Анна Зегерс - Предания о неземных пришельцах (Сборник)

Доктор Таубер был нашим семейным врачом. Это он помог мне появиться на свет. Мать всегда с большим удовольствием рассказывала, как доктор Таубер, зайдя в комнату, подошел к ее кровати и возвестил:

— Мальчонка. Прелестный мальчонка!

Уж кому-кому, а доктору Тауберу известно, что у меня там было вначале, а чего не было.

С одеванием все обстояло теперь не так-то просто. У меня в квартире имелся бюстгальтер, оставленный одной из предшественниц Сюзанны. Однако эта вещица оказалась слишком мала. Мой зад с трудом втиснулся в брюки, пиджак подозрительно оттопырился, и я, невзирая на теплую, солнечную погоду, решил надеть плащ.

— Здорово же вы изменились, — приветствовал меня доктор Таубер. — Немудрено, что полиция не одобряет эту моду на бороды. Без бороды вы совсем другой человек.

— Другой человек, — пробормотал я. — Хорошо бы, если бы дело было только в этом.

Он сунул палец в ухо, словно там скопилась вода. Мой голос звучал почти на октаву выше обычного: я говорил альтом.

— Доктор, — произнес я. — У меня неприятности.

Он взглянул на меня с беспокойством и растерянностью.

— Вы должны мне помочь, доктор. У меня… не знаю, как это вам объяснить, но это просто ужасно.

— Ну, ну, — возразил он. — Быть может, все не так уж и плохо. Ведь одолели же мы с вами корь и свинку, поломанные кости тоже починили, да и с той скверной инфекцией справились. Как-нибудь одолеем и вашу новую хворь. Раскройте-ка рот.

— Доктор, — сказал я. — Дело не только в голосе. — Я начал раздеваться. — Это везде.

— Что — везде?

Он вдруг изменился в лице. Его рот то открывался, то закрывался, как у выброшенной на берег рыбы.

— Я же сказал вам, что у меня неприятности, — пояснил я, желая помочь ему преодолеть первое изумление.

— Сударыня, — произнес он после того, как пришел в себя. — Не понимаю, зачем вам понадобилось разыгрывать из себя мужчину, да еще так хорошо знакомого мне молодого человека. Знаете что…

— Доктор, — мягко прервал я его. — Вы видите шрам у меня на руке? Вы ее зашивали, когда мне было три месяца. Это спасло мне жизнь. А теперь взгляните на мою ногу. Нет, не на эту. Третий палец выступает над четвертым. Вы ведь знаете, что я так и родился. У нас это в роду.

Он кивнул.

Я перечислил еще несколько подробностей, о которых знали только мы с ним. Упомянул даже о своем прикусе.

— Если этого недостаточно, — сказал я, — я могу предоставить и отпечатки пальцев, сделанные во время прохождения армейской службы. Уж они-то докажут, что я — это я.

— Но ведь в армии вы были мужчиной, — беспомощно возразил он.

— Зато теперь я, кажется, женщина. Поэтому-то я и пришел к вам на прием.

Он нерешительно подошел ко мне и потрогал мою грудь. Она была настоящая, без малейших признаков воздействия силикона или еще каких-либо средств, используемых в пластической хирургии.

— Но если вы — действительно вы, — взволнованно воскликнул он, — и если вы были тем, кем, насколько я знаю, вы были, то это просто невероятно! Потрясающе! Для медицины это то же самое, что расщепление атомного ядра для физики. Вас надо показать Ваксмуту…

Мне стало как-то не по себе при мысли, что для медицины я то же, что первый расщепленный атом для физики.

— Ваксмут — это как раз то, что вам нужно. Все гермафродиты города лечились у него.

— Но я ведь не гермафродит!

— Ваксмут вам скажет, кто вы. Возможно, для вас придется найти новый термин. Тут может быть совершенно новая разновидность. И вы ее первый представитель, что-то вроде нового Адама.

— Новой Евы, — уточнил я. — Мне можно одеваться?

