Святослав Логинов - Железный век (сборник)

Господин Анатоль ждал не этого вопроса. Он смутился и пробормотал:

— Нет, конечно, зачем мне, я же врач…

— Благодарю вас, — сказал Юстус.

Да, он оказался прав. Баул действительно скрывал множество тайн, именно баул. Сам же господин Анатоль — пуст.

Удивительная вещь: блестящая бездарность — мэтр Фавори и всемогущий господин Анатоль сошлись во мнении по поводу вещей Мондино ди Люцци. Да, они правы, инструмент Мондино в наше время пригодился бы разве что плотнику, и все же учитель из Болоньи неизмеримо более велик, чем оба они.

Господин Анатоль кончил собираться, взял свой баульчик, несколько секунд смотрел на Юстуса, ожидая прощальных слов, потом пробормотал:

— Ну, я пошел… — и скрылся за дверью.

И только тогда Юстус презрительно бросил ему вслед:

— Цирюльник!

Равен богу

Лючилио ждал, но Голоса не было. Пришло утро, в коридоре зазвенели по камню шаги тюремщиков, и надежда исчезла навсегда. Даже Голос больше не мог помочь ему. Лючилио вывели из камеры, а затем и из здания тюрьмы. На улицах шумела толпа, город высыпал посмотреть на него. Женщины прижимались к стенам домов и приподнимались на носки, чтобы лучше видеть; мальчишки швырялись огрызками, попадая словно ненароком в ряды отчаянно сквернословящей стражи. Люди бежали за процессией, но многие старались выбраться из толпы и спешили за городские стены, ведь именно там, на Мясном рынке произойдет основная часть комедии, главным персонажем которой будет он.

Лючилио привели на площадь возле собора. Толпа осталась внизу, Лючилио поднялся на ступени и оглядел безликую человеческую массу сгрудившуюся вокруг. Под ее тупо-любопытными взглядами было очень трудно помнить, что все они люди и когда-нибудь поймут…

Пальцы Лючилио нервно теребили вырезную полу камзола. Слава богу, те времена, когда осужденного вываливали в перьях, напяливали на него санбенито и сажали на дряхлую клячу, прошли безвозвратно. Теперь людей сжигают с гораздо меньшими церемониями. Какой прогресс, на его камзол не нашили даже покаянного Андреевского креста! А вот обувь забрали, идти придется босиком.

Вереница духовных лиц и юристов поднялась на паперть, выстроилась на ступенях. Солнце, поднявшееся над крышами соседних палаццо, заиграло кровавыми бликами на алых, лиловых и фиолетовых мантиях. Один из юристов вышел вперед, поднял над головой свернутую в трубку бумагу, и сразу же на площади все стихло, и стало слышно, как где-то далеко, быть может на Римской дороге, размеренно и монотонно кричит осел. Юрист развернул свиток и принялся громко читать:

— Приговор по судебному процессу между прокурором святой инквизиции, обвинителем по скандальным еретическим преступлениям, составлению новых доктрин и еретических книг, расколу, возмущению государства и общественного спокойствия, бунту и непослушанию ордонансам, направленным против ереси, взлому и дерзкому бегству из городской тюрьмы в Болонье, с одной стороны; и мэтром Лючилио Бенини, уроженцем Милана, доктором права, обвиняемом во всех перечисленных и иных преступлениях…

Лючилио давно был ознакомлен с приговором, помнил, чем он заканчивается, но все же именно сейчас, когда приговор читался принародно, прислушивался к сложным периодам юридической фразеологии особенно внимательно. Почему-то казалось, что приговор может быть изменен, и его не ждет смерть. Прежде он выслушивал решение суда спокойно, тогда была надежда, что Голос вновь поможет ему бежать…

— Приветствую, доктор!

Слова отчетливо прозвучали в голове, словно кто-то чужой подумал его, Лючилио Бенини мыслями. Человеку непривычному могло показаться, что он сам произнес в уме странную не относящуюся к делу фразу. Но Лючилио было давно знакомо это явление. Голос вернулся!

— У тебя все в порядке? — спросил Голос. — Ты сильно взволнован. Моя помощь не требуется?

— Спасибо, — прошептал Лючилио.

— Я теперь долго пробуду у вас, — продолжал Голос. — Если я стану нужен — позови. Ты знаешь как.

— Спасибо, мне не надо.

— Тогда, до свидания.

Голос исчез, и в ту же секунду дикий страх овладел Лючилио. Сейчас его отведут на Мясной рынок, костер уже сложен, ржавые цепи обвивают столб, и все для того, чтобы мучить, жечь Лючилио Бенини и в конце концов прикончить его на потеху необразованной черни и во славу католической церкви!

Юрист продолжал читать, легко перекрывая тренированным голосом постепенно нарастающий шелест толпы:

— Нами представлены достоверные улики в вышеупомянутых ересях, доказательства того, что оный Бенини написал и издал на свои средства некоторые трактаты и книги названные "О тайнах природы и природе тайн", а также заключения докторов теологии и других почтенных лиц по поводу ошибок, содержащихся в тех книгах…

Ничего не скажешь, почтенные лица были весьма шокированы, когда он опубликовал свое сочинение. Бог христиан оказался задуман так хитро, что всемогущий и вездесущий он просто не мог существовать. А что касается библии, то эту полную противоречий и нелепостей книжонку могли воспринимать всерьез лишь римские рабы. Только Природа — богиня смертных, может творить мир по своему усмотрению. Мысль эта постоянно живет в трудах древних и новых философов, и даже удивительно, что никто прежде него не сказал: "Зачем быть богу, когда есть мир?" Доказательства его были логичны, а книга закончена в своей беспощадности, так что доктора теологии нашли возражения лишь в ордонансах и пламени костра, который, кажется, скоро загорится…

— Многие верные свидетели подтверждают, что на диспуте в городе Болонье, известный Бенини высказывал мнения противоречащие самой сути святой католической церкви, направленные на то, чтобы посеять в умах дух безбожия и атеизма. Арестованный городскими властями приговорен был упомянутый Бенини к сожжению на костре, однако отсрочка приговора на три коротких дня повлекла ошибки, приведшие к дерзкому бегству, которое совершил мэтр Лючилио Бенини со взломом, и не спросясь сторожей. И обстоятельства дела позволяют подозревать преступный сговор и вмешательство сил, противных господу и правой вере…

Бегство из тюрьмы действительно породило множество толков. Он тогда безнадежно глупо попался в лапы духовного суда. Два года его изводили допросами, угрожали, требовали отречения. Отцы-инквизиторы не хуже его знали, что нераскаявшийся еретик — еретик победивший. Огонь не сжигает мысль, но закаляет подобно стали. Все же назначен был день казни, но когда он наступил, сжигать пришлось лишь книги да соломенную куклу, изображавшую Лючилио Бенини. Камера осужденного была пуста, сторожа лежали пьяными и добудиться их удалось лишь на следующий день. Дверь камеры оказалась распахнутой, а цепи перепиленными. Но охрана на внешних стенах утверждала, что из крепости никто не выходил. Общественному любопытству была дана обильная пища, простолюдины умно рассуждали о нечистой силе, но мало кто из лиц расследовавших обстоятельства побега, догадывался, как близки к истине были эти толки.