Эмоции в розницу - Юлия Волшебная
Я больше не была неприступным каменным замком, одиноко чернеющим где-то на скалистой горе на краю вселенной.
С удивлением я обнаружила, что внутри меня так много пространства, что вместится вся планета или даже больше. А в очаге столько тепла, что захотелось развесить на стенах своей унылой крепости вышитые картины и устлать полы тканевыми ковриками в радушном ожидании гостей. А ещё лучше – снести к чертям все стены, чтобы каждому проходящему, проезжающему или пролетающему мимо путнику сразу было видно, как тепло в этом моём внутреннем пространстве и как его ждут на обед. Но когда я думала об этом вроде бы «абстрактном путнике», с которым хотела поделиться всем, что так и клокотало внутри, то неизменно представляла себе одного единственного человека. Того, кто зажёг во мне огонь. Грега.
И в тот самый момент, когда я в очередной раз подумала о продавце эмоций, по моему левому запястью прошла характерная вибрация: видеозвонок!
Неужели…? Нет, это невозможно, Грег никогда не звонил мне сам. Тем более, не стал бы использовать видеосвязь. Вибрация повторилась, а я не могла заставить себя опустить взгляд на экран – боялась разочароваться. После третьей волны я дала негромкую голосовую команду:
– Принять вызов.
А ещё через секунду знакомый мужской голос произнёс:
– Слава Объединённому Государству, – так же бесцветно и сухо, как и много лет назад. А затем как будто чуточку живее: – Здравствуй, Мира.
Не этот голос я ожидала услышать, но удивление моё было не меньшим.
Наконец, я заставила себя посмотреть на дисплей. Да, я не ошиблась. Это был мой отец, с которым я не общалась больше восьми лет. Точь-в-точь такой, каким я его помнила, и всё-таки что-то неуловимо изменилось в его внешнем облике. Внезапно защемило в груди: отец постарел.
– Здравствуй… Альберт.
– Вижу, ты в дороге. Я не займу много твоего времени. В следующий вторник в девятнадцать часов состоится закрытый приём в Главном Доме. Тебе необходимо там присутствовать.
– Зачем? То есть, для кого приём?
– Для глав Департаментов благополучия ОЕГ и руководителей спецподразделений. А также для членов их семей. Этот приём посетит и сын главы Государственного Департамента образования и воспитания. Твой ровесник, Мира. Блестящая партия для брачного контракта, которая принесёт успех не только тебе, но и всей нашей фамилии.
– Но Аль… Отец! Я не собираюсь когда-либо заключать брачный контракт. Я так решила уже давно, и моя карьера позволя…
– Это мне известно, – он не дал мне договорить. – Однако я вынужден предостеречь тебя, что профессиональный успех может оказаться невечным, и стоит подстраховаться. А теперь слушай внимательно. Это не просьба, Мира. Ровно через неделю ты приедешь на приём в Главный Дом. И воздержись от длительных поездок за город на этот период. Ничто не должно помешать тебе присутствовать на приёме. Твоё имя уже в списках. Сама понимаешь, уважительных причин проигнорировать приглашение не существует.
И, прежде чем я успела вставить ещё хоть слово, Альберт прервал связь.
Чёрт, чёрт, чёрт!
Подступивший, было, призрак сожаления о восьмилетнем игнорировании родительской семьи, растворился бесследно.
Глава 12
Двое суток мысли о звонке отца не покидали меня ни днём, ни ночью. По ночам браслет регистрировал у меня бессонницу, и приходилось его снимать, чтобы избавиться от навязчивых рекомендаций персонального менеджера. Но короткое сообщение отца не давало покоя вовсе не потому, что он пытался навязать мне партнёра по брачному контракту. Наше общество давно избавилось от этого пережитка прошлых столетий, и фактически родители утрачивают всякое право влияния на ребёнка после достижения им шестнадцати лет. Моим единственным обязательством по отношению к родителям было отчислять им половину своего заработка, что происходило автоматически, без моего личного участия. Поэтому, не имея дополнительных рычагов влияния, Альберт никак не смог бы заставить меня вступить в брак с кем бы то ни было. Но что если таковые рычаги у него имелись? Я вздрогнула, вспомнив глайдер спецслужб, поравнявшийся со мной по пути из трущоб к Центрополису, когда при мне была картина Грега. В том глайдере вполне мог находиться отец или кто-то из его непосредственных подчинённых.
После повышения на службе Альберт возглавил отряд «Зорких» или «Всевидящих» – это спецподразделение Департамента безопасности ОЕГ, наделённое особыми правами и полномочиями. По сути, Зоркие – это люди, способные получить какую угодно информацию о любом гражданине ОЕГ, где бы этот гражданин ни находился. И во время нашего разговора мне показалось, будто в некоторых словах отца зашифрована скрытая угроза. Его просьба «воздержаться от длительных поездок за город», а также загадочное предположение, что «профессиональный успех может оказаться невечным» намекали, что ему действительно многое известно. Например, куда именно я направляюсь, выезжая за пределы Центрополиса. А также о том, что я сначала подала, а затем сняла свою кандидатуру с участия в крупном конкурсе. И если всё так, то Альберт вполне мог использовать доступную ему информацию как инструмент давления на меня. Другой вопрос – зачем ему это? Если он собирался во имя преданной службы Государству привлечь меня к ответственности за совершённое преступление, то не стал бы даже таким способом предупреждать об этом заранее. Для чего ему нужен этот брачный контракт? Что отец имел в виду, говоря об успехе для «всей нашей фамилии»? Напрашивался только один вывод: Альберту отчего-то крайне важен отец этого моего ровесника, и родство с его семьёй принесёт лично Альберту определённые бонусы. Например, очередное продвижение по службе.
На вторую ночь, когда я путём подобных логических размышлений, наконец, сделала понятные для себя выводы о мотивах Альберта, мне таки удалось впасть в поверхностный, беспокойный сон, в котором меня опять тревожили смутные образы-воспоминания из раннего детства. Проснувшись задолго до звукового сигнала, я пыталась унять несущийся вскачь сердечный ритм и радовалась, что на мне нет браслета: тот уже наверняка забил бы тревогу. Но когда сердце немного успокоилось, и я собралась встать с кровати, меня внезапно прошиб яркий образ одного из ранних воспоминаний.
Мне было лет пять или около того, когда я впервые отчётливо убедилась, что за мной наблюдают. Не воспитатели интерната, а кто-то чужой. Извне. Кажется, это чувство всегда смутно одолевало меня, но в тот день я получила наглядное подтверждение. Я находилась в большой комнате, одна из стен которой была наполовину выполнена из прозрачного материала. Передо
