Эмоции в розницу - Юлия Волшебная
– Ты права, забыл всыпать в себя один пакетик. Закрутился на службе. Спасибо, что напомнила, – он поднялся с кресла, направляясь, видимо, на кухню. Но уже на выходе из зала, резко развернулся в дверях, будто что-то вспомнив. – Кстати, тебе давно пора быть в кровати. Отправляйся туда немедленно, – и с этими словами он уже окончательно вышел.
С тех пор я стала закрываться на замок, чтобы никто не мог побеспокоить меня во время занятий. Поэтому подобные эпизоды не повторялись.
Воспоминания об отце потянули за собой и мысли об Инге. Отчего-то захотелось узнать, чем питается моя сестра. Возможно, у неё тоже неприятие компонентов из клеверфуда, как и у меня, или она просто предпочитает обычную пищу растворимому порошку? Что, если связаться с родителями и выяснить у них контакты Инги, пригласить её к себе на ужин, познакомиться?
Отчасти я понимала, что идея глупая: ни родители, ни сама Инга не поймут моих мотивов. Да и, возможно, у отца с матерью нет информации о её текущем местонахождении – ведь это конфиденциальные сведения. Все жители ОЕГ заботятся о соблюдении приватности всего, что касается личных данных. И всё-таки я подозревала, что конкретно у моего отца, как у представителя Служб, был свободный доступ к данным любого гражданина государства. Но станет ли он охотно выдавать мне контакты Инги? Вероятнее всего, нет. Как я объясню своё намерение познакомиться с сестрой? У неё теперь своя жизнь. Как, собственно, и у меня.
Закончив ужинать, я прошлась по дому, и снова ощутила, насколько он был пустым и холодным. Нет, системы обогрева помещения работали исправно и на обычной мощности. Чувство холода не было физическим, оно шло откуда-то изнутри. Грег называл подобные состояния «тонким чувствованием окружающей реальности», которое алекситимикам обычно недоступно. Но я ходила из комнаты в комнату и словно бы заново знакомилась с этим пространством, восемь лет служившим мне домом. Несмотря на ультрасовременное техническое оснащение, мои апартаменты были совершенно безликими, не несущими ни грамма моей индивидуальности, такими же унифицированными, как и я сама. По большому счёту, если не учитывать записи в электронных системах и нескольких крошек от еды возле рабочих мониторов, нельзя было даже сказать, что здесь живёт человек. Стерильное пространство, почти лишённое признаков жизни. В домах эмпатов, которые мне посчастливилось увидеть, всё было совершенно иначе. Обделённые современными электронными устройствами, полные старомодных предметов быта, они обладали удивительным умением приласкать и успокоить любого человека. Даже такого, как я – неспособного ничего почувствовать. Или… всё-таки уже способного? И даже если так, то, интересно, насколько долго хватит этого моего нового умения?
Я, наконец, позволила себе открыто поразмышлять о том, что мне больше не нужно ездить к продавцу эмоций. И вовсе не только из-за размолвки с Грегом. Просто мне, видимо, не хватает хитрости и целеустремлённости, чтобы выведать принцип работы программы. А ещё – смекалки, чтобы самой выдумать что-то своё настолько же достойное или хотя бы приблизительно похожее на эту разработку эмпатов.
Я активировала один из рабочих мониторов и открыла файл с личными наработками для конкурса. Близился дедлайн, а я по-прежнему находилась почти там же, где начинала полгода назад. Что ж, значит, так тому и быть, – решила я. С помощью нескольких быстрых касаний экрана открыла личный профайл в Единой системе программных разработчиков ОЕГ и удалила свою кандидатуру с ближайшего конкурса.
Но вместо облегчения оттого что одной сложной задачей стало меньше, я ощутила, как погружаюсь в безнадёжную пустоту и апатию. Старые смыслы неожиданно перестали работать, а новые… Новые я не сумела удержать.
Окружающее пространство давило и раздражало, нестерпимо захотелось выйти на улицу, жадно глотнуть продрогший осенний воздух, почувствовать дыхание города, прогуляться по нему ногами. И, повинуясь этому внезапному порыву, я, не теряя ни минуты, покинула свои апартаменты, прыгнула в глайдер и направила его к внешним кольцам. После произошедшего в городе неделю назад я инстинктивно опасалась той зоны, но мне необходимо было туда, где я не привлеку внимания, разгуливая пешком.
Неоновые вечерние улицы по мере удаления от центральных колец, становились всё более узкими. Припарковавшись у одного из заведений общественного питания, я направилась в сторону входа в помещение, но не остановилась, а прошла дальше по тротуару, смешиваясь с другими, идущими поодиночке горожанами. Все они были Зеро – это легко было распознать по цвету одежды и отросшим волосам некоторых из них. Но сегодня я сменила обычный цвет своего комбинезона на самый тёмный из возможных и защитила голову капюшоном, что позволило мне практически слиться с окружением. На одном из поворотов я свернула в переулок, который поднимался в гору – в этой части города местность была холмистая. А ещё через несколько десятков метров показался маленький пешеходный мост, под которым проходило полотно для общественных поездов. Мост пустовал, и я, дойдя до середины, остановилась, облокотившись на перила. Отсюда, с небольшой возвышенности, открывался панорамный вид на залитый огнями город, и у меня при взгляде на него перехватило дыхание.
Со всех сторон надо мной «нависали» острые пики зданий, похожие на акульи зубы, угрожающе выстроившиеся несколькими рядами. Я смотрела на Центрополис новым взглядом, и его хищная суть больше не ускользала от моего внимания. Родной город показался мне ужасающим и в то же время до умопомрачения прекрасным в этой своей хищности. И при этом всём он словно отражал и характеризовал какую-то часть – а может, даже всю целиком – меня. Непрерывное движение транспорта вдоль многоуровневых автострад – на фоне монолитной статичности зеркально-гладких строений. Всё это так соответствовало тому, что происходило внутри меня: беспрестанная мыслительная деятельность при абсолютной статике и неподвижности эмоционального состояния. И тут меня охватило чувство неизбежности, что всему этому суждено остаться в прошлом.
Двигаясь по новой траектории, заново открывая для себя окружающий мир, я начала понимать нечто по-настоящему важное и о самой себе. Всю жизнь я целиком состояла из гладкого прозрачного графена подобно мониторам моих рабочих компьютеров. Жила с ощущением, будто происходящее во внешнем мире надёжно отделено от меня непроницаемой оболочкой. Различие масштабов любых событий я оценивала так же, как разницу в обилии осадков за окном. Каким бы сильным ни был дождь, меня он не мог взволновать: я знала, что каплям суждено каждый раз скатываться вниз по стеклу, никогда не проникая внутрь моего убежища.
Но теперь, под воздействием неведомых химических компонентов яда, называющегося «эмоции и чувства», моя внешняя защитная оболочка размягчилась, утратила прозрачность и превратилась в ноздревато-губчатую субстанцию.
