Николай Эдельман - Когда рухнет плотина

- Раньше не лезли, - буркнул Карелин, успокоившийся до того, что осмелился подать реплику.

- Ага, не лезли! Лезли - у кого получалось. Прописка же была, миграции населения ограничивали административными методами.

- Ну, значит, эти методы приносили пользу, - сказал Бричковский. Если друг друга не резали, а как-то мирно сосуществовали.

- Может, потому взрыв и произошел, что насильно заставляли сосуществовать? Как перегретый пар в наглухо закрытом котле. Эта жестокость - наследие социализма. Чего вы хотите? Семьдесят лет страну насиловали. А человек за ночь не меняется. Сегодня друг в друга палят добрые соседи, которые вчера вместе выпивали.

Мимо промчался джип, на мгновение ослепив дальним светом всех, кроме меня, снова повернувшегося назад. Насколько я мог разглядеть в темноте, мы приближались к городу. Вокруг не было ни огня, но впереди над горизонтом разливалось красноватое сияние, оттенком заметно отличающееся от обычного ореола вечернего города. Немного левее нашего курса зарево на мгновение усилилось, охватив каймой черный контур ближайшей сопки, а немного спустя воздух заметно дрогнул.

- Рвануло что-то, - предположил Бричковский. - Надо будет добраться, посмотреть.

- В той стороне алюмкомбинат, - сказал оператор. - Он в низине. Если его затопило...

- Вы вообще сейчас куда? - спросил Бричковский.

Только сейчас я понял, что неосознанно откладывал этот вопрос до возвращения в город.

- Не имею ни малейшего понятия. Сначала осмотримся. Жену бы где-то найти надо. Телефон хоть работает?

- Все отрубилось. И свет, и вода, и связь. Наверно, служащие разбежались. Так, Вовик, - сказал он шоферу. - Приехали. Скоро пост будет, там документы проверяют, а мы без них остались. Лучше мы здесь вылезем.

- Пожалуй, это разумно, - согласился я.

Документы у меня были, но оставался пистолет. К тому же я вспомнил утреннюю погоню: так и осталось неизвестно, от кого исходил приказ меня задержать. Лишний раз рисковать мне не хотелось.

Я отдал Карелину все деньги, которые нашлись в карманах.

- Не держите зла! Сами понимаете, такое время...

Мы высыпали из машины. Сидевшие друг на друге телевизионщики с трудом ковыляли на затекших ногах. Карелин чуть ли не минуту смотрел на деньги видно, никак не мог поверить, что его не только оставили в живых, но даже заплатили. Перебрался за руль, рванул с места, но, торопливо разворачиваясь, увяз-таки в снегу. Пришлось оказать ему ещё одно благодеяние - подтолкнуть машину. Выбравшись из сугроба, "волга" укатила. Сначала стихло фырчание её неисправного глушителя и лязг в моторе, потом и габаритные огни растворились в темноте.

- Будет теперь вспоминать до конца жизни, - сказал я вслед машине.

- Тут ещё кое-что придется вспоминать, - недовольно бросил Бричковский. - За час десяток таких воспоминаний наберется. Пошли, что ли?

И он повел нас куда-то мимо деревенских домиков, которыми была застроена окраина города. Чуть ли не на каждом шагу ноги по колено утопали в снегу. Дома стояли вымершие, чуть заметно поблескивая во мраке стеклами в ослепших окнах, и только во дворах при нашем приближении отчаянно заливались лаем собаки.

15.

Сделав изрядный крюк, мы выбрались в микрорайон к северу от Академгородка. Здесь Вова высказал намерение от нас отделиться.

- Мне туда, - махнул он в сторону блочного дома, поднимавшегося черной глыбой среди мрака, как броненосец; и его лифтовые будки на фоне подсвеченных заревом туч казались трубами. - А то заходите. Вместе проще обороняться, в случае чего.

- Не, Вов, - сказал Бричковский. - Мы на студию. А вот Юльку забери. Нечего ей сейчас по улицам разгуливать.

Светлая кофта Юлии некоторое время ещё виднелась в темноте, но потом и она пропала.

- Вы куда? - спросил меня Бричковский.

Я пожал плечами.

- Посмотрю, что к чему. Пройдусь.

- Ага. Ну смотрите. Я уже насмотрелся. Пойду на студию. Там, надо думать, спокойно. Войска охраняют и все такое. А дома у меня не осталось. Как и у Гоши. Ему вообще на тот берег надо.

