Елена Федина - Бета Малого Льва

— Давай не будем об этом сейчас говорить, — сказал он терпеливо, хотя лучше бы разозлился и рявкнул на нее, — топни ножкой, расколи вазу. Тебе полегчает. И пойдем к гостям.

— Нет, ты невыносим!

— И на том спасибо.

«Призрак исчезающий, есть и сразу нет…» Уходите все, уходите, оставьте нас вдвоем, я уже устала вам улыбаться, у меня гора грязной посуды, и все вверх дном в доме, у меня болят ноги от узких туфель, вспотела голова от парика, и порвался подол платья, я оглохла от музыки и обессилела от ревности. Уходите! Я устала. Когда мы останемся вдвоем, совсем вдвоем, чтобы никто не стоял между нами, все будет по-прежнему. Уходите. И дайте мне эту возможность. Дайте мне шанс все исправить!

Алина сняла наконец туфли. Парик тоже. Они стояли вдвоем над столом с объедками и букетами цветов, на полу валялись фантики и крышки от бутылок, было непривычно тихо и пусто.

— Мне пора, — сказал Ричард.

— Что?! — она не поверила собственным ушам, — ты хочешь сказать, что сейчас уйдешь и оставишь меня вот так?

— Извини, я понимаю, что у тебя день рождения… но мне действительно нужно идти.

— Лучше б его не было, такого дня рождения!

— Не сердись.

Ричард поцеловал ее, но даже это он сделал не как обычно, а с чувством долга. Она теряла его. «Пропал, покинул, испарился, росою выпал на траву, водой сквозь пальцы просочился…»

— Никуда ты не пойдешь! — Алина обвила его шею руками, — не пущу, не пущу, не пущу!

— Пойми же, я не могу оставлять ее одну.

— А меня можешь?

— Я на работе.

— Даже сейчас?

— Круглосуточно. Алина, пойми, я сам устал от этого.

— Ну, так останься! Ты же живой человек, а не машина! Тебе нужен отдых. Останься! Я прошу тебя, я требую!

— Она ждет меня на стоянке.

— О, Боже!

Алина оттолкнула его, обошла зачем-то вокруг стола, чувствуя себя тигрицей в клетке. Растерзать хотелось всех: и эту Зелу, и Ричарда, и себя самоё.

— Останься, — сказала она ужасным голосом.

Она умела передавать малейшие интонации, и он должен был понять, что если уйдет вот так сейчас, случится что-то страшное.

— Ну что мне с тобой делать? — он вздохнул и взял ее за плечи.

— Останься со мной.

— Ты от меня требуешь невозможного. Зачем? Почему? Или просто не хочешь понять мои проблемы?

— А ты? Хочешь понять мои проблемы?

— Я-то твои прекрасно понимаю, — усмехнулся он.

И снял пиджак.

Все было не так. Потому что он все равно должен был уйти потом, и ничем его было не удержать. Потому что он торопился. Потому что его мысли были на стоянке, где ждала его эта медуза, нагло влезшая в его жизнь. И потому что это было в последний раз. Алина чувствовала, что никогда ему этого не простит: этой неприкрытой спешки, этого узкого дивана в гостиной, рядом с грязным столом с объедками, этого небрежно задранного платья, этого яркого беспощадного света.

Она потянулась к выключателю и погасила лампу, чтобы не видеть всего этого. Дом погрузился не только в тишину, но и во тьму. Он умер. А вместе с ним и она сама.

Какое-то глубинное плотское чувство возникало в ней, но тут же гасло от обиды. Ничего у нее не получалось. Ричард в последний раз вздрогнул и опустошенно замер, тоже получив не самое большое удовольствие в жизни. Больше она ему ничего не сказала. Ни когда он вышел из ванной, ни когда одевался, ни когда хлопнул дверью. Так и лежала на узком диванчике, глядя в темный потолок и глотая слезы. И только глупая песенка вертелась в голове.

«И ты умчишься поутру в карете,

Но боль мою разлукой не остудишь,

И я умру так просто, на рассвете,

Лишь потому, что ты меня не любишь…»

Ричард выбежал на стоянку. Его модуль стоял в одиночестве. Зелы нигде не было. Предчувствие было самое скверное. Он уже понял, что те полчаса, что отняла у него Алина, обойдутся ему дорого, огляделся еще раз и плюнул с досады. Одна не хочет понять, другая не может подождать… хотя чего там ждать, когда уже и свет погас.

Вокруг лежала предрассветная тишина и роса на траве. Мирно трещали сверчки. В такую ночь хорошо было купаться, плыть на спине, раскинув руки, и смотреть на звезды. Когда-то он это любил. Когда был молод, когда можно было все, и все было по силам, когда не проступал озноб от взгляда на звездное небо, и оно не было еще ненавистным. Теперь космос — для других. И ночные озера — для других. Для его сына и таких, как он. И любовь для них же.

А от него требуется только послужить заслонкой, мощной и бесчувственной. И он это сделает, помощники ему не нужны, лишь бы только ему не мешали! Но все получалось как нарочно: обиженный Ольгерд исчезает из дома, влюбленная Ингерда улетает с Ясоном, он уходит на минуту, чтобы проститься с Алиной, а та закатывает истерики, тоже по-своему права…

— Зела! — крикнул он в последний раз и запрыгнул в модуль.

В доме горел свет, как раз в комнате Зелы. Она сидела на полу в разорванном платье, держа на коленях голову мертвого Рекса, рядом валялся оплавленный и скрюченный Мотя. Ричард замер в дверях, не веря своим глазам.

— Что тут произошло?!

Она вздрогнула и подняла на него безумные глаза. Только что, час назад и весь этот вечер они были прекрасными, умными, грустными, проницательными и нежными, в общем, самыми чудесными глазами, какие могут быть у женщины. Сейчас они стали просто безумны. Ни проницательности в них не осталось, ни тайны. Только ужас. Он опоздал. Будь он проклят, но он опоздал!

— Зела, с тобой все в порядке?

Она молча смотрела на него, и сведенные челюсти не давали ей сказать ни слова. Платье было разорвано пополам, и на плечах и шее видны были какие-то синие пятна. Ричард опустился рядом с ней на колени, заглянул ей в лицо.

— Зела, ты слышишь меня?

Она молча кивнула на Рекса. Он не был убит, но как бы обескровлен. В собаке не осталось ни капли энергии, и жить ей было незачем. Рекс уже не дышал. Ричард осторожно отодвинул его.

— Это был он?

Она молча смотрела на него ужасными глазами, не в силах ничего проговорить. Произошло что-то до такой степени мерзкое, что слова застревали в горле. Он мог это понять. Он не мог понять, почему он опоздал. Не хотел обидеть именинницу. Не хотел. Но в итоге он не просто ее обидел, он ее растоптал. В буквальном смысле, как петух курицу.