Святослав Логинов - Железный век (сборник)

Юстус быстро перерезал сосуды и оставшиеся волокна, обнажил живую розовую кость и шагнул в сторону, уступая место мастеру Базелю, ожидавшему с пилой в руках своей очереди. Мастер согнулся над столом и начал пилить кость. Безвольно лежащее тело дернулось, наемник издал мучительный булькающий хрип.

Базель торопливо пилил, снежно-белая костяная стружка сыпалась из-под зубьев и мгновенно намокала алым. Наемник снова кричал тонким вибрирующим голосом, и в этом крике не было уже ничего человеческого, одна сверхъестественно огромная боль. Детрюи ненужно суетился около стола, отирая несчастному влажной губкой пот со лба. Доктор Агель сидел, положив для порядка пальцы на пульс больному, и поглядывал в окошко, за которым виднелись круглые башенки городской стены.

И тут… Крик снова резко пресекся, тело ландскнехта изогнула страшная судорога, потом оно вытянулось и обмякло. Белые от боли глаза остекленели.

— Пульс пропал, — констатировал доктор Агель. Он помолчал немного и добавил: — Аминь.

"Как же так? — Юстус непонимающим взглядом обвел собравшихся. Зачем, в таком случае, все они здесь? Милая тупица доктор Агель, цирюльники, аптекарь со своим негодным вином, он сам наконец?.."

Странный звук раздался сзади — то ли икание, то ли бульканье. Там у стенки скорчился господин Анатоль. Господину Анатолю было худо. Но он быстро справился с собой и поднялся на ноги, пристально глядя в лицо Юстусу. Юстус молча ждал.

— Муж прекрасный и добрый! — истерически выкрикнул господин Анатоль. — Мясником вам быть, а не доктором!

Молодой человек выбежал из комнаты. Юстус медленно вышел следом.

В свой кабинет Юстус вернулся совершенно разбитым. Во рту сухо жгло, ноги гудели и подкашивались, и, что хуже всего, дрожали руки. Две операции пришлось передать другим, и мэтр Фавори, вероятно, режет сейчас этих бедняг под благожелательным присмотром доктора Агеля. Ну и пусть, он тоже не железный, к тому же врач не обязан сам делать операции, для этого есть цирюльники.

Юстус поднялся, отомкнул большим ключом сундук, стоящий у стены, двумя руками достал из его глубин костяной ларец.

Гомеопатия учит нас, что избыток желтой желчи вполне и безо всяких лекарств излечивается здоровым смехом. Поднятие же черной желчи следует врачевать спокойным созерцанием. Ничто так не успокаивало доктора Юстуса, как редкостное сокровище, хранящееся в ларце. Осторожно, один за другим Юстус раскладывал на черном бархате скатерти потускневшие от времени медные ножи, долота, иззубренные ударами о кость, погнувшиеся шила, пилу со стершимися зубьями. Странно выглядела эта утварь, отживший свое инструмент на роскошной бархатной ткани. И все же для Юстуса не было вещи дороже. В ларце хранились инструменты Мондино ди Люцци, великого итальянца, воскресившего гибнущую под властью схоластов анатомию, первого доктора, отложившего книгу, чтобы взять в руки скальпель.

Скрипнула дверь, в кабинете появился мэтр Фавори. Перехватив удивленный взгляд Юстуса, он поспешил объяснить:

— Я уступил свое место мэтру Боне. У старика много детей и мало клиентов. Пусть немного заработает.

Это было очень похоже на обычные манеры модного цирюльника, не любившего больничные операции, так как за них, по его мнению, слишком мало платили.

Фавори подошел к Юстусу и, наклонившись, произнес:

— Монглиер умер.

— Как? — быстро спросил Юстус.

— Ему перерезали горло. Вероятно, убийцы влезли в окно. Скотина ростовщик уверяет, что спал и ничего не видел. Врет, конечно.

Юстус тяжело задумался. Мэтр Фавори некоторое время ожидал, разглядывая разложенные на скатерти инструменты. Ему было непонятно, что делает здесь этот никуда не годный хлам, но он боялся неосторожным замечанием вызвать вспышку гнева у экспансивного доктора. Наконец он выбрал линию поведения и осторожно заметил:

— Почтенная древность, не правда ли? Нынче ими побрезговал бы и плотник.

— Это вещи Мондино, — отозвался Юстус.

— Да ну? — изумился брадобрей. — Это тот Мондино, что написал «Введение» к Галену? И он работал таким барахлом? — глаза Фавори затянулись мечтательной пленкой, он продолжал говорить как бы про себя: — Жаль, что меня не было в то время. С моими методами и инструментом я бы затмил всех врачей того времени…

— Вы остались бы обычным цирюльником, — жестко прервал его Юстус. — Возможно, поначалу вам удалось бы удивить ди Люцци и даже затмить его в глазах невежд, но все же Болонец остался бы врачом и ученым, ибо он мыслит и идет вперед, а вы пользуетесь готовым. И звание здесь ни при чем. В вашем цехе встречаются истинные операторы, мастера своего дела, которых я поставил бы выше многих ученых докторов. Но это уже не цирюльники, это хирурги, прошу вас запомнить это слово.

— Да, конечно, вы правы, — быстро согласился Фавори и вышел. Он был обижен.

Но и теперь Юстусу не удалось побыть одному. Почти сразу дверь отворилась снова, и в кабинет вошел господин Анатоль. Он был уже вполне спокоен, лишь в глубине глаз дрожал злой огонек. Взгляд его на секунду задержался на инструментах.

— Решили переквалифицироваться в столяры? — спросил он. — Похвально.

Юстус молчал. Господин Анатоль прошелся по кабинету, взял свой баульчик, раскрыл, начал перебирать его содержимое.

— Вы слышали, Монглиера прирезали, — сказал он, немного погодя.

Юстус кивнул головой.

— Идиотизм какой-то! — пожаловался господин Анатоль. — Варварство! Хватит, я ухожу, здесь невозможно работать, сидишь словно в болоте…

Он замолчал, выжидающе глядя на Юстуса, но не услышав отклика, сказал:

— Запомните, доктор, чтобы больные не умирали у вас на столе, необходимы две вещи: анестезия и асептика.

Что же, в бауле господина Анатоля, вероятно, есть и то, и другое, но скоро драгоценный баул исчезнет навсегда. Потому и ждет господин Анатоль вопросов и жалких просьб, на которые он, по всему видно, уже заготовил достойный ответ. Жалко выпускать из рук такое сокровище, но что он стал бы делать, когда баул опустел бы? Два дня назад Юстус обошел всех городских стеклодувов, прося их изготовить трубку с иглой, какой пользовался гость. Ни один ремесленник не взялся выполнить столь тонкую работу.

— Скажите, — медленно начал Юстус, — ваши методы лечения вы создали сами, основываясь на многочисленных наблюдениях больных и прилежном чтении древних авторов? И медикаменты, воистину чудесные, изготовили, исходя из минералов, трав и животных, путем сгущения, смешения и сублимации? Или, по крайней мере, дали опытным аптекарям точные рецепты и формулы?