- Как вас вообще в "Девятку" понесло? - спросил я. - Неужели ваши репортажи ещё кому-то нужны? Сейчас, кажется, только свою жизнь остается спасать.

- Информация остается информацией. Иногда её можно за хорошие деньги продать. Сами знаете: в такое время нам самая работа. Ну, нам туда. Если что, приходите.

Они с оператором Гошей направились в сторону телецентра, который находился неподалеку от Академгородка, на том же плато. Искушение пойти с ними было довольно сильным, но что мне делать одному в пустой квартире? Во мне теплилась слабая надежда переправиться на тот берег - может, дом Анжелы уцелел и она где-нибудь там, рядом. Или заглянуть в мэрию - вдруг там что-нибудь о ней знают? Еще оставались Звоновы. Как они с их неприспособленностью, живы ли в этом бардаке? Женьку, с его идейками о гражданском долге, ещё потянет в самую гущу. И я медленно направлялся в сторону центра.

За углом ближайшего к Октябрьскому проспекту дома темнота чуть-чуть отступила. Рядом с домом пылал костер. Я ускорил шаги. Сначала мне попались три въехавшие друг в друга машины с выбитыми стеклами, потом вывороченный гараж-ракушка, опрокинутые мусорные баки, высыпавшиеся из которых отбросы издавали едкую вонь гниющих овощей. Весь проезд вдоль дома был засыпан обломками мебели, бумагой, рваным тряпьем. Этот-то мусор и горел, освещая сцену разгрома. Языки пламени то опадали, то взлетали снова, найдя новый горючий материал, и выхватывали из темноты труп мужчины с кавказским лицом и голыми волосатыми ногами.

На проспекте было видно какое-то движение, и я направился туда. Вдоль проспекта стояло довольно много машин, почти все - побитые, без фар, часто попадались перевернутые или сгоревшие. На газоне, разделявшем проезжую часть, горел поваленный рекламный плакат. В свете огня копошились люди, перегораживая проезд кузовами машин, какими-то трубами, спиленными деревьями и прочими материалами. Я увидел в основании возникающей баррикады пару поваленных ларьков; несколько человек толкали ещё один - "тонар" на колесиках. Меня заметили, окликнули:

- Эй, ты там, помогай!

- Дурью маетесь, мужики! Танку ваша преграда - тьфу, даже не заметит! - ответил я издалека, потихоньку отступая к ближайшему дому.

- Самый умный нашелся, да? - заорал один из них, направляясь ко мне с обрезком трубы в руках. - Ты куда, куда заторопился, а?! Сюда иди, кому говорят! Мужики, все за ним! Сбежит!

- Черт с ним! - откликнулись у баррикады. - Некогда его ловить, работать надо!

- Я вам дело говорю! - крикнул я, прежде чем нырнуть в тень проулка. Выбрали бы улицу поуже, если охота баррикаду строить!

После этого я некоторое время пробирался дворами, мимо мертвых рядов гаражей, но пройдя несколько кварталов, вернулся на проспект, где тот заканчивался, переходя в улицу Сафьянова. Здесь, по мере приближения к центру, безлюдье кончалось. Люди сначала попадались поодиночке, группками, но очень скоро я оказался в толпе, суетившейся наподобие разворошенного муравейника, когда из общих усилий, нередко противоположных друг другу, складывается небольшой, но все-таки заметный результат. Многочисленные костры, лужи горящего бензина, пламя, выбивающееся кое-где из окон домов или гуляющее по крышам, давали достаточно света, а сотни возбужденных голосов сливались в один гул. Многие, как и я, пробирались вперед, туда, где толпа уплотнялась. Людским течением меня вынесло к грузовику, превращенному в трибуну - вроде тех, что я видел утром у церкви. В его кузове около микрофонов стояло несколько человек, но они не митинговали только тихо переговаривались. В одном из них я заметил что-то знакомое и, протолкавшись поближе, но не в самый первый ряд, присмотрелся к нему. Да, это был Алексей Алексеевич Долинов, как его аттестовал вчера дельфиновский пижон-бодигард. Он, поблескивая стеклами очков, видимо, отдавал приказания: один из его подручных - типичный "бык" по внешности - спрыгнув из кузова, куда-то заторопился в сопровождении нескольких громил такого же вида, другой, в пятнистом камуфляже, отойдя чуть в сторону переговаривался с кем-то по рации.