Профессор и доктор всевозможных наук Анатоль Ваксмут был холоден и бесстрастен: тип ученого, сущность которого определял научный подход к людям и вещам. И все-таки я почувствовал, что сообщение доктора Таубера его чрезвычайно взволновало.

Доктор Таубер изложил факты и предоставил своему коллеге самому делать выводы. Профессор Ваксмут задал мне несколько коротких вопросов: не принимал ли я какие-нибудь гормоны в виде таблеток или внутривенно? Не ел ли и не пил ли в последние месяцы чего-нибудь необычного, в особенности восточного? Не подвергался ли облучению рентгеновскими, космическими или какими-нибудь иными лучами? Не замечал ли у себя в последнее время непривычных опухолей или морщин, каких-нибудь новых необычных влечений, не только сексуального характера?

На все эти вопросы я грудным женским голосом дал отрицательный ответ. Профессор Ваксмут, по-видимому, ничего другого и не ожидал. Движением руки он предложил мне взобраться на гинекологическое кресло. Доктор Таубер, почувствовав мое волнение от предстоящего мне впервые гинекологического обследования, держал меня за руку, в то время как профессор констатировал наличие полного набора тех свойств, с которыми до сих пор я встречался лишь при других обстоятельствах.

— И ни малейших признаков мужского начала, — объявил наконец профессор Ваксмут. — Необходимо, конечно, проверить ее, то есть его гормональный состав.

Он вызвал медсестру и велел ей взять у меня десять кубиков крови, а пробирку поставить отдельно: он сам, мол, проведет анализы.

Пока сестра прокалывала мне вену и извлекала оттуда мою родную темно-красную кровушку, он приступил к срочному консилиуму с доктором Таубером: речь шла о методе, позволявшем установить возможную мутацию психики по аналогии с мутацией органов.

Меня это интересовало меньше всего. Меня волновали скорее вопросы практического порядка. Должен ли я, например, делать вид, что являюсь мужчиной, в то время как таковым уже не являлся. В этом случае любой общественный туалет может стать для меня роковым. Если же я начну носить юбку, туфли на высоких каблуках и женскую прическу, я наверняка потеряю массу клиентов. Кроме того, мне претила снисходительная манера некоторых судей по отношению к женщинам-адвокатам. Проблем появилось великое множество, вплоть до пуговиц, которые мне предстояло научиться застегивать с другой стороны.

Оба медика, казалось, пришли к общему мнению. Профессор Ваксмут подождал, пока я оденусь, а затем сообщил свой диагноз:

— У вас совершенно необычный для моей практики случай. Я еще раз полистаю специальную литературу, хотя почти уверен, что там ничего не найдется. Не поймите меня превратно: я настроен вполне оптимистично. Как только будет готов ваш гормональный анализ, мы начнем превентивное лечение, окончательное лечение назначим, когда обнаружим причины вашей мутации. Я сильно подозреваю ваши гены, эти маленькие носители зашифрованной информации, которые, как вам известно, определяют рост и характер клеток. Вполне возможно, что изменение генов и повлияло на ваши половые органы. Но целый комплекс других факторов, несомненно, способствовал этому процессу. Это-то и привело к столь радикальной мутации за такое короткое время. Необходимо будет провести всесторонние исследования, консультации, множество анализов. Мы привлечем для этого крупнейших специалистов: биологов, генетиков, гинекологов, биофизиков, а в случае необходимости — и представителей других научных направлений. Мы не причиним вам никакой боли. Мы только просили бы вас быть готовым для дальнейших тестов. Конечно, если вы предпочитаете, чтобы мы ничего не предпринимали, если желаете оставаться тем, кем вы стали (а на мой взгляд, вы абсолютно здоровая женщина), я не могу навязывать вам свою помощь. Однако в интересах науки и в ваших собственных интереса, сударыня, прошу прощения, сударь, я бы весьма высоко оценил вашу готовность помочь нам прояснить этот столь исключительный, столь уникальный и столь многообещающий феномен, который я хотел бы назвать «синдромом Ваксмута».