Смена - Хью Хауи
– Как там у тебя дела? – спросил Кэм.
– Все нормально, – отозвался Миссия, заметив, что сбавил темп.
Вцепившись в лямку обеими руками, он сосредоточился на ритме. Еще со времен стажерства он привык, работая с напарником, включать в голове тикающий метроном. Два носильщика с хорошим чувством ритма могли отмахать дюжину этажей, почти не ощущая тяжелого груза. Миссия и Кэм пока не достигли такого единства. Время от времени кому-то из них приходилось менять ногу или темп, подстраиваясь под напарника. Если не идти в ногу, груз может начать опасно раскачиваться.
Груз… Легче думать о нем именно так. И лучше не вспоминать, что это тело мертвеца.
Миссия подумал о своем деде, которого никогда не видел. Он погиб во время восстания 78-го года и оставил после себя сына, унаследовавшего ферму, и дочь, ставшую чиппером. Тетя Миссии бросила эту работу пару лет назад и больше не сбивала ржавчину, не грунтовала и не красила стальные конструкции. Этого уже никто не делал. Всем было до лампочки. Но отец продолжал трудиться на том же клочке земли, который обрабатывали поколения Джонсов, настаивая, что мир никогда не изменится.
– Знаешь, у этого слова есть и другое значение, – сказал ему как-то отец, когда Миссия заговорил о революции. – Оно также означает «движение по кругу». Обороты. Совершив оборот, ты попадешь точно в то место, откуда стартовал.
Примерно такие мысли отец любил высказывать, когда священники приходили хоронить кого-нибудь под его кукурузой. После церемонии отец прихлопывал могильный холмик лопатой, говорил, что такова природа вещей, и опускал семя в аккуратную ямку, сделанную большим пальцем.
Миссия рассказал друзьям о другом значении слова «революция». При этом он сделал вид, будто сам до этого додумался. Примерно такой псевдоинтеллектуальной чепухой они потчевали друг друга поздно вечером на темной лестничной площадке, нюхая картофельный клей из пластиковых пакетов.
Не впечатлился лишь его лучший друг Родни.
– Ничего не меняется, пока мы не заставляем что-либо измениться, – сказал он, серьезно глядя на приятелей.
Интересно, что сейчас делает его лучший друг. Он уже несколько месяцев не видел Родни. Его чему-то учат в АйТи и очень редко отпускают домой.
Ему вспомнились прежние, лучшие деньки, как он взрослел в Гнезде в компании закадычных друзей. И как думал, что они так и останутся вместе и состарятся уже начальниками с верхних этажей. Станут жить рядом и смотреть, как их будущие дети играют так, как играли они.
Но каждый из их компании выбрал свой путь в жизни. Сейчас уже трудно вспомнить, кто поступил так первым, отмахнулся от ожиданий родителей, полагавших, что ребенок пойдет по их стопам, но со временем такой выбор сделали практически все. Сыновья водопроводчиков занялись фермерством. Дочери работниц кафе научились шить. Сыновья фермеров стали носильщиками.
Миссия вспомнил, каким злым он уходил из дома. Как поссорился с отцом, отшвырнул лопату и пообещал, что никогда в жизни больше не станет копать канаву. В Гнезде он понял, что может стать кем угодно, что он хозяин собственной судьбы. И поэтому, ощутив себя жалким и убогим, он решил, что таким его сделали ферма и семья.
Они с Кэмом бросили в диспетчерской монетку, и Миссии выпало идти первым. Теперь плечи мертвеца упирались в его плечи. Когда Миссия смотрел вверх, разглядывая ступени впереди, его макушка упиралась в затылок мертвеца через пластиковый мешок: они стали двумя сторонами одной монеты, днями рождения и смерти, спрессованными воедино. И теперь Миссия один нес этот груз, предназначенный для двоих. Он шагал в убийственном темпе, перешагивая через ступеньки и поднимаясь к ферме, на которой вырос.
26
Офис коронера находился на тридцать втором этаже, сразу под земледельческими фермами, в дальнем конце темных и сырых коридоров. Здесь, между этажами, потолки были низкими. Под ними висели трубы, урчащие насосы гнали по ним питательные растворы к далеким и жаждущим корням. Из десятков мелких протечек в подставленные ведра и кастрюли капала вода. Недавно опустошенная кастрюля металлически позвякивала после каждой упавшей капли. Другая переполнилась. Пол был скользким, а стены влажные, как потная кожа.
Войдя в офис, парни уложили тело на стол, обитый щербатым металлическим листом, и коронер расписалась в рабочем журнале Миссии. Она заплатила им чаевые за быструю доставку, и когда Кэм увидел дополнительные читы, его угрюмость, навеянная этим местом, быстро рассеялась. Выйдя в коридор, он пожелал Миссии удачного дня и пошлепал к выходу.
Миссия посмотрел ему вслед, ощущая себя старше друга – и не на год, а больше. Кэму не сказали о планах на вечер, о собрании носильщиков в полночь. И Миссия позавидовал парню, который этого не знал.
Не желая отправляться на ферму порожняком и выслушивать от отца лекцию о своей лености, Миссия зашел в комнату ремонтников в конце коридора и поинтересовался, не нужно ли что-нибудь отнести. Там дежурил Уинтерс – темнокожий мужчина с седой бородой и бог по части насосов. Он уставился на Миссию с подозрением и заявил, что носильщики у него в бюджете не предусмотрены. Миссия объяснил, что он все равно идет наверх и будет рад прихватить что-нибудь, если это нужно.
– Ну, раз так… – протянул Уинтерс и выложил на стол огромный водяной насос.
– То, что надо, – ответил Миссия, ухмыльнувшись.
Уинтерс прищурился, как если бы Миссия оставил незатянутый болт.
В рюкзак носильщика насос не влезал, но грузовые стропы рюкзака отлично закрепили насос, обмотанные вокруг его торчащих трубок и соединений. Уинтерс помог просунуть руки в лямки и удобнее разместить насос на спине. Миссия поблагодарил старика, из-за чего тот снова озадаченно нахмурился и отправился к выходу, расположенному на пол-этажа выше. Когда парень вышел на лестницу, вонь плесени от мокрых стен ослабела, сменившись запахами суглинка и свежевскопанной земли. То были запахи дома, вернувшие Миссию во времени.
На площадке тридцать первого этажа толпились люди, старающиеся протиснуться на фермы за свежими продуктами. Чуть в стороне от них стояла фермерша в зеленом комбинезоне, баюкающая плачущего младенца. Колени у нее были испачканы, как у всех сборщиц, а в глазах читалось возмущение человека, оторванного от грядок, чтобы успокоить своего шумливого отпрыска. Проталкиваясь мимо нее, Миссия услышал, как мать напевает знакомую колыбельную. Она баюкала малыша в опасной близости от перил, и Миссии показалось, что в распахнутых глазах младенца читается неприкрытый страх.
Он пробился сквозь толпу, и крики младенца утонули в общем шуме. Миссии пришло в
