подарить жизнь одной дочери за счет другой Денис был не способен. Так же, как не способен был оставить умирать обеих.

Утро последнего дня он встретил на пороге детской. Близняшки безмятежно спали в одинаковых позах, золотистые локоны разметались по подушкам. Денис долго смотрел на них, затем тихо притворил за собой дверь. На кухне добил из горла поллитровку и вытащил из кармана «ТТ».

Он медленно поднес ствол к виску. Зажмурился, и в этот момент раздался дверной звонок.

На пороге стоял низкорослый, всклокоченный, похожий на удивленную стрекозу скрипач-виртуоз, которого Денис ненавидел и про себя называл недомерком. Надо же, как удачно, с неким даже удовлетворением подумал Денис. В магазине «ТТ» как раз два патрона.

– Веры больше нет, – тихо сказал недомерок.

– Что? – не понял Денис. – Где нет?

– Нигде. Вечером она приняла яд.

На мгновение Денис растерялся. Смерть бывшей жены для него ничего не меняла, она была нелепа, не более. И, главное, она ничего не меняла для девочек.

– Зачем пришел? – каркнул Денис. – Смерти ищешь?

Он навел на визитера «ТТ».

– Позавчера я прошел тесты, – будто сквозь вату донесся до него тихий голос недомерка. – Взгляните, вот.

Денис ошарашенно уставился на блестящий, отливающий перламутром ромб. Такой же, как у него.

– Вера оставила записку, – тоскливо сказал скрипач. – Посмертную. Она завещала мне забрать вторую девочку.

– Что? Что ты сказал?!

– Я хотел взять Веру. Я любил ее, понимаете? Но она… Она…

У Дениса закружилась голова. Он схватился за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Ты шутишь? – выдавил он. – Ты же можешь…

Он не договорил. Этот недомерок мог выбрать себе спутницу, любую. Что ему до чужого, по сути, ребенка.

– У нас мало времени, – едва слышно проговорил скрипач. – Собирайте детей. Быстрее, прошу вас!

Денис на секунду застыл, затем метнулся в детскую.

– Мы уезжаем, – невнятно бормотал он, лихорадочно одевая близняшек. – Уезжаем прямо сейчас.

Они вчетвером выскочили на лестничную клетку, ссыпались вниз по лестнице. «Мама, – метнулась запоздалая мысль. – Он не простился с мамой». Денис рванулся назад, остановился, затем попятился. Заставить себя сказать «Прощай, мама» он был не в силах.

Последствия стресса и бессонных ночей навалились на него ватным муторным отупением. Денис не помнил, как добирались до сборного пункта и как садились в шаттл. Пришел в себя он лишь перед узкой, переливающейся огнями проходной, врезанной в силовой контур, ограждающий сирусянский корабль.

– Ваш пропуск, пожалуйста.

Денис подхватил на руки дочку, впопыхах не разобрав даже, какую из двух. Сунул пропуск в уродливую желтоватую конечность похожего на огородное пугало охранника. Оглянулся – недомерок со второй близняшкой на руках стоял сзади, в пяти шагах.

– Идите, – тихо сказал он. – Мы сразу за вами, вслед.

Сирусянский охранник утопил пропуск в приемном пазу, бесшумно разъехались створки овальной, в человеческий рост двери. Денис, пригнувшись, ступил вовнутрь, дверь за ним затянулась, замелькало зеленым, желтым, потом фиолетовым. Под ногами пришла в движение серебристая лента эскалатора, плавно повлекла к исполинскому, гордо пронзающему носом облака спасательному судну. Ускорилась, втянулась в узкий тоннель с матовыми стенами, свернула вправо, вверх и, наконец, встала.

– Приветствую вас на борту «Орфея»!

Денис вскинул голову. Давешняя черноволосая красавица улыбалась ему. Рядом с ней переминался с ноги на ногу неказистый лысоватый толстячок, видимо, тот самый Павлик.

– Пройдемте, надо спешить, – трескучим фальцетом затараторил Павлик. – Корабль готовится к старту.

– Подождите, – Денис заозирался. – Где моя дочка и… – он замялся, – и мой друг?

Павлик недоуменно заморгал.

– Мы больше никого не ждали. Постойте, я сейчас выясню.

Павлик исчез из виду, а Денис почувствовал, будто его хватанули когтистой пятерней за сердце и стали неторопливо и умело выкручивать душу.

– Пройдемте, – услышал он трескучий фальцет. – Вашего друга… его отправили назад. У него был фальшивый пропуск. Сказал: жена нарисовала, художница.

– Папа, где сестричка? – требовательно спросила прильнувшая к Денису дочка.

У него подломились колени.

Вячеслав Бакулин

Мозговой червь Джим

Я телом в прахе истлеваю,Умом громам повелеваю,Я царь – я раб – я червь – я бог!Но, будучи я столь чудесен,Отколе происшел? – безвестен;А сам собой я быть не мог.

На пустынном шоссе ни души. Четыре часа утра. Густой туман, нередкий в Калифорнии в сезон дождей, укрывает все вокруг влажным серым саваном.

Триста тридцать лошадей мертвы. В изуродованной груде золотистого металла с трудом можно различить изящные линии одного из самых дорогих автомобилей современности. Олицетворения роскоши, свободы, неуклонного стремления вперед. Осколки стекла блестят на темном асфальте, как слезы.