Юрий Корчевский - Пушкарь (сборник)

Недалеко от ворот гарцевал на коне наездник с белой тряпкой на палке. Вдали – в полуверсте – были видны всадники. Сколько их – подсчитать трудно, слишком далеко.

– Эй, урусы, Саид-мирза переговоры вести хочет.

– Мы не против, – кричали казаки. – Пусть подъедет, не тронем.

Посланец ускакал.

От ногайцев отделились двое конных и направились к крепости. Недалеко от ворот они остановились.

Впереди важно восседал на коне ногаец моего возраста – в жёлтом шёлковом халате, в войлочной шапочке на голове, с аккуратно оправленной бородкой. Ножны его кривой сабли при каждом движении поблескивали самоцветами. Чуть поодаль сидел в седле второй ногаец – в папахе и бешмете, держа в руке копьё с бунчуком у вершины – знаком власти.

Саид начал переговоры первым.

– Хочу говорить с вашим атаманом.

Казаки распахнули одну створку ворот. Вышел атаман в сопровождении двух казаков, державших руки на рукоятях сабель.

Мирза легко спрыгнул с коня.

Наступила полная тишина. Всем хотелось слышать, о чём пойдёт разговор.

– Твои люди, урус, увели муллу и старейшину моего рода – аксакала, угнали лучших верблюдов. Не пытайся отрицать, мои лазутчики видели.

– Да, увели. Но ты напал первым, взял в плен моего гостя, убил его людей.

– Я воин и воюю с мужчинами.

– Э, хитришь, Саид. У моего гостя даже оружия не было.

– Верни моих людей и верблюдов.

– Только в обмен на пленного, ковёр и шатёр!

– Вах, какой ты жадный!

– Ты ошибаешься, я щедрый. Муллу, аксакала и верблюдов меняю на одного пленника. А шатёр и ковёр вернёшь за своего воина, что у нас в плену.

Саид заскрипел зубами и хлестанул плёткой по мягкому ичигу с загнутым носком.

– Твоя взяла, урус. Делаем обмен.

– Вези пленного.

Мирза махнул рукой, бунчук у сопровождавшего его воина качнулся три раза из стороны в сторону.

От группы ногайцев отделилось трое верховых. Подъехав к крепости, они соскочили и поклонились мирзе. Один из них стащил переброшенного через круп лошади связанного боярина с мешком на голове.

– Вот твой человек, урус. Я своё обещание выполнил.

– А где шатёр и ковёр?

– Ай, шайтан! Они в кочевье!

– Тогда мы отпускаем муллу и аксакала, да верблюдов возвращаем, а вот воина твоего пока придержим.

– Якши. За ним приедут завтра.

– Считай – договорились.

Через распахнутые ворота начали выезжать ослики с повозками, потом погнали верблюдов.

Я же бросился к боярину.

– Жив, Иван?

– В ногу стрелой задело.

– Это мы сейчас, мигом посмотрим.

– Что же ты меня бросил одного? – насупился Иван.

Я не успел ответить, как вмешался стоявший недалеко атаман, слышавший наш разговор.

– Окстись, боярин, как бы он тебя вытащил? Сам видел – все твои стрельцы полегли. Ты ему благодарен должен быть, он пленного из ногайцев взял да убедил казаков набег на кочевье сделать, заложников взять – вместе с живностью, да на тебя и обменять. Иначе в земляной яме у мирзы сидел бы, выкупа дожидаючись.

Боярин выслушал внимательно, однако же на его лице так и осталось обиженное выражение.

На постоялом дворе я обработал боярину рану и перевязал ногу.

На следующий день ногайцы привезли тюк – с шатром и ковром, в обмен на пленного. Я кинулся к скарбу – слава богу, и мою сумку вернули. Расставаться с инструментами и лекарствами мне бы не хотелось. Теперь, похоже, надо убираться домой. Псориаз у боярина зажил, кожа очистилась, а вот раны затягиваются здесь плохо, гноятся. Хоть и присыпал я боярину рану толчёным сухим мхом из своих запасов, а всё равно душа неспокойна.

Жизнь крепости входила в привычное русло. Я прошёл по городку. Казаки несли службу на стенах, атаман снаряжал смену возвращающимся дозорам, на широкой улице меж хатами бегали мальчишки, им вослед гоготали гуси. И только перед одной хатой толпились люди, среди них – и слуги боярина. Я подошёл ближе. Здесь готовили в последний путь погибшего при набеге казака и стрельцов. Они лежали в деревянных гробах, в своей воинской одежде, священник читал псалтырь. В соседней хате женщины готовили кушанья для поминального стола. Я склонил голову и перекрестился.

Ближе к полудню казаки хоронили погибших на кладбище за станицей. После похорон мы вернулись в станицу – справить помин.

А через день и кораблик пришёл, как по заказу. Тот, что нас сюда привозил.

Боярин слуг своих, что отказались со мной ногайца в плен брать, немилосердно выпорол. И откуда только узнал? Я ему не говорил о сём позорном поведении его слуг.

Мы погрузились на корабль и пошли по морю до Астрахани. Здесь пришлось немного подождать: боярин, напуганный нападением ногайцев, не захотел искушать судьбу и вытребовал у астраханского наместника десяток стрельцов – для охраны.

Дальше мы плыли вверх по Волге, когда был попутный ветер, поэтому путешествие наше затянулось.

Пока плыли, рана на ноге зажила, и боярин совсем перестал прихрамывать. Со слугами своими сошёл он в Москве на пристань ровно, походка важная, лицо загорелое. Как вроде из отпуска вернулся, из той же Антальи.

Бросил мне на прощание пренебрежительно:

– Денег не даю. Я через тебя ранен был да животом в плену рисковал, скажи спасибо, что в кандалы не заковал.

Я ухмыльнулся:

– Спасибо, боярин.

Слуги его заулыбались злорадно – видно, не забыли, как за трусость свою выпороты были.

Да и чёрт с тобой, боярин, невелика потеря, переживу как-нибудь.

Я направился на постоялый двор к Никифору.

С почтением встретил меня хозяин, узнал.

– С возвращением тебя, гость дорогой. Конь твой застоялся уже.

– Сейчас разомнётся.

Я расплатился с хозяином. Денег-то давал на месяц авансом, а получилось – больше отсутствовал.

Слуга вывел уже осёдланного Орлика. Я перебросил через круп коня перемётную суму, похлопал его по морде, дал сухарь.

– Ну что, Орлик, застоялся? Поехали домой. Дома куда как лучше, чем в Москве.

Ехал не очень-то и торопясь: где рысью, а где – и шагом. Денег едва хватило на постоялые дворы да на еду мне и овёс – Орлику.

Въехав во Владимир, я вздохнул счастливо. Вот и приехал! Где бы ни странствовал, как бы в чужих краях интересно не было, а дома лучше.

Куда направиться? К себе, в новый дом, или сразу к наместнику? Ведь с его подачи я в Москву поехал, к Ивану Короткову, дьяку Поместного приказа. Поеду-ка я к наместнику, доложусь.

Демьян оказался дома, встретил приветливо, усадил.

– Ну, лекарь, рассказывай да поподробнее. Люблю я тебя слушать.